Виктор Власов - Последний рассвет

— У тебя и ката-ану забрали, — подметил мальчик, усмехнувшись. — Когда я вырасту, отец подарит мне прекрасный клинок. Я-то никому не позволю взять его… разве что отцу.

Медленно передвигая ноги, Шуинсай поплёлся, сам не зная куда.

Лао и Шуинсай встретились во дворце, на церемонии Рождения Новой Эпохи, затеянной кампаку императора, Мотохайдусом. Вместе угрюмо веселились, рано ушли домой.

Удивительно, но катаклизмы, сотрясшие Ацуми, прекратились именно на окраине Эдо, словно деревня и додзё Ампаруа поглотили их, спрятав гнев Бо глубоко под землёй. Старики, дети и женщины всю весну разбирали медленно оттаивавшие руины своих деревенских жилищ, и только теперь принимались очищать завалы додзё , заросшие кудрями густого дикого плюща. Убогое зрелище предстало взорам братьев-мастеров.

В напряжённой суматохе рабочие, которых послал Мотохайдус в помощь Зотайдо, копались в грудах дерева, тростника и камней. Цвет лиц у них мало чем отличался от цвета земли, в какой они копошились, точно жуки. Кирки и лопаты застучали: грохот разносился далеко окрест. Строители, вынося обломки, крошили твёрдую почву, насыпали в корзины, потом пересыпали в мешки и уносили на плечах.

Гора Химбэй изменилась, осунулась, точно лицо человека, не знавшего отдыха долгое время. Подземные толчки будто уменьшили её, скинув лишнее. Единственное, что осталось неизменным — на месте изгородей, от которых остались лишь обломки, сидели глянцевые чёрные дрозды с красными полосами в основании крыльев. Они пощёлкивали клювами и отрывисто перекликались.

— Сожри Хатиман этих пернатых! — сплюнул Лао, хлопнув брата по плечу. — Ничего, Шуи, складут хижину, поживёшь пока без излишеств.

Шина стояла около развалин дома Шуинсая задумчивая, отрешённая, глядя сквозь подбежавшую к ней с радостной вестью о возвращении мужа служанку Рёи.

— Лао- сан ?.. — обронил младший. Лао напрягся, догадываясь, о чём хотел поговорить брат. Вмиг придумал множество возможных вопросов и ответов на них.

— Когда восстановят додзё Ампаруа… мы их разделим?

Облегчённо вздохнув, Лао удивлённо воззрился на него:

— Не нравится вместе?

— Нравится, но «не моё».

— Тогда… — старший пожал плечами. — Что предложишь?

Глаза младшего Зотайдо повлажнели, а голос изменился тихо и трепетно:

— «Красный лотос» — додзё Ампаруа.

— Как скажешь, — согласился Лао. — Что, «Широй хасу» впечатлили?

При любых других обстоятельствах старший начал бы сердиться, настаивать на своём, но сейчас согласно кивнул.

— Тебя ждут.

Отчасти чтобы приноровить шаг к стремительному потоку мыслей, отчасти чтобы развеяться, Шуинсай пошёл к реке. На покачивающемся от ветра бамбуковом мосту, волнуясь, ждала старая женщина — тётка Шины; тут же, на бережку, играли три ребёнка. Заметив мастера, старуха быстро позвала их. Дети встали рядом и замолчали, глядя на Шуинсая с нескрываемым восторгом.

— Вы отправляли за ними? — под его испытующим взглядом чувствуя неурочность своего вопроса, старуха заволновалась.

— Да, — приблизившись к детям почти вплотную, он выхватил катану и взмахнул перед их лицами так, что дуновение, созданное резким движением, всколыхнуло чёлки. Женщина вскрикнула от неожиданности, но ожидала ответа, затаив дыхание. — Не моргнули, значит, сгодятся!

Наклонившись, Шуинсай всмотрелся в них, оживлённых, и задышавших глубоко и часто, улыбнулся — под глазами сетью пролегли добрые морщинки.

— Я — Татсу- тянь — лучший воин додзё ! — заявил черноволосый мальчик, толкнул беловолосого, который в неумелом захвате за руку, попытался перебросить нахалёнка через перила моста.

— Может, хватит, мальчики? — пригрозила кулаком девочка с маленькой родинкой на щеке. — Аяме, — поклонилась она, учтиво представившись, — а это Рики- пён .

— Рикиморо, — серьёзно поправил светловолосый малыш.

Ученики, которым мастер отдал горячую любовь, лежали в земле, сгинули во времени, но, хотя вместе с ними оказалось погребено счастье и радость его жизни, однако не превратил он своего сердца в гробницу и оставил открытым для лучших чувств. Глубокая скорбь только укрепила, очистила душу.

Вернувшись, он увидел неприятно вытянутое лицо старшего брата, который грозно надвинулся на невысокого сутуловатого парня с животом, не по возрасту большим.

— Мне плевать… Хаору ты или нет? — орал покрасневший Лао. — Иди отсюда, ни с кем ты не будешь говорить. Во дворце выдают вознаграждение тем, кто остался в живых из нашего додзё , скажи, что помогал лично мне. Подойди к сэмпэю Йиро… вон он, там! Перескажи мою волю.

Схватив парня за грудки, Лао встряхнул его, будто пытаясь привести в чувства контуженного. — Увижу в Ампаруа, зарублю!

— Кто он? — спросил Шуинсай, глядя парню вслед.

— Босяк с… дороги, и прохиндей, — зло ответил брат, стерев рукавом пот с покрасневшей лысины.

— Сейчас много обездоленных бродит, нельзя их гнать.

— Следующего приютим, — усмехнулся Лао, и вздохнул.

Несколько дней Шуинсай был немногословен и подавлен, неохотно рассказывал о минувших событиях. Рабочие наскоро восстановили жилище младшего Зотайдо, нашли какой-то инкрустированный драгоценными камнями клинок под грудой обломков. Постепенно облагородили и додзё .

Только со временем вернулся давний Шуинсай, открытый и отпускающий шутки невпопад.

Ярко освещённый целым пуком христианских восковых свечей, прилепленных к металлической подставке и пылающих ярко, беспокойно, он лёг на футон рядом с супругой. После долгого молчания Шуинсай первый заговорил с Шиной.

— В хижине почти нечего делать, служанку можно отпустить. Меньшей части от вознаграждения, которое получили Зотайдо от Мото- сана , хватит на то, чтобы Рёи обзавелась собственным жилищем и хозяйством.

Рёи, тщательно выскребая глиняный горшок в прихожей, прислушивалась через тонкие бумажные фусума . Тонким ароматом цветов, посаженных заботливой рукой служанки, был напоён жаркий сумрак. Уйдя в свою выгородку, она и радовалась, и грустила, готовясь ко сну.

— Шуи, — вдруг взволнованно начала Шина. Голос жены дрогнул, а глаза заблестели. — Не видел ли ты нашего мальчика? Он приснился мне в ночь, когда я заболела сердцем и чуть не умерла…

— Видел!.. Такого красивого и сильного! — сказал он с тихим отрешённым плачем. Замотал головой, будто пытаясь отогнать навязчивый образ. — Шини- тянь ушёл Дорогой Цветов… и не вернётся.

Всхлипнув, Шина зарыдала. Прильнув к тёплой груди мужа, несчастная женщина искала успокоение в стуке его сердца.

— Не позволю… слабость… — бросил Шуинсай, поднимаясь. Шина отшатнулась. — Гордись сыном, женщина!