Роберт Говард - КОГОТЬ ДРАКОНА. Сага лунных башен

Макробий взревел и ринулся в атаку. В отчаянии Симон схватил попавшуюся под руку тяжелую мраморную урну и швырнул ее со всей силы в противника. Она попала в широкую грудь телохранителя и заставила его отпрянуть назад. Макробий выронил булаву и вцепился в горло юноше мертвой хваткой. Симон стал задыхаться — его враг был силен, словно горилла из джунглей южного Египта.

Симон Гитта резко ударил Макробия в пах коленом, потом ладонями обеих рук по ребрам. Телохранитель ослабил хватку, и маг выскользнул из кольца железных рук. Освободившись, он нанес ребром ладони жестокий удар по мощной шее гладиатора. Удар такой силы убил бы любого, но Макробий только хрипло закашлялся, тряхнул головой и вновь пошел на своего противника.

Симон вертелся, не позволяя легионеру подойти, нанося удары ногами. Его удары заставили тяжеловеса умерить пыл, но этим их эффект и ограничился. Макробий был несокрушим, как Везувий.

Вдалеке Симон услышал знакомый голос Гаиуса, созывающего стражу. Неожиданно нога его запнулась о расколотую урну, и он растянулся на траве.

Макробий зарычал, словно дикий зверь, и кинулся на поверженного. Ему удалось схватить ногу Симону, и теперь он старался сломать ее, как это делают некоторые борцы на аренах. Симон неистово сопротивлялся, но силы были неравными. В какой-то момент Симон нащупал выроненную Макробием булаву.

Превозмогая боль, Симон взмахнул оружием и обрушил ее на затылок Макробия. Железный шар проломил череп телохранителя императорского племянника. Симон вырвал свою ногу из стальных тисков, перекатился и встал на ноги. Макробий остался лежать с раскроенным черепом.

Симон огляделся, словно зверь, пойманный в ловушку. Во всех концах парка раздавались шумные крики и лязг доспехов приближающейся стражи. Из дворца выбежали три легионера и бросились к нему.

Времени на побег не было, если только…

Если только не воспользоваться кольцом Сета!

Однако Симон не знал и не мог знать всех возможностей кольца. Как бы пришедшая по магическому зову сила не уничтожила его самого вместе с врагами. Но все же это был единственный шанс на спасение. По крайней мере лучше, чем умереть под ударами мечей и копий преторианцев без борьбы.

Все эти мысли пронеслись у Симона в голове с быстротой молнии. Он подбежал к мертвому Макробию, встал на колени и опустил дрожащие пальцы в лужу крови, в которой лежала голова телохранителя. Затем окровавленными пальцами он провел по желтым глазам змея на кольце.

Не обращая внимания на приближающихся преторианцев, Симон стал произносить слова египетского заклятия, единственные, которые запомнил из книги Тота.

Дюжина преторианцев бежали со всех сторон. Симон приготовился защищаться, держа наготове железную булаву.

Однако легионеры не собирались нападать. Они стояли как вкопанные, широко раскрыв удивленные глаза, в которых сквозил ужас. Миг спустя крик вырвался из их глоток, нарушив странное оцепенение. Двое преторианцев рухнули в глубоком обмороке. Остальные устремились в разные стороны с воплями о помощи.

Симон содрогнулся, чувствуя, что нечто находится близко от него, прямо за спиной. Нечто, вселившее ужас в грозных легионеров императора. Но леденящий душу страх не позволял ему обернуться.

«Кто-то из любимцев Сета выбрался из вечной тьмы, что лежит за краем мира. При виде его люди начали сходить с ума от ужаса», — мелькнуло в голове мага.

— Следуй за мной, — прошептал Симон не оборачиваясь. Судя по тяжелым шагам, чудовище повиновалось. Стража у ворот бросилась врассыпную при их приближении. Симон прошел под аркой и оказался на улице.

Он шел по пустынным, освещенным звездами и светом факелов улочкам. Скрежет когтей по булыжнику мостовой вторил звукам его шагов. Никто не преследовал его и не пытался преградить дорогу, но маг шел не останавливаясь, пока город не остался далеко позади.

Вскоре под его сандалиями заскрежетал морской песок. Здесь, при лунном свете, он вытер капельки крови с кольца Сета. Теперь, если демон подчинится приказу, все будет хорошо. Если же нет — душа Симона Гитты вечно будет корчиться в кольцах Сета.

— Иди прочь… — шептал Симон. — Убирайся обратно в бездну, из которой выполз!

По ногам юного мага хлестнул сильный порыв ветра, и юноша почувствовал, что остался один. Симон медленно обернулся с замирающим сердцем. На пустынном морском берегу никого не было.

Симона бросило в дрожь при виде гигантского следа на песке — пяти длинных, широких борозд, оставленных когтями чудовища. Такой отпечаток мог оставить только громадный ящер.

— Да, Баал. Это кольцо более могущественно, чем я ожидал… В нем заключена великая сила. Жрецы Египта были правы, когда хранили эту вещь в тайне от всех. Хорошо… Сейчас оно принадлежит мне… Вскоре корабль отвезет меня в Александрию. Пока Гаиус у власти, кольцо Сета будет жечь мне руки. Но может быть, когда-нибудь я вернусь и отдам ему обещанный долг!

Бросив прощальный взгляд на город, Симон побрел по песку, любуясь кольцом, таившим в себе мощь Сета.

Скрип повозок необычайно далеко разносился в звенящем морозном воздухе. Римлянин осторожно выглянул из канавы, служившей ему укрытием. В сумерках он с трудом различал силуэты приближавшихся к нему саматианских телег. Их дубовые колеса громыхали на камнях, оставляя глубокую колею в промерзшей земле.

Лукус Ветиус не притронулся к лежавшему перед ним оружию, ни один мускул на его лице не дрогнул. Лишь когда десяток телег выползли из тумана, губы его тронула легкая улыбка. Затем, когда саматиане приблизились, на лице его застыла маска мрачного удовольствия.

Быки неторопливо брели по горной дороге, волоча за собой громоздкие повозки. Римлянин понимал, что время для решительных действий еще не пришло. Словно зачарованный, следил он жадным взглядом за сгорбленными погонщиками, похожими друг на друга, безликими и вялыми. Как и быки, которых с самого рассвета погнали в горы, погонщики выглядели смертельно уставшими. Их злобно хлестал ветер, посыпая морозной крупой зубровые шкуры пологов. Тоненькие струйки дыма от горшков с углями пробивались через отверстия в верхней части навесов. Воины в повозках, в отличие от возниц, грелись и отдыхали в ожидании того момента, когда солнце скроется за горы и можно будет заняться привычным грабежом.

Даже во время войны или набегов почти все саматиане путешествовали семьями. Дети и кормящие матери теснились внутри повозок вместе с воинами. Для них, как и для лошадей, привязанных позади каждой повозки, настоящая работа еще не началась. Но скоро стемнеет, и они разобьют лагерь. Используя ночь как прикрытие, грабители сядут на лошадей и переправятся через Дунай. С рассветом они вернутся с награбленным добром и отрезанными ушами римлян.