Роберт Говард - КОНАН. КРОВАВЫЙ ВЕНЕЦ

Так вот, вторжение зуагиров дает нам шанс, о котором мы и мечтать не смели! Что в действительности задумал Конан — судить не берусь. Возможно, он стремится лишь отомстить Констанцию. Возможно, он хочет разграбить город и даже разрушить его… Он же варвар — почем знать мысли варвара?

Я так вам скажу: наша с вами задача — спасти королеву, пока будет длиться сражение. Констанций выводит войска на равнину, желая задать Конану бой. Я видел — уже сейчас его люди садятся на лошадей… В городе все равно слишком мало продовольствия, чтобы выдержать осаду. Копан неожиданно налетел из пустыни, запасов не подвезти… Зато сам киммериец к осаде вполне готов. Лазутчики утверждают, будто у зуагиров даже появились осадные машины, построенные, без сомнения, опять-таки под руководством Конана, опытного в воинской науке западных стран.

Итак, Констанций постарается избегнуть долгой осады, он выведет своих людей на равнину в надежде разметать кочевников Конана одним решительным ударом. Таким образом, в городе останутся лишь несколько сотен наемников, и все они будут, скорее всего, на стенах и при воротах, а возле тюрьмы многочисленной охраны стоять не должно.

Когда же мы освободим Тарамис… Вот вызволим ее — тогда и посмотрим, как быть дальше. Если Конан одержит верх — покажем народу настоящую королеву и призовем горожан к восстанию. Я уверен, люди поднимутся! Непременно поднимутся!.. Они так натерпелись, что голыми руками разорвут оставленных в городе шемитов и захлопнут ворота, отгораживаясь и от наемников, и от зуагиров. Мы никого к себе больше не пустим… После пригласим Конана на переговоры. Мы помним, как он всегда уважал и любил королеву. Если он узнает правду, и в особенности если Тарамис сама к нему обратится,— надобно думать, он пощадит город… Если же победа достанется Констанцию, а Конан будет разбит… что, к сожалению, более вероятно… Тогда придется тайно выбираться с королевой из города и искать спасения в бегстве… Все ясно, друзья мои?

Собравшиеся дружно закивали.

— Так возьмемся же за оружие,— воскликнул говоривший,— вручим наши души Иштар и двинемся к подземной темнице, ибо наемники уже выходят через южные ворота!..

…Дело обстояло именно так, как он говорил. Солнце играло на остроконечных шлемах и разноцветном убранстве боевых коней — наемное воинство широкой рекой втягивалось под каменную арку. Предполагалось, что сражение примет на себя в основном конница — так, как это водилось в странах Востока. И всадники стальной лавиной двигались навстречу своей судьбе — вороненые и серебристые кольчуги, завитые бороды, горбатые носы, безжалостные глаза, не ведающие жалости и сомнений.

Жители безмолвной толпой собирались вдоль улиц и стен. Хауранцы глядели на чужаков, уходивших вроде бы защищать их родной город… Никто не произносил ни слова, обнищавший, оборванный народ просто стоял и смотрел, держа шапки в руках…

В башне у окна с видом на широкую улицу, что вела к южным воротам, на бархатном диване нежилась Саломэ. И не без насмешки наблюдала, как Констанций препоясывает поджарые чресла широким боевым ремнем и натягивает латные рукавицы. Кроме них двоих, в комнате никого не было, лишь снаружи сквозь золотую оконную решетку долетал ритмичный цокот копыт и глухой лязг оружия.

— Еще до заката у тебя наберется полным-полно пленников на корм твоему храмовому демону,— покручивая тонкий ус, пообещал Констанций,— А то его, небось, уже тошнит от мягкой плоти изнеженных горожан. Сегодня он узнает, каковы на вкус закаленные воины из пустыни!

— Смотри, сам не угоди на обед чудищу пострашней Цо-га,— предостерегла девушка.— Ты, случаем, не забыл, кто стоит во главе этих двуногих животных?

— Забудешь его, пожалуй,— буркнул наемник.— Думаешь, почему я решил выйти ему навстречу? Негодяй сражался на западе, он знает, как брать город измором. Мои разведчики еле сумели подобраться к его войску на марше,— он выставил охранение, а у этих зуагиров глаза ястребиные,— но все-таки мои люди подошли достаточно близко, чтобы заметить машины, поставленные на колеса, влекомые упряжками верблюдов. Тараны, катапульты, баллисты… О Иштар! У него там, похоже, десять тысяч человек день и ночь трудились не покладая рук, причем не менее месяца!.. И где он столько дерева набрал, вот чего не пойму. Не иначе, с туранцами договорился, они его и снабдили…

А впрочем, оно ему все равно не поможет. Мне доводилось биться с волками пустыни, я наперед знаю, как все будет. Сперва перестрелка — и тут моих людей защитит надежная броня,— а после атака, в которой наш сплоченный строй рассечет беспорядочные рои зуагиров, развернется и довершит разгром, рассеивая их на все четыре ветра. Говорю тебе, еще до заката я въеду в южные ворота, и за хвостом моего коня будут плестись сотни голых связанных пленников. Вечером мы устроим праздник на площади перед дворцом! Моим молодцам, знаешь ли, нравится живьем сдирать с пленников кожу,— вот и устроим им доброе развлечение, а тонкошеих горожан заставим смотреть!.. Что до Конана… Если удастся захватить его живым, я уж не откажу себе в удовольствии. Посажу его на кол прямо Нa cтyпеняx дворца…

— Да на здоровье, сдирай шкуры хоть со всех сразу,— зевнула колдунья.— Давно хотела пошить себе платье из человеческой кожи, тщательно выделанной… Оставь мне только сотню с чем-нибудь пленных — для алтаря и для Цога.

— Все сделаю, как пожелаешь,— пообещал Констанций, рукой в железной рукавице убирая редеющие волосы с высокого залысого лба, покрытого густым загаром.— Буду биться за победу и во имя непорочной чести Тарамис!..— добавил он ядовито, беря под мышку свой шлем с забралом и вскидывая руку в шутовском салюте.

Лязгая латами, он покинул чертог. Еще некоторое время Саломэ слышала, как он резким голосом отдавал приказы своим военачальникам. Когда все стихло, она откинулась на подушки, зевнула, сладко потянулась — гибкая, точно кошка,— и громко позвала:

— Занг!..

Сейчас же беззвучно вошел жрец, чья желтая кожа напоминала пергамент, туго натянутый прямо на череп. Саломэ повернулась туда, где на подставке из слоновой кости покоились два хрустальных шара, и, взяв меньший из двух, протянула жрецу.

— Езжай с Констанцием,— сказала она.— Я хочу знать, что произойдет на поле сражения. Ступай!

Череполицый низко поклонился, явно понимая госпожу с полуслова. И, спрятав блестящий шар под темным плащом, поспешно вышел из комнаты.

Снаружи, в городе, пока стояла тишина — если не считать постепенно отдалявшегося топота множества копыт, а потом — короткого лязга закрываемых ворот. По широкой мраморной лестнице Саломэ поднялась на плоскую крышу, затененную шатром и окруженную каменной балюстрадой, на самое высокое здание города. С него были хорошо видны пустые улицы и безлюдная площадь перед дворцом… Правду сказать, площадь последнее время в основном так и выглядела — народ выучился избегать зловещего храма напротив дворца,— но сегодня как будто вымер весь город. Какие-то признаки жизни удалось заметить лишь на южной стене да на крышах, с которых открывался вид на равнину. Вот где народ толпился по-настоящему густо!.. Хауранцы не выкрикивали никаких пожеланий войску, вышедшему сражаться, потому что не знали, чего желать Констанцию, поражения или победы. Победа определенно сулила дальнейшее прозябание под рукой немилостивого правителя.