Генри Олди - Бездна голодных глаз

Я их не знал. И расшалившаяся судьба тасовала колоду.

…Сначала я увидел калитку, сорванную с петель. Вокруг было обилие следов, словно множество людей долго топталось на одном месте, не решаясь войти… А у порога валялся обрывок толстой веревки с узлом на конце. Таких узлов я никогда не встречал, и тем более не вязал.

Узел мне не понравился.

Сад оказался на удивление нетронутым, хотя я ожидал совсем иного. И сад, и дом, и убранство комнат — я внимательно осматривал все, крадучись вдоль стены и заглядывая в окна, но дом был пуст, спокоен и невозмутим, от мрамора лестницы до перламутровой плитки знакомого зала, где стояли упакованные вещи, у зеркала лежал забытый в спешке черепаховый гребень с инкрустацией, а на полу блестел обнаженный кинжал Зу Акилы.

Маленький изящный кинжал, с волнистым лезвием, с чеканкой по клинку… и лезвие слегка отсвечивало красным. Все остальное было в полном порядке.

— Эй, приятель! — окликнули меня от калитки.

Я обернулся и сквозь розовые кусты разглядел худого невысокого человека в синем плаще, усыпанном блестками. В руке он держал обломок толстой палки, видимо, только что подобранный.

Я направился к нему, и после первого шага сразу понял, что это — Пустотник. Не мог не понять. Как и он не мог не чувствовать, что перед ним — бес. Я сделал еще один шаг. И еще один.

— Грабить пришел? — спросил Пустотник, доставая из-за пазухи деревянную флягу. — Выпить хочешь? Угощаю…

Он явно делал вид, что ничего не произошло. Шел себе человек, увидел открытую дверь в сад, а там уже другой человек околачивается, и никак не похожий на хозяина — отчего бы не похмелиться двум хорошим человекам? Глядишь, чего и обломится…

Я принял предложенную игру. Пусть от нее за стадию разило фальшью и притворством — я подошел к нему и отхлебнул из протянутой фляги. Молча. Я не знал, что говорить. И то, что плескалось во фляге, не было вином.

— Пей, пей, — заявил неправильный Пустотник, усаживаясь на приступочку и вертя в пальцах свою дурацкую палку. Я никак не мог понять — издевается он надо мной или преследует какую-то одному ему известную цель. Приходилось ждать. — Пей, приятель… Тут до тебя уже успели. Пауки, знаешь ли, ребята жареные… Палку видишь? Так она подлиннее была, а к концу железяка прикручена — плоская, вроде листа с того дерева… Здоровенная, острая, зараза… как называется-то? И не выговоришь…

— Ассегай. Варварский дротик.

Это были первые слова, произнесенные мной, и прозвучали они до того равнодушно и спокойно, что я подивился сам себе. Во рту остывал терпкий травяной привкус, жидкость во фляге можно было бы назвать чаем, не будь она зеленой и с сильным запахом незнакомых растений… Я расслабленно привалился к забору, а за спиной у меня молчал чистый убранный дом, с гребнем у зеркала и кинжалом на полу. Зеленый чай, окровавленный клинок и неторопливая беседа двух притворяющихся нелюдей.

— Ишь ты… Знаток, по всему видно… Вот черный-то и отмахивался этой штукой, пока мог, а мог он долго. Одного запырял до полной Реализации, остальные с ним застряли, да тройка матерых с той стороны зашла — и в дом. Как девку выволокли, так чернокожий заскулил, палку свою сломал и деру дал. Бежит по улице, а сам все озирается — и слезы по щекам… Дикий совсем. Чуть меня с ног не сшиб. Так и удрал. И пол-палки с наконечником утащил. А баба та, что у аристократочки в прислуге была…

Тут он расхохотался так искренне, что я на миг засомневался… но всего лишь на миг.

— Ой, не могу! — ржал Пустотник, захлебываясь и разевая непомерно большой рот. — Ой, кончусь сейчас!… Мегера та Пауку главному… центуриону… пол-уха отрубила! Он ее по морде, по морде — а кровищи!… Так и хлещет… младшие Паучки еле позатирали…

Мне захотелось его убить. И в ту же секунду он прекратил веселиться и искоса глянул на меня. Хмуро поглядел, настороженно, и я понял, почему бой с Пустотником доводил бесов до безумия. Я понял — и все равно я хотел его убить.

— Ты пей, пей, — холодно протянул он, опуская палку к ногам, — чего зря стынуть, чайку-то… Пивал где такой? Зелененький?

Очень важно ему было получить ответ. Это я чувствовал. Предельно важно.

— Не пивал, — буркнул я, неожиданно ощутив, что вру. И щупальца чужого, чуждого восприятия сразу отпрянули, втянулись, скрылись…

— Ну и ладно, — засуетился вдруг Пустотник, — ну и ладненько, давай сюда фляжечку, и уходим… Мало ли кого власти стребуют, а мы ни при чем… Одно только странно: почему Паучки, а не блюстители? По всему видать — беса ждали, да не дождались. А теперь и вовсе не дождутся — бес, небось, в бега уйдет, ищи луну в пруду… Верно я говорю?

— Верно, — кивнул я и про себя подумал: «Сволочь ты… ящерица противная, скользкая…»

— Вот и я толкую, что верно… Только хорошо бы, чтоб нашелся добрый человек и передал тому бесу — пусть не уходит далеко. Игры скоро, а на Играх всякое может случиться… А то не пришлось бы потом локти кусать, что не успел вернуться вовремя. Хорошо бы — но мало добрых людей на этом свете, ой как мало… почти совсем нету. Добрых мало — свободных много, реализуют Право и уйдут. Ищи — свищи… Одни бесики живут себе, живут, режут друг дружку, зубами грызут на потеху гражданам, или кайлом помахивают, да только…

Он резко встал, и я вздрогнул, увидя стеклянный немигающий взгляд у самого своего лица. Дверь внутри него чуточку приоткрылась, и оттуда, из невозможной, невероятной глубины донесся острый, душный смрад просыпающегося зверя — и не зверя даже, но просыпающегося…

— Да только говорят знающие люди, — он сделал отчетливый акцент на слове «люди», — что есть на земле такие места, где и всякому отребью Право на смерть дадено… Придет, скажем, такой бесик в Зал Ржавой подписи, глядишь, и…

Знакомый шорох плеснул у меня в мозгу, тень, предчувствие, намек — и отступил, растворился… Пустотник уходил по улице, чуть приволакивая ноги, он скрывался за поворотом, а я смотрел ему вслед, и последние слова Пустотника еще звучали во внезапно сгустившемся воздухе…

На что ты надеешься, глупый, измученный, припадочный бес… кем ты проклят — и за что?!

…Когда Пустотник свернул за угол, рядом с ним тут же объявился центурион Анхиз — возник из ниоткуда и зашагал вперевалочку, поправляя бронзовый шлем, все норовивший краем проехаться по окровавленной повязке вокруг головы.

— Ну что? — безразлично поинтересовался Анхиз. — Брать будем или как? Он там пока торчит, не ушел еще… Ох, загубишь ты мне ребят, Даймон, как пить дать…

— Нет, — в раздумье замедлил шаг Пустотник, и голос его был сух и колюч, без малейших признаков исчезнувшего веселья. — Погодим пока. Не уверен я, понимаешь! Не до конца… Вот явится он на Игры, там и проверю. Да и людей твоих жалко. Если это тот, которого ищу — положит он людей твоих, даже вместе с тобой положит… А мне его держать — время не пришло. Но придет. Скоро придет. Вот тогда и ответим на многие вопросы.