Марина Дяченко - Магам можно все (сборник)

Шар остывал, медленно опускался, сквозь прозрачные стенки Варан видел вертящиеся клубы пара — это не был простой белый пар, из которого сложены облака. Это был злобный, пойманный и взнузданный на службу Императору, коварный и опасный серый пар.

— Я потратил себя, выбросил на дорогу к трону, прошел по магическому дару, как по канату над пропастью, — Император улыбнулся. — Но даже если бы я прожил всю жизнь в лохмотьях, пытаясь понять свой дар — вряд ли мне удалось бы одолеть время… старость. Смерть. А так — я могу предложить тебе покой и радость в твои последние годы. А главное — ты не будешь одинок.

Он помолчал и добавил еле слышно:

— И я.

Они стояли на узком балконе. Город лежал под ними, огоньки торопливо гасли — приближался поздний вечерний час, когда все добропорядочные подданные должны уснуть перед завтрашними трудами.

— Как на Круглом Клыке, — тихо сказал Император.

— Только наоборот, — прошептал в ответ Варан. — Гаснут…

Опасно раскачивались «верхние кварталы» — с моря дул свежий, почти штормовой ветер.

— Знаешь… Я очень рад, что ты жив, — сказал Варан.

Император обернулся:

— Правда? Хоть один человек этому рад, в самом деле…

— Отпусти меня.

Император глубоко вздохнул. Долго молчал, прежде чем ответить.

— Думаешь, ты знаешь, как надо жить? Я тоже так думал. Но я тогда был щенком, а ты седой дед, постыдился бы.

— Я искал его полжизни… Потому что был молод и любил бродяжничать. Потому что был легок на подъем. Потому что ты сказал мне тогда — найди его…

Подорожник молчал.

— Потом я перестал его искать, — продолжал Варан. — Я думал, что успокоился. Я позволил жизни вертеть мною, как ей заблагорассудится. Жизнь привела меня на Круглый Клык…

Ноздри Подорожника дрогнули.

— И я снова стал искать его — теперь не ради прихоти. Наверное, не найду… Я будто в скорлупе, будто связан или спеленут, мне кажется, один рывок — и освобожусь. Знаю, что это иллюзия… Не искать — не могу. Прости.

Сполох наклонился над перилами. Потянул носом воздух — лишенный, по мнению Варана, иных запахов, кроме легкого запаха дыма.

— По вечерам они надеются, — сказал, будто бы сам себе.

— Почему по вечерам?

— Ты бы лучше спросил, на что…

— На счастье, разумеется. Все надеются на счастье. Даже ты.

— Варан, — серые глаза бывшего Подорожника сделались почти голубыми, ясными, как давным-давно на Круглом Клыке. — Я был так рад, когда нашел тебя.

— Теперь отпусти.

— Но ты мне нужен. Ты — последняя веревочка, которая связывает меня… с чем-то, чего больше нет.

Город еще не спал, но уже погасил свечи. Затих. Затаился.

— Ты не сказал, почему они больше надеются по вечерам… — пробормотал Варан.

— Разве не понятно? Они ложатся в постель со своими женами и надеются, что родится наследник… Или славная девочка.

— Или маг…

— И что счастье, так и не доставшееся родителям, обязательно явится к детям… Что ты сказал?

— Я сказал, может, они надеются дать жизнь магу…

Император рассмеялся. Стражник, дежуривший у края балкона, содрогнулся и вытянулся в струнку при звуке этого смеха. Даже Варану стало не по себе.

Император Сполох оборвал смех. Склонился над темным городом.

— Отпусти меня, — сказал Варан. Император молчал.

На фоне вечернего неба кружили, почти не шевеля крыльями, патрульные крыламы.

Он поднялся на пригорок и остановился, удивленный.

Мельница, пруд и лес были на месте. Все остальное изменилось; вместо одного дома стоял небольшой хуторок, вместо одного поля — лоскутное одеяло многих полей и огородов, вместо деревянной дозорной вышки — каменная башенка с колоколом наверху…

Колокол ударил — не тревожно, но настороженно.

Варан спустился в долину.

Дети выглядывали из-за невысоких плетней. Дети были черноволосые и черноглазые, одна девочка — рыженькая. Один мальчик — с соломенными волосами, зеленоглазый.

Навстречу Варану вышел средних лет мужчина, коренастый и очень широкий в плечах. Шел, непринужденно помахивая тяжелой железной палкой. Вглядевшись в его лицо, Варан прищурился и остановился.

— Ты кто будешь, добрый человек? — спросил мужчина, поигрывая оружием. — С чем пожаловал?

— Путник, — сказал Варан и прокашлялся. Когда мужчина заговорил, он понял, кого так напоминает его скуластое смуглое лицо — женщину с черными волосами, ту, что обещала помнить, разводя огонь…

— Путник я. Пустите на ночь, добрые люди, можно в сарай или на сеновал. Дождь собирается.

Оба посмотрели на небо — и снова друг на друга.

— Дождь, — подтвердил мужчина после короткого молчания. — Что ж, заходи… если ты с добром. Места у нас много, всем хватит.

Следуя за мужчиной, Варан оказался на единственной и не очень длинной, но тем не менее настоящей улице хуторка. Дома стояли, похожие друг на друга, новенькие, если не считать одного — старого, хоть и ухоженного, выкрашенного и выбеленного, с обновленной крышей.

Над трубой поднимался дымок.

— Все мы тут родня, — сказал мужчина. — В этом доме мать жила — месяца не прошло еще… на поле легла. За работой и умерла, там и положили. Старое поле любило ее очень… любит.

Варан смотрел на дом.

— А теперь мы сюда молодых поселили, сына моего с невесткой. Детей у них нет пока что… может, и возьмут тебя. Сын в лес ушел, невестка дома… Сойка! — позвал в приоткрытую дверь.

— А?

На порог вышла молодая женщина — светловолосая и безбровая, тонкая, как стебель травы, и очень почтительная:

— Да, отец?

— Вот, — мужчина кивнул на Варана. — Путник… Пустишь к себе?

Женщина глянула на незнакомого старика, потом на свекра, чуть заметно улыбнулась:

— Как не пустить… В этот-то дом… Это надо пустить, так заведено…

— Правда, — мужчина кивнул. — Только… Это… — и он зашептал что-то женщине на ухо, так, чтобы не услышал Варан.

Налетел ветер. Дождь и вправду приближался не из робких.

— Проходите, дедушка, — женщина открыла перед Вараном дверь. — Не богато… Но каша скоро поспеет, горячая. Муж вот в лес ушел с утра… Жду вот. Вот…

Варан остановился среди комнаты. В ушах у него нарастал странный тонкий звук — как будто комариный писк, как будто далекий звон. Тяжело стучало сердце; он разглядывал печную дверцу — старую, аккуратно вычищенную. Кирпичи «лесенкой» — чтобы радовали глаз…

— Садитесь, дедушка, — молодая хозяйка пододвинула табурет. — Я сейчас… огонь ведь надо в печке развести, так заведено…

Варан смотрел, как она суетится. Как снимает с огня чугунок с пыхтящей кашей.

— Померла свекровь твоя? — спросил неожиданно хриплым старческим голосом.

— Да, — женщина вздохнула. — Добрая была… как жила, так и померла — легко… красиво.