Евгений Шепельский - Эльфы, топор и всё остальное

Пик, похожий на вязальный крючок… Зев пещеры у его подножия… Внутри — сонм запутанных переходов, в глубине покрытых сияющим льдом… Вход в ледяные покои… Впаянная в стену льда золотая маска… Прекрасное лицо, похожее на человеческое лишь отдаленно, было искажено болью и яростью…

Мы выбили ее из стены. Я выбил, точнее. Маска смотрела на нас пустыми глазницами. Я подумал, что она похожа на слепок с лица мертвого бога, и что если приложить ее к собственному лицу… Проклятие, я не знаю, почему мне вдруг захотелось приложить эту маску к лицу! Я не сделал этого. Я сунул ее в торбу, и мы ретировались. А ночью мой наниматель Кварус Фальтедро…

— Семь лет назад…

— Угум, — кивнул Чайник. — Сначала было ничего так, а потом мы услышали зов.

— Яханный фонарь!

— Полный фонарь. Случилось это аккурат как я Бугром стал. Караулы вокруг горы после твоего, на, грабежа мы все равно держали, так вот ближайший как-то ушел в пещеру и не вернулся. Пропали, епрста… Я услал на поиски отряд — отряд сгинул, епрста. Угум, епрста! — Бутгурт выпятил челюсть. — Симка — я у него раньше в помощниках ходил — сказал: пробудилось древнее зло. Караулы отодвинули, да без толку: зов, знаешь, с каждым годом все ширится потихоньку… Скоро уже сюда достанет: сколько от моей столицы до горы — полдня пути, меньше… Куда бежать? Еще хорошо, что не каждый день его слышно… Оно, то, что внутри, проснулось, зовет, только когда жрать захочет. Если кто рядышком — все, хана. Звери и птицы там еще вокруг горы дохнут, пройти невозможно…

— Гритт… Надо было завалить вход в пещеру камнями!

— Да пытались мы, епрста.

— Успешно?

— Угум… Оно, внутри, все видит и слышит… Сразу волю отобрало, наши камни побросали и в пещеру. Только один назад вернулся, епрста… И вот что мы узнали. Там, слушай, сидит великанская тварь, демон, четыре руки с когтями, морда с пламенной пастью, на морде — сотня светящихся глаз… А туловище вроде ободрано, лохмы мяса свисают, а между гнилыми ребрами бьется огненное сердце!

— Вели принести еще блинчиков, — сказал я.

Дело принимало дурной оборот. Заедать проблему, это, конечно, не выход, но вот наесться перед смертью, гм, гм…

— Значит, мне нужно его прихлопнуть, — уточнил я, когда блинчики принесли.

— Угум.

— Ладно. Мне бы перемолвиться с тем свидетелем…

— Епрста… Он сошел с ума и умер.

— Жаль. Я хотел уточнить размеры демона.

— Ну… большой, — развел лапами бутгурт. — Четыре руки, сотня глаз на морде…

— Это я уже слышал, спасибо.

— Епрста, я выписал из Сэлиджии ведуна-человека, который истребляет нечисть, крутых бойцов, экзорциста и целую кучу мистиков! Ведун туда зашел — назад весь седой вышел, с тех пор не разговаривает, только мычит страшно; он у нас на отшибе поселился — кормим его из сердобольности. Крутые там все сгинули… Экзорцист из пещеры выбежал, сразу сыпанул по кустам, только его и видели. Мистики — их двое из трех спаслось, третий там от страха помер — сказали, что та маска была вроде как печатью, вы ее сняли, и теперь внутри пробудилось древнее зло… Скоро оно насытится, силенок подкопит, и наружу выйдет, и тогда никому, на, мало не покажется! Ну а первой на его пути будет моя столица, епрста! И все из-за тебя, Фатик, из-за тебя! Кыргак мро артарат каршут!

— Остынь, Чайник. Моя вина — мне и расхлебывать.

Он довольно ухнул, тут же перейдя от возбуждения (липового) к спокойному довольству. Лукавый сукин сын.

— Вот, хорошо, что ты понимаешь!

— Да, мне не отвертеться. — Хитрый прощелыга! Он знал: чтобы добавить мне особенной резвости, ему нужно применить тонкий ход, и придумал его — продав часть моего отряда Фаерано! Теперь я просто обязан победить демона и остаться в живых. Ну а то, что Виджи и я… скажем так: Чайник зорко наблюдал за пещерой и сделал нужные выводы. Заодно и свои дела обстряпал, устранив притязания прочих племенных союзов на эльфов. Хитрец, подлец, политик! — Я так понял, что на людей зов действует слабее, чем на гоблинов, верно?

Бутгурт подумал.

— Не скажу точно. Экзорцист, на, бежал так, что пятки сверкали. То ли превозмог он зов… Мистики выбрались тоже… Ведун точно зашел сам, я видел с горушки, сам же и вышел… Это уже потом мы его связанного несли, буйствовал… Бойцы — а я их и по одному, и бандами нанимал — все там передохли. Мы, сам понимаешь, туда сейчас близко не подходим…

Я отпил воды.

— Свидетель не упоминал, рогов во лбу демона не было?

Он осклабился:

— А я всегда думал, что Чоз — это сказка для выбивания денег из легковерных людишек!

— Аналогично. Это просто версия. Некоторые человеческие боги рождаются в аду.

— Нет, про рога он, епрста, ничего не сказал. Сотня глаз, пламенное сердце… Придется тебе им заняться, Фатик. — Он сделал паузу и со значением взглянул на меня. Сказал едва слышно, почти моляще: — Если ты не приберешь демона, епрста, меня, чую, епрстнет оппозиция. А если приберешь…

— Посмотрим.

— Есть мнение, что варваров Джарси мне надо было пригласить с самого начала… Вы это сделали, авось, да и назад откатите…

Я кивнул:

— Посмотрим. Но если я уничтожу демона, ты дашь мне золота столько, чтобы хватило набрать команду налетчиков для…

Чайник шлепнул по столу когтистой лапой.

— Само собой! Дам две торбы в руки, одну на плечи и еще кошель в зубы. Мало — добавлю. Если догоню, конечно. Епрста, ты же меня знаешь, на. Я свое слово держу!

Я знал, что слово его твердо. Это только людишки с возрастом меняются в худшую сторону: в двадцать мы хотим изменить мир, мир, разумеется, остается неизменным, и в неполные сорок мы прогибаемся под него и превращаемся в дерьмо.

Впрочем, не все, не все…

А еще я знал, что демон ждет в пещере именно меня. Знал и все тут.

Если твоя профессия — герой, будь готов к тому, что рано или поздно семена твоего «геройства» превратятся в увесистые плоды (учтите, я не веду речь о внебрачных детях!), сладкие и горькие, съедобные — и ядовитые. Так вот, я — выражаясь фигурально — с самого знакомства с моими эльфами только тем и занимался, что собирал порочные плоды своей геройской глупости, горькие настолько, что скулы сводило.

Теперь настал черед последнего плода, пропитанного ядом.

Мы шли на разборки с подгорным демоном, которого я же и выпустил.

Предварительно я еще раз плотно поел и вымылся в гоблинской баньке. Помирать грязным да на пустой желудок я всегда считал верхом паскудства.

— Зря ты за мной увязался, — сказал я, пробираясь через подлесок. — Да и Крессинда не хотела тебя отпускать…

Олник Гагабурк-второй (прошу заметить — сын Джока Репоголового!) источал младенческий оптимизм: