Виктор Некрас - Дажьбожьи внуки Свиток второй. Земля последней надежды

— А-а, — протянул Смета, как показалось Несмеяну, разочарованно. И замолк.

Вот так и рождаются страшные сказки про звероголовых людоедов, — неприязненно думал Несмеян. Сам он подобных небылиц не одобрял, — врага следует ведать и уважать, а не сочинять про него всякие небылицы, вроде того, что и мясо сырое жрут, и вшей собственных…

Несмеян покосился на солнце, которое краем начищенного медного щита задевало уже вершины берёз. Пора бы погоне и появиться уже, а не то и до темноты недалеко.

Обрубить хвост было необходимо, чтобы для пришельцев с киевского юга Всеславля княгиня и княжичи, которые сейчас вовсю погоняют коней, окончательно затерялись в кривских дебрях.

Мальга вновь зашевелился, суетливо хватаясь то за одно, то за другое.

— Несмеян!

— Ну, чего ещё?! — раздражённо прошипел Несмеян стойно гадюке-козуле, не отрывая глаз от дороги.

— Едут!

— Вижу, двенадцать упырей!

Несмеян и вправду уже видел их, — десять всадников в двух верстах от засады. Осторожно потянув лук из налучья, он тихо засвистел-зашипел сквозь зубы. Засада в шесть ртов отозвалась тем же. Слева послышался скрип самострела, щёлкнул замок.

Кому которого врага бить — было обусловлено заранее.

Всадники приближались. Несмеян всмотрелся в них и поразился, — они ехали без всякого бережения, как на прогулке в степи. Цепочкой, один за другим. Все десять — вкупе, не россыпью. Потом ему вдруг пришло в голову страшное, — а ну как это только один из, скажем, пяти-шести, а то и десяти загонов, отправленных сами князем Мстиславом впереди рати, в навороп. Да ну! Он помотал головой, отгоняя страх. Не может такого быть. Разведка в полсотни — это если по их следам идёт целая рать, чего и совсем быть не может. Для Мстислава сейчас гораздо важнее Полоцк да Витебск захватить, хотя и семья Всеславля — знатная добыча. Несмеян с ненавистью скрипнул зубами — поперёк горла было видеть то, как вольно едут по кривской земле киевские кмети.

Кияне приближались. Несмеян сжал срединную рукоять лука до боли в пальцах. Едут!

Загон поравнялся с засадой.

Несмеян выжидал. И когда засады достиг последний, полоцкий гридень поднял лук. Изогнутые крылышки широкого срезня коснулись шеи едущего последним кметя. Молоденький, — вряд ли двадцать лет сравнялось — киянин даже и не подозревал об угрожающей им опасности. На миг Несмеяна пронзило острое ощущение жалости к молодости и неопытности парня. И тут же исчезло. Всё одно нельзя было упускать никого!

И — кто его знает, может быть, этот зелёный киянин успел уже не одну кривскую забубённую головушку снести с плеч?

Стиснув зубы, Несмеян взял упреждение, спустил тетиву и пронзительно засвистел.

Он ведал, — он не промахнётся. Рука не дрогнет.

Рука — не дрогнула.

В ответ на свист со всех сторон посыпались стрелы. Несмеян щедро дал своим людям время для того, чтобы выбрать цель и прицелиться. И сейчас они били безошибочно. Пять всадников сразу завалились в сёдлах. Кони всхрапнули и рванулись.

Остальные пятеро даже не успели ничего понять. Бойцы Несмеяна уже бежали к ним по дороге. Несмеян, приостановясь, ещё раз рванул тетиву и с восторгом успел заметить, как валится ещё один пробитый навылет киянин.

Первым опомнился молодой и высокий кметь в середине цепочки, не задетый ни одной стрелой. Вырвав из ножен меч, он что-то гортанно проорал, поднял на дыбы и развернул коня. Он бы, может быть, и прорвался. Но Несмеян прыгнул диким котом на круп его коня, и меч кривича развалил киянина до седла. Конь взлягнул, гридень мягко спрыгнул наземь, упал на колено. Огляделся.

Одного киянина свалили с коня и мало не топтали ногами. Размеренно взлетал и опускался кистень Добрыни, слышалось азартное хаканье и тупое сосредоточенное сопение. Несмеян невольно поморщился.

Ещё один уже подлетал к Несмеяну, отводя в руке меч для удара. Клинок свистнул, Несмеян быстро присел, киянин уже почти пролетел мимо, когда меч Несмеяна настиг его сзади и задел шею. Смерть вцепилась железными клещами, и кметь кувыркнулся с коня.

Гридень быстро поворотился, вновь оглядывая поле боя. Последний киянин вертелся на коне, размахивал мечом, отбивая удар за ударом, а его быстро окружали кривские кмети. Несмеян опустил вниз остриём меч и мягко-кошачьим шагом двинулся вперёд. Но не успел.

Мальга диким прыжком отскочил назад, и с широкого размаху метнул нож. Хлестнула кровь, конь споткнулся, рухнул, и киянина ударили сразу трое.

На дороге лежали десять трупов. Несмеян прошёлся вдоль дороги, пристально разглядывая мёртвых. А меч ждал своего мига в его руке, глядя остриём в землю.

На миг приостановился и поморщился.

Две половинки разрубленного им молодого киянина.

Ещё шаг.

Невысокий жилистый кметь ещё цеплялся за жизнь. Стрела попала ему под ключицу, он ещё дышал и пытался ползти. Несмеян несколько мгновений постановил над ним, гоняя желваки по челюсти и разглядывая его суженными глазами. Потом лицо Несмеяна исказилось, — на миг он стал страшен. Кметь поворотил голову и затуманенными глазами успел увидеть взлетающий меч. И свою неминуемую смерть.

Одним взмахом оборвав никому не нужную жизнь, бестолково задержавшуюся в теле, Несмеян шагнул дальше.

И замер.

Тот самый мальчишка-киянин. Широкая стрела-срезень, выпущенная Несмеяном, разорвала ему горло мало не до самых позвонков. Страшная и безобразная рана сразу бросалась в глаза.

Несмеян похолодел. На миг ему показалось, что у него под ногами лежит Невзорка, неведомо как оказавшийся в киевском войске. Всего на миг. Несмеян закусил губу, мотнул головой, поворотился к своему взъерошенному войству, сгрудившемуся в стороне и смотрящему на своего вожака мало не со страхом.

— Этих, — он мотнул головой на трупы, — с дороги убрать. Оружие и доспехи — собрать!

Вои, недовольно и невнятно бурча себе под нос, задвигались. Обдирали доспехи и оружие, пытались ловить коней. Радим уже нашёл в чапыжнике небольшой ложок и рыл общую могилу, споро углубляя дно и подрезая стенки.

Трупы сбросили вниз, завалили землёй и валежником, старательно утаптывая, словно боясь, что убитые кмети воротятся обратно.

Конец.

Хвост обрублен.

Войско вышло в вид города к полудню.

Мстислав Изяславич остановил коня, задумчиво глядя на дубовые городни, высящиеся на верху глинистых валов. Город, заново отстроенный дедом нынешнего полоцкого князя (бывшего, княже, бывшего!), можно сказать, возрождённый после Владимирова погрома, цвёл и рос.

Вон того посада не было ещё при Изяславе Владимириче (а Владимириче ли?!), а вон того — и при Брячиславе. А вот эту слободу устроил Всеслав всего пять лет тому, как воротился из степного похода, когда Ярославичи гоняли по Дикому Полю торков и зорили их становища.