Дарья Афанасьева - Дом дураков

Форт Спокойный стоял не на самой границе, а в дне пути до ближайшего из Лисьих Курганов. Ставить его ближе было опасно: сами курганы представляли собой две довольно четких цепи, между которыми и находился город мертвых, но вся земля не только под ними, но и на несколько километров вокруг была пронизана подземными ходами. Все они в разное время использовались для захоронения, так что стоило поставить форт над одним из них, и веселые ночные гости были гарантированы. Из трехсот душ гарнизона форта постоянно в нем находилась только сотня. Остальные были либо на маневрах, либо разыскивали очередной сгинувший в окрестностях курганов обоз. Огромное количество захоронений позволяло некромантам производить заготовки полезных материалов в почти промышленных масштабах, так что обозы шныряли между курганами и городом с частотой и скоростью рыжих тараканов.

На перекрестках самых оживленных дорог постепенно появились деревеньки, в каждой из которых путники могли получить стол, кров и, часто необходимую, медицинскую помощь. Вылезавшие по весне зомби ничуть не смущали местных жителей: некоторые даже приспосабливали визитеров для хозяйственных нужд. Различные области некромантии кормили эти места несколько поколений к ряду, так что в иные года мертвецов на всех даже не хватало. Каждый ребенок в этих краях знал, чем мертвец отличается от покойника, зомби от ходячего мертвеца, а привидение от духа.

Город Спокойный был невелик: даже Неройда и Ормин не имели здесь собственных храмов, довольствуясь нишами в Храме Всех Богов. Зато на каждом перекрестке стояли жертвенники. Разношерстное население Спокойного поклонялось разным пантеонам, но все каменные алтари так или иначе были посвящены Смерти. Трехглазый Ару иромских кочевников или Белая Дева корнцев, белоглазая Сайао теморанцев или Всадник маройцев - все они охраняли двери в загробный мир. Кровь на массивных жертвенниках не высыхала. Тем, кто никогда не бывал в Спокойном, этот город представлялся жутким и темным обиталищем ужаса, где по улицам бродят люди в темных одеяниях, а могильную тишину нарушают лишь стоны и плач. Но это было совсем не так. Никто не умел так радоваться жизни и так спокойно относиться к смерти, как местные жители. Трижды в год в честь одной из ипостасей Смерти в Спокойном устраивался праздник. Смерть-дева, Смерть-Старуха и Смерть-Гость бродили в эти дни среди праздных горожан до самого заката. Пропитанная ядом земля убивала слабых, но приумножала силы выживших. От города и до самых Лисьих Курганов тянулись роскошные фруктовые сады, плодоносившие круглый год. Жрецы Ормина не раз призывали вырубить "проклятые деревья", но их мало кто слушал: вопреки опасениям, фрукты из садов Спокойного не несли в себе той поистине убийственной энергии, которую буквально источала здешняя земля.

На постоялом дворе у городских ворот мы попрощались с Аламарином и его спутницей и пересели в открытый экипаж. Я предупредил Успела и Горилику, чтобы они держались как можно крепче, и мы поехали к гостинице. Передвигаться не спеша считалось в Спокойном дурным тоном - всякий страх перед смертью почитался едва ли не богохульством. Если в Столице переходить дорогу было опасно, то в Спокойном это было просто самоубийственно, но перед самыми мордами лошадей то и дело проскакивали невозмутимые пешеходы. Лошади, в свою очередь, полностью игнорировали пешеходов, даже не сбавляя бега. Наша повозка неслась по улице, будто за возницей гнались беси. Ухабистая брусчатка и отсутствие каких бы то ни было правил уличного движения сделали поездку до гостиницы поистине незабываемой. Глядя, как на перекрестке нас обгоняет груженая бочками телега, возница которой спал, намотав поводья на руку, я подумал, что возможно, принцессе было бы безопаснее дома.

Оставив вещи в гостинице, мы отправились на поиски моего местного знакомого. Горилика теперь шла со мной под руку, одетая в легкое летнее платье. Сорно, воспользовавшись одним из купленных мной у девочек Ираз пузырьков, перекрасил девушку в огненно-рыжий цвет, и теперь рядом со мной вприпрыжку двигалась не степенная наследница трона, а неугомонная белка. Глядя на нее я, признаться, ловил себя на мыслях, естественных для мужа, но преступных для отца.

Каким бы окружным путем мы не шли, но в одном месте нам все же предстояло пересечь весьма оживленную улицу, и я с ужасом думал о том, как мы будем это делать. Самым лучшим казался план, по которому я выталкиваю на проезжую часть Успела, и пока его давят, мы с Гориликой переходим улицу. Но этому блестящему плану не суждено было исполниться: как ни дико это звучит, на наше счастье на перекрестке кто-то расшибся. Улицу перекрыли, и четверо стражников пытались поставить на колеса перевернувшуюся телегу. Им мешала крыша жертвенника, упавшая, видимо, когда телега влетела в массивный алтарный камень.

- У старика Роля нынче будет славная торговля, - ушлого вида парень приложил к виску два пальца и хитро посмотрел на Горилику.

- Его алтарь? - я с интересом посмотрел на собеседника.

- Его, - парень кивнул.

- Возница был пьян?

- Ага. Прям башкой об камень.

- Да, повезло Ролю, - согласился я.

- Почему повезло? - Горилику, казалось, ничуть не смущал вид вытянутого за ноги из-под телеги практически обезглавленного трупа.

- Сам напился, сам поехал, сам головой в жертвенник влетел, - пояснил я. - Считай, добровольная жертва. Боги такое ценят.

Парень открыл было рот, что бы что-то спросить или, быть может, сказать на прощание, но встретился взглядом с Успелом и только помахал нам вслед.

Городской рынок встретил нас шумом и гвалтом. В птичьем ряду торговали птицей и всякой мелкой живностью. Хорьки с вожделением смотрели на сидевших в соседних клетках кур, даже не догадываясь, что их ждет та же участь, что и обезумевших от ужаса птиц. В центре ряда, прямо на низком широком алтаре, огороженном сеткой, проводились петушиные бои. Птичий ряд был главным поставщиком животных, приносимых в жертву разным богам по всему городу.

В соседнем ряду продавались разнообразные ритуальные приспособления, преимущественно из меди, серебра и кости: ножи, чаши, амулеты, обереги, ступки, ковчежцы и прочая мелочь, необходимая в любом, даже самом маленьком храме. Особенно мне понравился подсвечник, свитый из трех лучевых костей. К сожалению, кости были не человеческие, что существенно снижало его стоимость, но работа с костью была выполнена мастерски.

Далее следовал ряд, где продавалась еда, и тут я остановился у первой же лавки. Здесь была не просто еда. Здесь торговали деликатесами. Мое внимание привлекло широкое блюдо, доверху заполненное печеными пауками. Местные обычаи разрешали попробовать товар, чем я и не преминул воспользоваться. Горилика, чуть отстранившись, с восхищением следила, как я отрываю от некрупного паука лапку и отправляю в рот.