Роберт Говард - КОНАН. КАРАЮЩИЙ МЕЧ

— Помешать тебе я все равно не могу,— проворчал граф.— Но запомни, Зароно: никто из твоей команды не войдет в эти ворота. Если кто-нибудь приблизится на сотню шагов, будет застрелен без предупреждения. И не вздумайте разорять скотные дворы и сады! Трех бычков я вам позволяю забить на мясо, но ни одним более! А если твоим разбойникам не по нраву эти условия, что ж, мы сумеем отстоять свою крепость!

Буканьер насмешливо улыбнулся.

— Против Строма вы не слишком-то успешно держались…

— Вторую осадную башню вам не построить,— угрюмо заметил граф.— Разве что нарубите деревьев в лесу. И твои стрелки — не чета барахским, меткость у вас примерно как у моих…

Да и стоит ли убогая добыча, которую вы можете здесь взять, стольких трудов?

— А кто тут вообще говорит о сражениях и добыче? — возмутился Зароно.— Мои люди хотят размять ноги на сухом берегу, вот и все. Ну там, хорошо бы еще сунуть в рот что-нибудь, кроме свиной солонины… Я отвечаю за их доброе поведение. Так можно нам высадиться?

Валенсо очень неохотно ответил согласием. Зароно раскланялся — не без едва уловимой язвительности — и удалился все тем же размеренным, торжественным шагом, как если бы под его сапогами был не прибрежный песок, а полированный хрусталь дворцовых полов Кордавы, где, если верить слухам, Зароно когда-то был фигурой не из последних.

— Стену никому не покидать,— обращаясь к Гальбро, распорядился граф.— Не доверяю я этому ренегату! И то, что он прогнал Строма от наших ворот, еще вовсе не значит, что он сам при случае наши глотки не перережет!

Гальбро только молча кивнул. Ему ли было не знать о смертельной вражде между пиратами и зингарскими буканьерами. Пираты были в основном аргосскими моряками, оказавшимися по разным причинам объявленными вне закона. Вражда Аргоса и Зингары продолжалась уже много веков, и в случае морских разбойников к ней примешивался еще и, так сказать, спор за кусок. Те и другие флибустьеры жили нападениями на торговые корабли и прибрежные города — а стало быть, и между собой рубились без всякой пощады.

Соответственно, защитники крепости оставались настороже и очень бдительно следили за тем, как буканьеры высаживались на побережье. Это были темнолицые люди в ярких шел-, ковых нарядах и блестящих доспехах, с цветными шарфами, повязанными на головах, и золотыми кольцами в мочках ушей. Они разбили лагерь на берегу; зингарцы насчитали примерно сто семьдесят человек, и Валенсо обратил внимание, что Зароно выставил дозорных на обоих мысах. Впрочем, никто не тронул садов и огородов, и только три бычка — причем Валенсо сам руководил выбором, крича со стены,— были отогнаны к берегу на убой. Вскоре буканьеры зажгли на пляже костры, притащили с корабля оплетенный бочонок эля и выбили крышку…

В другие бочонки уже набирали пресную воду из родника, что бил немного южнее крепости, а в лес направились охотники с арбалетами. Видя это, Валенсо счел должным предупредить Зароно, прокричав ему:

— Не посылай своих людей в лес! Если не хватило мяса, лучше возьми из хлева еще бычка!.. Стоит охотникам углубиться в здешнюю чащу, как на них могут налететь пикты! Там, в дебрях, живут целые племена этих размалеванных дикарей. Нам пришлось отбиваться от них едва ли не сразу, как только мы высадились, и с тех пор еще шестеро наших погибли в лесу. Сейчас у нас с пиктами мир, но очень непрочный! Смотри, потревожишь их — не оберешься беды!

Предупреждение графа заставило Зароно беспокойно оглянуться на зеленую стену, предводитель буканьеров, ни дать ни взять, искал глазами воинственных дикарей…

Но там никого не было, и Зароно с поклоном ответил:

— Спасибо за предостережение, государь мой.

И отозвал своих людей, окликнув их резким и грубым голосом, вполне чуждым придворной учтивости, с которой он обращался к Валенсо.

Если бы ему удалось пробить взглядом плотную листву, его опасения возросли бы многократно — ибо там притаилась темная тень, наблюдавшая за пришельцем черными непроницаемыми глазами. Это был воин в жуткой раскраске, одетый лишь в ноговицы из кожи косули, с пером тукана, воткнутым в волосы чуть повыше левого уха…

Наступил вечер, и небо над океаном стала заволакивать едва заметная сероватая дымка. Солнце опустилось в ярко-алый расплав, бросая на гребни черных волн кровавые отблески. Потом с моря наполз туман. Он дотянулся до леса и невесомыми щупальцами обвил деревянные стены. Костры возле берега тускло светили сквозь мглу, хмельное пение буканьеров казалось очень далеким. Новоприбывшие доставили со своего кара-ка старую парусину и на скорую руку соорудили из нее шатры.

В лагере по-прежнему жарилось свежее мясо и щедро лился эль, пожалованный капитаном.

Ворота крепости оставались запертыми. По стенам расхаживали воины. Они держали на плечах пики, стальные шлемы усеялись блестящими бусинками влаги. Дозорные беспокойно поглядывали в сторону прибрежных костров, но едва ли не чаще косились на лес, размытой темной полосой проступавший в тумане. Крепость молча затаилась во тьме, лишь кое-где между ставнями жилых домиков пробивались слабые блики свечей да лился свет из окон хозяйского дома. Тишину нарушали только шаги часовых, да капанье скопившейся влаги, да отдаленное пение буканьеров…

Слабое эхо этого пения достигало главного зала, где граф Валенсо сидел за бутылкой вина со своим не слишком-то желанным гостем.

— У твоих ребят, я смотрю, дым коромыслом,— сказал он Зароно.

— Они рады случаю побродить по песку,— был ответ.— Мы проделали долгой и утомительный путь… Да, эта погоня отнюдь не была легкой прогулкой!

Он галантно отсалютовал кубком молчаливой девушке, что сидела по правую руку хозяина дома, и церемонно пригубил вино.

Вдоль стен были выстроены солдаты при полном вооружении и бесстрастные слуги в атласных камзолах. Дом графа Валенсо, выстроенный на пустом берегу, был лишь бледным отражением того великолепного двора, что он держал когда-то в Кордаве.

Хозяйский дом, который ему нравилось называть особняком, был по меркам здешних мест истинным чудом. Сто человек долгие месяцы трудились на его строительстве буквально день и ночь. Снаружи бревенчатые стены были почти лишены каких-либо украшений, но что касается интерьера, то замок Корзетта был воспроизведен со всей мыслимой точностью. Деревянных стен главного зала было не видно за шелковыми шпалерами, затканными золотой нитью. Корабельные бимсы, заботливо отполированные, стали его стропилами. Пол покрывали толстые ковры. Широкая лестница, уводившая из зала наверх, тоже была застлана коврами, ее обрамляли массивные перила, служившие некогда фальшбортом на галеоне…

Огонь, пылавший в обширном очаге, гнал прочь холодную сырость ночи. Свечи в огромном серебряном канделябре, красовавшемся посреди большого, сработанного из красного дерева пиршественного стола, бросали длинные тени на лестницу. Граф Валенсо сидел во главе этого стола, за которым, кроме него, присутствовали его племянница, сомнительный гость, домоправитель Гальбро и капитан стражи. Немногочисленное общество лишь подчеркивало громадность стола, за которым легко разместилось бы полсотни гостей.