Виктор Некрас - Ржавые листья

Проснулся Волчий Хвост от едва внятного скрипа двери. И тут же рванулся к мечу, уронил на пол ножны, поднял нагой клинок.

В ярко светящийся в лунном свете дверной проём бесшумно проскользнул человек. Волчий Хвост мельком подивился тому, что во сенях ярко светит луна — не иначе дверь на крыльцо отворена настежь… а стало быть, кметь на крыльце…

Вошедший на миг замер у двери, и воевода осторожно потянул из гнезда на ножнах меча хитрую придумку переяславского кузнеца — гусиное перо с тонкой стальной насадкой. Несмотря на презрение, что витязи-кмети по обычаю питали к метательному оружию, Военег Горяич никогда с этим пером не расставался, и не пораз бывало, что оно спасало воеводе жизнь.

— Воевода, — негромко позвал незнакомый голос. Волчий Хвост отвёл руку с пером в сторону, готовясь метнуть в любой миг.

— Воевода, я друг, — всё так же негромко сказал голос. — Только не швыряй в меня нож или ещё какую пакость. Я сей час выйду на свет, чтоб ты меня видел.

Он и впрямь появился в потоке серебристого лунного света. Весь в чёрном, коротко стриженые на мужицкий лад рыжие, просто огненные волосы, прямой нос, длинные рыжие усы, твёрдый бритый подбородок. Вроде не кметь. Вой?

— Я друг, воевода, — повторил человек и показал пустые руки — оружия в них не было, что вовсе не значило, что у него его нет вообще.

Волчий Хвост крупно сглотнул, загнал меч в ножны, одновременно незаметно упрятав перо. Сел на лавке, опустил на пол босые ноги.

— Задёрни занавески, — велел он, вставая. Ударил по кремню, треща, вспыхнул трут. Воевода запалил все три свечи и кивнул на лавку у стола.

— Садись, коль друг. Говорить будем. Не зря ж ты сюда пришёл.

Человек сел поодаль, и Волчий Хвост вдруг понял кто это. Жар.

— Что с кметьем? — спросил он резко. — С тем, что на крыльце.

— С каким кметьем? — неподдельно удивился Жар, и воевода тут же вспомнил — он сам отпустил сторожу.

— Люди меня Жаром кличут.

— Похож, — невольно усмехнулся Военег Горяич. — Что скажешь, Жаре?

— Свенельд-воевода тебе поклон шлёт, — на пальце Жара тускло блеснуло в пляшущих отсветах свеч тонкое серебряное кольцо. Змейками плясали по его ободку руны, и Волчий Хвост вмиг вспомнил даже, что означает надпись. «Мы не воруем, а отнимаем», славное изречение урманских скальдов. Мало кто в своё время не знал этого кольца. Воевода даже невольно поёжился.

— Он что-то велел мне передать?

— Да, — Жар положил на стол берестяной свиток. — Про что писано, не ведаю.

Он откинулся спиной к стене, оставив руки лежащими на столе. И правильно. Скрести он руки на груди, Волчий Хвост подумал бы ещё, читать ли грамоту при нём. Из-под мышек легко выхватить, скажем, нож. Или ещё что. Особенно в таком-то балахоне.

Военег Горяич сломал печать Свенельда, развернул свиток и погрузился в чтение, не забывая постоянно бросать на Жара короткие взгляды.

«Гой еси, воевода…»

Грамота была длинной, и читал Волчий Хвост долго. В начале Свенельд чуть сомневался в его искренности, но потом пошли чёткие и ясные указания. А в конце письма воевода неожиданно наткнулся на сжатое и ясное описание того, что предлагал после победы кто-то из нынешних соратников Свенельда. Знать бы ещё — кто?

«И каждой земли — свой князь, племенной. Отдельный. И дани никоторой не платить никому. А с ними — не над ними, а с ними, первым средь равных! — киевский князь. Не великий, а старший! Никаких податей, никакого полюдья, только войский союз против общего ворога. И закон писаный принять, дабы тех князей, что власть бесчинством возьмут, все иные князья, все вместе — окоротили бы! И жить вольней будет намного. А князь киевский только войский голова на рати, не более».

Волчий Хвост уронил грамоту на стол, и она, как живая, свернулась в трубочку.

Прошло несколько времени, длинного и тягучего, пока Военег Горяич вновь не разомкнул губы:

— Сколь людей у тебя в посаде есть? Да не отпирайся, всё одно не поверю, что нет никого. Один бы ты из града не выбрался.

Жар ответил, глядя в сторону:

— Двое. Кто — не скажу. И не спрашивай.

— Не буду, — пожал плечами воевода.

Схватить его сей час? Нельзя. Его люди наверняка знают, куда и зачем пошёл их вожак. И сообщат Свенельду. И игра будет проиграна. Свенельд не придёт, а Владимир не простит учинённого в Ирпене. И тот незаметный шаг, что пока отделает его, Военега Горяича, опалу от настоящей, будет сделан. И тогда придётся играть на другой стороне.

Да и сам Жар чем-то нравился Волчьему Хвосту, непонятно чем. То ли своей твёрдостью, то мастерством своим, то ли спокойствием…

— В кром-то как прошёл?

Жар неопределённо повёл плечом и смолчал.

— Ладно, ступай пока.

Двухсполовинойсотенная рать Свенельда и Варяжко показалась на окоёме, как он и обещал в грамоте, на второй день после возвращения Жара. После полудня в Ирпень примчался всадник-дозорный и сразу пробежал в терем, к Волчьему Хвосту.

Вскоре воевода появился на крыльце в полном вооружении, в сопровождении всё того же вестоноши. Жар со своими людьми — он уже знал, что Свенельд на подходе — был тут же, во дворе, и с любопытством и лёгким удивлением уставился на Волчьего Хвоста — чего это в латах да с оружием?

— Самовит! — зычно раскатился по двору голос Военега Горяича.

— Здесь я, господине, — отозвался дружинный старшой. Варяг тоже стоял неподалёку от крыльца, хищно улыбаясь и поигрывая золочёной кисточкой пояса. Жар замер — что-то ему не нравилось.

— Ворота?

— Заперты, воевода!

— Взять! — коротко велел Волчий Хвост. Жара вдруг охватило ознобом, он бросил руку к ножу, но было поздно. Около него внезапно выросло двое кметей, схватили за руки, заламывая их за спину. Его люди опешили, но нацеленные на них луки с узкими бронебойными насадками стрел вмиг убедили ирпеничей, что это всё — взаболь. А из клети уже выводили щурящегося от яркого солнца Чапуру, а Волчий Хвост возвращал обомлелому голове его меч и шестопёр, хмуро и чуть виновато улыбаясь. В груди Жара стыла смертная тоска, — он уже всё понял. Понял, что в одночасье проиграл враз всё — и жизнь, и честь, и удачу. В бешенстве и отчаянии он взвыл и рванулся из рук Военежичей так, что мало не вырвался. И, скрюченный и скорченный, продолжал дико выть сквозь зубы точно так же, как когда-то у стен Родни Варяжко.

— Жар, Ставко, Вакул — за мной!

Три отрока из личной дружины Варяжко не посмели ослушаться. Да и не могли они ослушаться — им князь Ярополк не указ, у них иной господин — сам Варяжко.

Полог шатра откинулся, вышел бледный Владимир, за ним, опасливо косясь по сторонам — Блуд. Увидев их вместе, Варяжко вмиг понял всё и завыл по-волчьи, закончив вой утробным горловым хрипением, в коем ясно слышалась жажда крови. Все невольно попятились.