Марина Дяченко - Магам можно все (сборник)

И нахлынуло: ослепительный мир горни. Зажмуренные глаза. Дрожащие доски трапа под ногами. Чужие слезы на его щеках.

Нила.

— Время — самое страшное, что есть на свете, — сказал Варан. — Мы так привыкли к нему… Нас пугает война, голод, моровая язва… тогда как время — хуже войны и мора, мы ничего не можем с ним сделать. Ни заключить мир. Ни найти лекарство. Ни повернуть вспять. Время — полная тьма, и если кто-то потерял в нем что-то — воспоминание… счастливый день… или человека… уже никогда не вернет его.

Император — Подорожник, Лереаларуун — внимательно смотрел на него. Губы его беззвучно шевелились, но Варан не мог прочитать ни слова.

Сквозь прозрачный пол проступало теперь море. Столичный порт — пристани, погрузочные башни, крюки и цепи, беззвучный крик и неслышный грохот, гребные суда, колесники и парусники, а в стороне от причалов — огромные перья, покачивающиеся на воде, голые мальчишки, качающиеся на этих перьях…

— Прости, Подорожник, — сказал Варан.

Император попытался снова улыбнуться, но вместо улыбки вышла ухмылка. Глаза погасли:

— Его Незыблемость бывший Императорский Столп убил мою мать. Когда мне грустно, я хожу в склеп смотреть на его удивленное лицо. Он порядком подгнил за последние несколько лет — но удивление от нашей последней встречи сохранилось. Хочешь взглянуть?

— Нет.

— А я, в свою очередь, был удивлен, узнав, что ты ему служишь… и что ты так высоко поднялся по чиновничьей лестнице. Я всерьез хотел пристрелить тебя — там, у холмов…

— Почему же… — начал Варан и замолчал.

— Потому, что она тебя любила… Может быть, поэтому.

— Ты сентиментален? — спросил Варан.

Император поднял брови:

— Нет. Кстати, если тебе интересно… Это я убил Зигбама. Он узнал меня… Я выманил его на холмы и убил.

— Как?

— Тебе рассказать в подробностях?

— Зигбам был могущественный маг…

— Любое могущество уязвимо.

— А наместник?

— Какой наместник?

— Наместник Лесного удела, который так испугался, когда я нашел тело Зигбама, что поскорее умер, не пожелав объясниться…

— Он никак не мог решить, чью сторону принять. Юлил, заигрывал. Но когда узнал, что солидная добавка к его жалованью, которую он почти год получал якобы от купеческой общины, на самом деле выплачивается сыном Шуу… заметался, кинулся за советом к Зигбаму, который рад был его с потрохами передать Столпу. Но в этот момент Зигбам как раз умер, а ты прилетел с инспекцией. Смерть Зигбама неминуемо повлекла бы расследование… Наместник правильно поступил. Молодец.

— Кто же теперь занял место Его Незыблемости Императорского Столпа?

— Никто, — Император саркастически хмыкнул. — Мне не нужны подставки, во всяком случае пока. Впрочем… Могу предложить эту должность тебе. Если хочешь.

Варан не мог понять, шутит ли он. В тусклых, серых глазах его собеседника ничего нельзя было прочитать, как ни старайся.

— Возможно, мне удастся выйти из дворца живым? — неуверенно предположил Варан.

Сполох опустил плечи. Уголки его рта провалились в борозды, идущие вниз от крыльев носа и разрезающие лицо на три неравные части.

— И куда ты пойдешь?

Варан молчал.

— Снова станешь бродить по следу того, кого нет? В твоем-то возрасте…

— Когда-то на Круглом Клыке я видел, как зажигают сигнальные огни. Факельщик идет от огонька к огоньку…

— Я это видел сотни раз. Это зрелище, Варан, развлечение для скучающих магов… в нем нету тайного смысла. Куда ты пойдешь?

Прозрачный пол постепенно становился матовым. Желтые светильники разгорались ярче.

— Наверху готовы подать ужин, — сказал Сполох. — От тебя не отвалится, если ты разделишь трапезу с Императором?

Варан долго плавал в прибрежных скалах. Море казалось единственным существом, которому плевать было на время; оно так же поднималось и опадало. Далеко, на Круглом Клыке, стоял сейчас сезон, каменный порог между Осьим Носом и Кремышком был залит водой и превратился в перешеек, по которому шли и шли купеческие корабли. Внутреннее море волновалось, подступая к самой столице, и Варан катался на волнах, а потом нырнул — неглубоко, не те годы… И нашел половинку раковины. Никогда таких прежде не видел.

Она была яркая, как самый яркий цветок. Бирюзовые, аквамариновые, алые и желтые пятна складывались в рисунок, как будто на крыле гигантской бабочки. Моллюск, наверное, пришел из дальних стран на днище корабля, потом его счистили вместе с другими, раковина раскололась, обитатель ее стал пищей для рыб…

Варан долго разглядывал раковину, ловя на перламутр солнечные лучи. Потом уронил ее обратно в воду.

В скалах его ждали — слуги, охрана, кресло на саможорках, даже собственный лекарь; за годы бродяжничества он отвык от подобного обращения. От всех этих поклонов, приседаний, заискивающих взглядов, жирной сладкой пищи, расслабляющего комфорта…

«Куда ты пойдешь?» В самом деле, куда… Вот она, бухта — купайся и ныряй, гуляй, летай и плавай, доживай нелегкую жизнь в уюте и довольстве. Саможорки глухо рокочут панцирями, покачивается кресло, по бокам едет вооруженная охрана. Всякий, кто встретится на дороге, кланяется, не решаясь взглянуть вельможе в лицо. Только и видно, что макушки, макушки, согнутые шеи…

Вчера Император изволил показать гостю свой воздушный шар. Шар поднимался над городом на высоту, недоступную даже крыламам. Ткань, из которой был изготовлен огромный круглый баллон, отражала небо и умела быть невидимой. Снизу, сколько ни смотри, ничего не разглядишь, кроме неясной точки: птица? Облако? Пылинка в глазу?

Посреди неба никто не мог их услышать. Здесь было тихо и очень холодно.

— …Император и маг одновременно. Почему ты ничего не хочешь менять?

— Где?

Варан провел рукой, указывая на колоссальный многоярусный город внизу, на изумрудно-синее море, на далекие корабли под разноцветными парусами, на многоярусные горы под слоем леса и под слоем снега, на линию горизонта — такую далекую, что мир казался круглым.

Его Величие растянул и без того большой жесткий рот:

— Ты имеешь в виду мудрые, праведные законы? Легкие налоги? Защиту обездоленным, справедливость в суде, всеобщее благоденствие?

В голосе его звучала такая желчь, что Варан опустил глаза:

— Мне уже много лет. Я вовсе не так наивен.

— Ты не просто наивен. Ты ребячлив. Император — часть этого мира, еще один камушек на весах. Ни один император не приносил ничего оттуда — из-за грани… А маг — должен. Для этого он родился, для этого живет. Будь моя воля — я ходил бы от дома к дому, где жуют кашу или мастерят рогатки пока не отловленные государственной службой сопливые колдуны… Брал бы каждого за грудки и спрашивал: ты понимаешь, зачем ты? Не для фокусов, не ради спеси, даже не для власти… Я стучал бы их по темечку и повторял: подумай, волшебник. Подумай, кто ты и перед кем отвечаешь…