Роберт Говард - БРАТ БУРИ. Сага Медвежьей реки

— Юный безумец, — перебил его Гордон, — вы хотите сказать, что прискакали сюда по этим туннелям и привели с собой девушек?

— Ну вы же понимаете, я не мог остаться в стороне, зная, что вам грозит смерть. Девушки наверху были бы в не меньшей опасности, чем со мной. Во всяком случае, я заставил Хансона идти впереди меня. Думаю, что из страха попасть в него никто бы не решился стрелять в нас. Он, наверное, тоже так думал, потому что нисколько не боялся. Он сказал, чтобы я толкнул идола, и, когда я это сделал, дверь открылась. О дальнейшем вы догадываетесь. Мы вошли, и возле лестницы я увидел нечто, напоминающее большую летучую мышь. Но это был человек, потому что он выстрелил в меня, а я в него. Малый, несомненно, был не тот, за кого себя выдавал. Не думаю, что я его задел, но он бросился наутек по коридору, а мы пошли за ним.

Джон Гордон ударил мускулистым кулаком по ладони.

— Неважно, что я об этом думаю, Харпер! У вас, конечно, были самые лучшие намерения, но вы не понимаете, какой опасности подвергаете этих двух девушек. Отведем же их наверх, пока еще есть шанс их спасти.

Он было повел девушек назад к лестнице, но Харпер его остановил.

— А как же человек, в которого я стрелял? По крайней мере я думаю, что это был человек. У нас есть шанс поймать его и найти разгадку к тайне здесь и сейчас. А Джоан и Марджори могут остаться и сами позаботиться о себе, так как мы очень скоро по кровавому следу найдем это существо, похожее на летучую мышь.

— Вы не понимаете, с каким опасным врагом мы имеем дело, — возразил Гордон. — Спросите моего юного друга Костигена, если мне не верите. Но не сейчас! Ради Бога, поверьте мне и пойдемте, пока не поздно! Мы находимся в логове гремучей змеи, и на нас в любой момент может обрушиться ее ядовитый удар.

Он больше не колебался, а схватил Харпера одной рукой, а Костигена другой, и они рысью помчались по каменному проходу. Когда они приблизились к старинной лестнице, Став Костиген вышел вперед. Гарри Харпер, после мгновенного колебания и бесплодного вглядывания в темноту, в которой исчезла похожая на летучую мышь фигура, неохотно последовал за ним, таща за руку по-прежнему сопротивляющегося Хансона. Дух слуги, казалось, был сломлен, лицо было мертвенно-бледным даже при тусклом свете затхлого коридора. Марджори и Джоан, все еще цепляясь друг за дружку, шли за ним.

Добравшись до огромного холла, они вышли из-за пустого пьедестала, на котором еще совсем недавно стоял загадочный идол, привезенный много лет назад из Тибета старым капитаном Хилтоном Таверел ом. Идола в холле не было. Пока они стояли, разинув рты, кто-то дважды вскрикнул у них за спиной. Обернувшись, они обнаружили, что Марджори и Джоан пропали!

— Ну вот, все прекрасно! — Стивен Костиген сверкнул глазами, повернувшись к дрожащему Хансону. — Вы единственное звено, которое связывает нас с тем, что здесь происходит. Девушки пропали. Сэр Холдред Таверел пропал. Томас Хаммерби пропал. Даже желтый идол как сквозь землю провалился. Нас окружает какая-то тайна. Нам нужны кое-какие ответы, и вы нам их быстро дадите, или я… — Он поднял мозолистый кулак, не раз укладывавший головорезов и в Сан-Франциско, и в Сохо.

Костиген протянул вторую руку и схватил дрожащего англичанина за мятые лацканы его шерстяного пиджака. Глаза Хансона стали большими, как яйца, когда он почувствовал, что его медленно и ровно подняли с каменного пола на целый фут. Хансон замахал обеими руками, словно для того, чтобы защититься от удара, который, он знал, ему не предотвратить.

— Я — я ничего не знаю, сэр! Я здесь, в поместье Таверела, один слуга за всех, так сказать, на все руки мастер! Я не имею никакого отношения к этому языческому желтому идолу! Я всегда уговаривал сэра Холдреда вернуть его в Тибет, откуда его в свое время и привезли. Я говорил это еще сэру Руперту, но меня никто и слушать не захотел!

Костиген отвел глаза от лица Хансона, держа слугу над головами остальных. У американца, должно быть, невероятно крепкие мускулы; поднять Хансона было трудно. Но удерживать его на весу было несравненно труднее. Костиген посмотрел на Джона Гордона. Британский сыщик кивнул. Костиген перевел взгляд на Гарри Харпера.

— Ничего не знает, да, — гневно выпалил Харпер. — А как же это? Как же моя рука? — Он повернулся, чтобы все могли увидеть след от ножа Хансена, пришедшийся в дюйме от того места, где удар мог оказаться очень опасным, может быть, даже смертельным. На мягком твидовом пиджаке Харпера зиял разрез от плеча до локтя. По краям разреза медленно растекалось красное пятно.

Джон Гордон приблизился к молодому человеку и внимательно осмотрел рану.

— Вам невероятно повезло, Харпер. Еще дюйм или два — и вы остались бы калекой. Полфута — и он бы вам вонзил лезвие как раз между ребер. А так у вас будет просто очень маленький шрам, как напоминание о поместье Таверела.

Костиген снова повернулся и пристально посмотрел на Хансона.

— Ну что, скользкая крыса, что скажешь? Ничего не знаешь? Ты нападаешь на незнакомцев просто так, для развлечения? Говори, или…

Лицо Костигена исказилось каким-то странным оскалом. Слугу Хансона этот оскал почему-то напугал гораздо больше, чем мог бы напугать самый свирепый взгляд. Американец поднял другую руку и теперь держал слугу за оба лацкана. Поношенные ботинки бедняги свисали над полом.

Хансон чувствовал, что американец несет его по комнате так же ровно и легко, как если бы Хансон был новорожденным младенцем, а Костиген его заботливым отцом. Испуганный слуга озирался через плечо, силясь увидеть, куда его несет Костиген. На фоне висящего на стене бесценного гобелена были установлены средневековые доспехи, трофей какого-то древнего рыцаря, предка Таверелов.

Костиген поднял слугу еще на полфута и наколол воротник его пиджака на остро отточенный конец алебарды.

— Ладно, предатель, — прорычал Костиген. — Будешь висеть, как охотничий трофей, пока не расскажешь нам все, что знаешь. А если ты все еще думаешь, что тебе удастся убедить нас, будто ты ничего не знаешь, то ты глубоко ошибаешься. Я заставлю тебя заговорить!

Он стоял перед висящим англичанином и, сверкая глазами, примерялся, с какого расстояния лучше всего нанести предателю мощный удар в челюсть.

— Бог свидетель, сэр, я ничего не знаю! Я ничего не знаю! — Голос Хансона перешел в крик, когда Костиген отвел кулак, готовясь со всей силы ударить слугу в подбородок.

Хансон разрыдался.

— Я скажу, я скажу, — перемежал он рыдания тяжелыми вздохами. — Я вспомнил с Божьей помощью. Если я скажу хоть слово, я покойник, но если буду молчать, вы убьете меня здесь же и сейчас. О, Боже мой, Хозяин уничтожит меня, если я проболтаюсь, я же знаю!