Роберт Говард - ЖЕЛЕЗНЫЙ КУЛАК. Сага великих битв

После этого между мной и Стариком появился этакий холодок. Старикан, конечно, всегда был неласков и вздорен, но сердце имел доброе, и скорее всего, стыдно ему было за самого себя. Однако исключительное его упрямство не позволяло признаться в этом, а кроме того, он еще был здорово обижен на нас с Майком. И вот в Гонконге он без звука выплатил мне причитающееся жалованье, и мы с Майком спустились по сходням на пирс. На душе было как-то погано и страшновато, хотя я и не показывал виду, а вел себя так, точно безумно рад распрощаться наконец с этой старой лоханью. Однако я с тех самых пор, как вырос, не знал другого дома, кроме «Морячки», и, хоть покидал ее время от времени, чтобы малость побездельничать или поучаствовать в боксерских состязаниях, всегда возвращался назад…

Теперь же было совершенно ясно, что обратного пути нет, и от этого я чувствовал себя хуже некуда. Чемпионом я был опять-таки только на «Морячке» и, сойдя на берег, тут же услышал, как Хансен-Мухомор и Билл О'Брайен пытаются решить промеж собой, кому из них отныне будет принадлежать этот почетный титул.

Что ж… Быть может, некоторые и скажут, что мне следовало спровадить Майка на берег, а самому остаться. Но, по-моему, если человек вот так запросто бросит своего пса, это еще хуже, чем оставить в беде товарища.

Майка я подобрал несколько лет назад в Дублинском порту, где он бродил сам по себе, дрался с любым попадавшимся на пути четвероногим и тяпнуть при случае какого-нибудь двуногого обормота тоже не возражал. Майком я его назвал в честь моего брата, Железного Майка Костигана, отлично известного в тех высших бойцовских кругах, куда мне никогда не попасть.

Так вот, побродил я малость по местным забегаловкам и вскоре наткнулся на Тома Роуча, тощего такого механика; я однажды в Ливерпуле его нокаутировал. Мы немного потрепались, кочуя из заведения в заведение и понемножку выпивая, и наконец забрели в кабачок, несколько отличающийся от других. Сплошь, понимаете ли, одни французы, в великом множестве, да такие важные, разодетые в пух и прах, спасу нет! Бармены с официантами, тоже все французы, покосились на Майка нехорошо, но ничего не сказали. Я принялся было выкладывать Тому свои горести, но тут заметил, что прямиком к нашему столику движется высокий молодой человек в элегантном костюме, при перчатках и трости. Его в этом кабаке хорошо знали, судя по тому, как местные олухи повскакивали с мест, салютуя ему бокалами и вопя что-то по-французски. Он им всем снисходительно улыбнулся и этак замысловато взмахнул тростью. Вот этот его жест меня здорово разозлил. То есть этот чудак с самого начала себя повел вызывающе, понимаете?

Ну а Майк дремал себе спокойно подле моего стула — он, как и всякий настоящий боец, не слишком привередлив. А этот здоровый франт вполне мог бы через него перешагнуть или же обойти, однако он остановился и ткнул Майка своей тростью. Майк приоткрыл один глаз и вежливо этак приподнял верхнюю губу, словно бы говоря: «Нам неприятностей не нужно. Иди куда шел и оставь меня в покое».

Тогда этот французский идиот — что бы вы думали? Поднял ногу в шитой на заказ кожаной туфле и изо всех сил пнул Майка по ребрам! Мне кровь ударила в голову, и в какую-то секунду я был на ногах, но Майк оказался проворнее. Он прыгнул и целью себе наметил уж никак не ногу этого лягушатника, а глотку. Однако француз, оказавшийся на удивление шустрым, опустил тяжелую трость Майку на голову. Бульдожка мой упал и замер. В следующий же миг француз тоже грохнулся на пол и тоже замер, да, вы уж поверьте, еще как! Мой удар с правой в челюсть его уложил, а стойка бара, к которой он, падая, приложился маковкой, помогла ему не подняться.

Я нагнулся к Майку, но он уже и сам очухался, хотя о голову его сломали трость со свинцом внутри. Да, чтобы отключить Майка хоть на несколько секунд — это постараться надо. Как только он снова начал соображать, глаза его налились кровью и забегали в поисках обидчика. Я тут же схватил его и целую минуту был занят только тем, как бы его удержать. Затем глаза его вновь стали нормального цвета, он завилял обрубком хвоста и лизнул меня в нос.

Однако я отлично знал, что при первой же возможности он перегрызет этому французу глотку, если только раньше не сдохнет. Взять верх над бульдогом можно, только убив его.

Будучи занят Майком, я не слишком-то обращал внимание на то, что творится вокруг. Но банда французских моряков, возжелавших было броситься на меня, остановилась, завидев в руке Тома Роуча револьвер. Том — боец серьезный, к дурачествам не расположенный.

К этому времени мой француз очнулся. Стоял, прижимая платок к кровоточащей губе, и, слава Юпитеру, никогда еще не видел я такого взгляда! Лицо его было мертвенно-бледным, а черные глазищи, устремленные на меня!.. Нет, ребята, в них была не просто ненависть и желание разделаться со мной. В глазах его сверкала мгновенная смерть! Однажды, в Гейдельберге, я видел известного фехтовальщика, убившего на дуэлях десять человек; вот у него глаза были точно такие же.

А вся тамошняя французская банда меж тем суетилась вокруг Майкова обидчика — орали, выли, лопотали что-то по-своему, так что ни слова не разобрать. Потом один подскочил к Тому Роучу, потряс кулаком перед его носом, указал на меня, заорал, и вскоре Том обратился ко мне:

— Стив, этот гусь вызывает тебя на дуэль. Что скажешь?

Я снова вспомнил того немецкого дуэлянта, подумал: «Этот петух наверняка родился с рапирой и дуэльным пистолетом в руках!» — и только открыл рот, чтобы сказать: «Ну уж дудки!», как Том шепнул:

— Это ведь тебя вызывают! Значит, и выбор оружия — за тобой.

Тут я облегченно вздохнул, а лицо мое, простодушное, но честное, расплылось в улыбке.

— Скажи, что я выбираю боксерские перчатки. По пять унций.

Конечно же, я так прикидывал, что этот хлыщ в глаза никогда не видал перчаток. Поэтому вы, может, думаете, будто я с ним играл нечестно, ну а он-то сам? Я-то, рассчитывая, что он не отличит левого хука от нейтрального угла, намеревался только задать ему небольшую взбучку. Ну да, верно, чувствуя за собой явное преимущество. Но он-то намерен был убить меня! Я ведь вовсе никогда не держал в руках шпаги, а из пистолета не попаду даже в стену сарая…

Ну, Том перевел им мои слова, и они снова залопотали по-своему, и, к изумлению моему, на красивом, но злобном лице моего визави заиграла холодная, убийственная улыбка.

— Они спросили, кто ты такой, — пояснил Том. — Я сказал, мол, Стив Костиган из Америки. А этот петух ответил, что его зовут Франсуа и этого, как он полагает, для тебя достаточно. Сказал, что будет драться с тобой прямо сейчас, в частном клубе «Наполеон». Там, похоже, держат ринг на случай, если кому-нибудь вздумается выставить приз для боксерского матча.