Генри Олди - Пасынки восьмой заповеди. Маг в законе

Вот, значит, где встретиться довелось!

На миг в голове все смешалось. Ты успел, успел через годы и версты: вот он, твой Данька, еще живой — а ты не в силах сдержать, остановить...

Отчаянно натянулись вожжи.

Захрапел, взвился на дыбы Кальвадос; едва не перевернув коляску, встал, как вкопанный.

Словно и не было трех лет в училище, подписанного особого контракта, долгих бесед с отцом Георгием.

Ни о чем больше не задумываясь, забыв об оставшихся в коляске княжне с Федькой, с облучка спрыгнул наземь Валет Пик по кличке Бритый.

Маг в законе.

— Зря вы так, милочка, — он сказал это позже, когда вы ехали домой: переодеться и отдохнуть перед балом.

— О чем вы? — машинально спросила ты.

Копыта звонко цокали по булыжнику. За набережной кучер свернул направо: мимо Покровского монастыря, мимо звонницы. Перья облаков сплошь усыпали небо над крестами, но дальше, со стороны Павловки, опять наползала чернильная синева.

Становилось душно.

— Я понимаю: мелочь, — Джандиери не принял твой вопрос всерьез, как требующий объяснений. Вы и без того прекрасно понимали друг друга. — Пустяки. Легкомысленная шалость; «финт», если пользоваться традиционным определением. И господа «нюхачи» не заслуживают слишком уж строгого взыскания. Но, милочка, представьте себе: ваш «эфир» был бы ими отловлен. А все второкурсники мечтают выяснить доподлинно, кто именно натаскивает их, кто оттачивает нюх. Зачем вам лишняя слава?

Ты почувствовала: капля пота, щекоча, ползет от виска к подбородку.

— Погодите, Шалва... Вы хотите сказать: они не знают, кто из их окружения является завербованным магом?! Они, «нюхачи»?!

— Разумеется, не знают. Не могут; не должны знать. По счастью, лишь многолетняя практика позволяет специалисту определить не только наличие эфирного воздействия, но и его, так сказать, источник. Лет через пять-шесть, поразбивав лбы на тернистых путях... Впрочем, бывают досадные исключения.

— Досадные?

— Или, если хотите, счастливые. Например, ваш покорный слуга перед самым выпуском сумел вычислить объект: негласного сотрудника Гамзата Ц'ада, тифлисского шашлычника.

— Вас похвалили? наградили?!

— Увы, милочка. Меня вызвал к себе начальник училища в Тифлисе, полковник Шамиль Абуталибов — светлая ему память, хотя строг был старик не по-людски! Заставил подписать кипу бумаг о неразглашении. А мне бы не хотелось, чтобы ваш любимый Аньянич уехал в столицу, обремененный такими же бумагами. Они могут улучшить жизнь офицера, но чаще бывает наоборот. Излишние способности не всегда поощряются...

В лице сегодняшнего, харьковского Джандиери отчетливо проступил Джандиери мордвинский: гордый умница, оскорбленный косностью Государственного совета, отчаянный Циклоп, рискнувший презреть Букву ради Духа.

Ты почувствовала: в воздухе закипают резкие пузырьки шампанского.

На востоке громыхнуло: сперва робко, пробуя голос, но затем грозовой протодьякон взял верный тон. Бас наполнил небесную обитель, нутряной, опытный бас; и молния благословила притихшую землю.

— Шалва, — спросила ты после долгого молчания, — скажите мне: как вы стали облавным жандармом?

Вместо ответа он положил руку тебе на колено.

Легонько сжал.

Что, Княгиня, хорошая моя?.. ну ладно, молчу, молчу...

Спать вместе вы стали спустя четыре месяца после свадьбы. В первую ночь Джандиери пожелал тебе приятных сновидений и удалился. В твоем возрасте и положении глупо ворочаться с боку на бок, если осталась одна... ты и не ворочалась. Заснула, как убитая. Снилась всякая пакость: балаклавские покойницы, Друц, одетый в жандармский мундир, раненый в шею Феденька.

Просыпалась.

Глядела в потолок.

Чтобы снова уйти в дикую грезу.

Под Рождество в училище стряслась какая-то неприятность. Джандиери два дня ходил сам не свой, совершенно не похожий на былого полуполковника; и вечером, когда огонь полыхал в камине, наполняя тело сладкой истомой, ты не выдержала.

— Шалва, — сказала ты, изумляясь самой себе. — Знаете, Шалва...

Так все и получилось. Тихо, спокойно; обыденно. Он оказался хорошим любовником: сильным, предупредительным. В меру изобретательным; в меру снисходительным. Особенно если учесть, что для «Варвара», для «нюхача»-Циклопа, ты не могла предстать юным бутоном семнадцати лет.

К сожалению, последнее время вы редко ночевали вместе, в одной постели. Не ты была тому причиной; да ты и не доискивалась до причин. Боялась узнать правду. Боялась; хотела понять; опять боялась. И редкие ночи эти также стали иными: бурными, можно сказать, буйными, жадными по-юношески... Ты потом еще долго думала, Княгиня: почему?

И ждала, когда он снова придет в твою спальню.

— ...Услуга за услугу, милочка. Не расскажете ли вы мне, как вам удалось стать тем... э-э-э... кем вы есть? По рукам?

Вместо ответа ты наклонилась к кучеру, веля придержать лошадь. На тротуаре, по левую руку, стояла афишная тумба, и мальчишка-расклейщик заканчивал свою работу.

Большие, вызывающе большие буквы.

«Киммериец ликующий».

— Желаете программку-с? — мальчишка, заметив твой интерес, кинулся прямо под копыта.

Ты дала ему монетку; развернула глянцевый буклет.

Музыкальная трагедия «Киммериец ликующий» по мотивам известной оперы, в постановке Московского Общедоступного театра. Музыка знаменитого английского композитора Роберта Э. Говарда, автора таких прославленных опер, как «Голуби преисподней», «Черный пуританин», «Черви земли» и др. Переложение и диалоги Говарда Лавкрафта, ливерпульского затворника-мизантропа, трижды обвиненного властями в некромантии и трижды оправданного судом присяжных (виза чиф-пастора Кромвеля, епископа Кентерберийского) за недостатком улик.

Роль Конана Аквилонского исполняет всемирно прославленный трагик Елпидифор Полицеймако...

— Желаете посетить, милочка?

Но ты уже смотрела на афишную тумбу.

На цирковую афишу, где, сбоку от «Киммерийца...», в окружении аляповатых клоунов и акробаток, беззастенчиво рекламировался «чемпион мира, вселенной и города Урюпинска, борец-инкогнито по прозвищу Стальной Марципан.»

— Шалва, — прошептала ты, с головой погружаясь в пучину совпадений, и не замечая, что шепот твой — тоже совпадение. — Знаете, Шалва...

Но теперь не ответил он.

Остановил кучера; спрыгнул на мостовую.

Огляделся.

Вот его лицо: каменное, напряженное, и только удивительная складка на лбу живет своей жизнью.

Циклоп почуял присутствие гостей в пещере.