Виктор Власов - Последний рассвет

Времени обходить Хамамацу не осталось, отряд направился к цели через город, через пустеющие дома напрямик. Царил хаос, отовсюду слышался стук распахнутых дверей, треск раздираемых в клочья ширм, пахло пороховым дымом и серой. Горящие стрелы визжали, залетая в пробитые ядрами городские стены. Крыши, двери и стены минка , утыканные стрелами, загорались со змеиным шипением. От истошных воплей женщин и детей содрогались нервы. Орали и выли обезумевшие домашние животные. В поисках спасения жители метались из комнаты в комнату, прыгали через перила, бежали по улицам и коридорам, тащили имущество в руках, катили в сундуках с колёсиками. Их яркие одежды — розовые, голубые, белые и пурпурные, походили на всполохи пожара, охватившего городские кварталы там, куда успели проникнуть оммицу . Матери с младенцами, старики, юноши и девушки с плачем покидали развалины, выбирались из-под них, словно раки-отшельники, оставляющие привычное убежище. Смешавшись с ними, братья Зотайдо и группа синоби быстро двигались к цели.

Пули и стрелы впивались в оконные ставни, в колонны, в перила, а в тёмной вышине гулял холодный ветер и пытался растолкать, скатать тучи, прогнать их, но дымный воздух словно застыл, препятствуя ему. Пошёл дождь, но огонь, продолжая охватывать ширмы, полз вверх по деревянным опорам, подобно красному плющу. Стены превращались в пепел, взлетали в небо, словно стаи чёрных ворон. Между ними, как фантомы, проносились мастера и ниндзя Зотайдо.

Ночное небо, иссекаемое бледно-синими длинными бичами молний, опалялось высокими красными столпами огня, перевитыми чёрными лентами дыма. В раскатах ружейной пальбы, в грохоте молний, в то нарастающих, то затихающих криках спасающихся бегством жителей витал злой призрак мрачной безысходности. Дождь перемешался с дымным туманом, стыли под ливнем развалины и ночь напролёт длинные ослепительно сапфировые молнии секли чёрную, как тушь, поверхность волнующегося моря, и грохочущее небо вещало судьбы Устами Небесного дракона…

Накомото, генерал «северного тигра» Уэсуги, привычно дремал в паланкине, но его бесцеремонно растормошил прибывший вестовой. Взмыленный вороной конёк топтался и тяжело дышал, пуская пузыри из широких ноздрей, мотал головой. Парень крестьянского вида, практически безоружный, если не считать короткого вакидзаси на поясе, был коню нетяжёлой ношей, но, как видно, путь его был не близок и скоротечен.

— Тайсё ! — взволнованно заговорил вестовой, сунув голову за толстую парчовую занавеску. — В устье Тенрю высадился Мицухидэ. Его армия сходу напала на город Хамамацу, сожгла и разграбила его, синоби Зотайдо захватили замок. Токугава ведёт бои против армии сёгуна на восточном побережье и не смог защитить свои тылы. Корабли Мицухидэ все заведены в гавань — на озеро Хамана.

Накомото хмурился. Что-то пошло не так! Мицухидэ должен был убраться на другой берег залива Исэ и там сдаться Бадафусе, влиться в состав осаждающих храм Исияма и повернуть оружие против Оды, помогая монахам икко-икки выстоять и победить. Как теперь убедить служаку Хавасана не идти на юг? Глупо полагать, что ему не донесли… Такэда крепко влип! Не пройти ему сквозь район Накацугава-Эна-Мидзунами лобовой атакой… А и хорошо!.. Уэсуге на пользу ослабление соседа-врага, временно ставшего союзником. И поддержка сёгуна кораблями зачтётся «Северному тигру». Идём НА ЮГ!

В предвкушении страшной битвы на равнине стояла мёртвая тишина, небо над острыми пиками сосен, окружающими крепость Иида, — чернее, чем тушь. Месяц, бледный и маленький, едва обозначивал себя, утопая в лиловых сумерках. С холма, на котором возвышалась сторожевая башня, отчётливо виднелись тысячи огней лагеря двух генералов Белого Тигра. Рыжие, ярко-жёлтые, пляшущие на ветру факельные огни сливались в сплошную лаву, в море… Войско приближалось неумолимо, подобное всепожирающей горящей реке, лавинообразно накатившейся от далёкого Нагано вдоль русла Тенрю-гава, заполняя собою ущелье между восточным склоном Кисо и западным Акаиси.

Своим могуществом оно внушало противнику неумолимый животный страх. Куда ни кинь взгляд, везде огни. Застывшая поверхность реки казалась зеркалом, невидимой рукою опущенным на землю, а вокруг него разрастались тысячи рубиновых мерцающих звёзд, многократно отражаясь в тёмно-глянцевых льдах. На возвышении, представляющем собой громадную насыпь из камней и брёвен, в полыхающем ореоле ясно обрисовывалась фигура генерала Хавасана на коне. Его громоподобный голос разносился по долине, заставлял ближние горы дрожать и гудеть.

Разведчики из вражеской крепости — пяток необученных крестьянских подростков, чьи семьи, заблаговременно спрятав продовольствие и ценности от наступающих, укрывались в Иида — чуть было не лишились чувств, когда со склона высокой горы узрели воинство Белого Тигра. Лазутчики, связанные верёвкой для страховки, ошеломлённые зрелищем, с мерзким чувством подавленности, на ощупь брели по горной тропе, ловя далёкий свет месяца и время от времени чиркая огнивом. Перенервничав, предпоследний оступился, шедший следом тоже поскользнулся. Кувыркаясь и падая, они потянули остальных и скатились с утёса — благо, внизу оказался мягкий сугроб. Свалившись в него, несколько секунд все пятеро лежали бездыханно, словно теперь в их телах — ни одной целой кости. Но никакой боли, лишь головокружение. Опомнившись, разведчики припустили с донесением в крепость.

— Если тело умрёт и превратится в скелет, схоронённый в глубине земли, стоит только господину вспомнить обо мне, как душа воспрянет и станет служить моему Тэнно даже из могилы! — словно мантру повторял каждый воин Белого Тигра, выстраиваясь перед Хавасаном и Накомото.

— Ваши предки и Хатиман будут наблюдать за вами с небес, поэтому держитесь достойно! — произнёс генерал Хавасан, поравнявшись с Накомото на взгорке.

— Страна, наконец, прекратит междоусобицы, поднимется из руин и поприветствует лучезарное утро мира! — воины внимали словам вождя, звучащим раскатами грома, с благоговейным восторгом, и даже новобранцы исполнились гордостью: им посчастливилось служить под началом столь знаменитого полководца. С лихорадочным напряжением отчаянного самурая генерал вскинул боевой веер, гордо задрав подбородок.

Накомото тоже вытащил свой катана , резко поднял над головой. Войско замерло, пристально глядя на генералов, которые вот-вот скомандуют:

— В БОЙ!

На лицах самураев читалось нарастающее напряжение, решительный гомон пронёсся по рядам, нарастая до яростного вихря. Собравшихся охватила эйфория, шальное беспокойство, которое испытываешь на грани жизни и смерти, решаясь на отчаянный поступок.