Евгений Шепельский - Эльфы, топор и всё остальное

— Клянусь Рамшехом, монсер, я не могу больше ждать!

Шепот нарастал. Озлобленный змеиный прибой… Я и сам понимал, что счет пошел на минуты. Закат — растяжимое понятие, да, вот только прореха бытия об этом не знает.

Морок изрядно потемнел: это солнце уходило за горизонт…

Последние минуты жизни Ридондо…

Квиии-шииии…

— Хорошо, отплываем.

— Отплывае-е-ем! — гаркнул боцман, кажется, возглас его предназначался Крессинде.

— А как же Олник, мастер Фатик?

Мы начали подниматься по сходням. Скареди пыхтел, охал, покачивался. Я чувствовал себя не лучше. Орк в воде панически хрипел, захлебывался. Южные орки плавают так же хорошо, как пропитый мною топор.

— Мастер Фатик?

Прощай, Олник, я не могу больше…

В туманной мгле за спиною раздался дробный топот.

— Оеие ияяяя!

Я узнал этот голос.

— Подожди… те-е…

Из тумана выбежало мое проклятие. Оно было в парчовом дорогом кафтане с полами до пят, в малиновой расшитой шапке — явно из иностранного квартала, на шее — тяжелый золотой медальон, под мышками два сундука. Когда оно — вот это мелкое, ничтожное и по-прежнему расписанное чумными бубонами создание — начало подниматься по сходням, я заметил, что за спиной его болтаются сразу три торбы, набитые, как мне показалось, кирпичами.

— Я… — сквозь одышку проговорил Олник, подняв на меня невиннейший взгляд. — Насилу успел… Я того… Я смекнул, что в гриме-то меня вряд ли кто тронет, ну и вот… Я ведь сделал уже все что нужно, верно? И вот уже когда пошли последние ряды базара, я отстал и решил… ну, маленько сходить за покупками. Чтобы было что подарить… — он потупился… — Оно же все равно пропадет! Но там и тебе есть! Слушай, я столько всего взял!

Сходил за покупками, маленький гнусный пакостник!

Я не убил его только потому, что рядом была Крессинда.

Мелко семеня, Олник попытался прошмыгнуть на борт фалькорета, но Бун с гримасой испуга и отвращения загородил ему путь:

— Куда? Он же чумной!

Я шагнул вперед:

— Чумной? Это краски, обычный актерский грим!

Косматую бороду шкипера рассекла свирепая ухмылка:

— Клянусь Рамшехом… грим?

— Вот! — С великим трудом подавив желание сграбастать гнома за горло и медленно-медленно удушить, я развернул мелкого паршивца к капитану и начал растирать его физиономию так энергично, что богатая шапка свалилась за борт. Олник тихонько охал, а бубоны на его лице тем временем превращались в большое гротескное пятно.

— Краска, грим!

Зрачки капитана расширились.

— О, монсер… Но… зачем?

— Мы сыграли в городе маленькое представление. Не стоит спрашивать больше, капитан.

Его взгляд — глаза снова стали как щелки — вцепился в сундучки под мышками гнома.

— Рамшех… представление…

Мной овладела досада. Не иначе, шкипер решил, что мы организовали панику в Ридондо, чтобы прибрать к рукам чью-то кубышку.

— Да, прощальное представление актерской труппы.

Бун замедленно кивнул. Оглянулся на затканный туманом город, посмотрел на меня. «Не верю я вам, ребята», — говорил его взгляд.

— Вот оно что…

Квиии-шииии…

Олник вырвался из моих рук и перебежал на борт «Горгонида».

— Дларма, Фатик, мы плывем, или как?

— Молчи, горе!.. Шкипер?

Бун повел рукой в сторону буксира:

— Дайте приказ… вашей женщине.

На миг я представил Крессинду в своей постели и содрогнулся.

— Она не моя женщина, — тут мне следовало бы прибавить: «Слава богу». — Она женщина вот этого гнома.

Олник немедленно приосанился.

— Рамшех… Тогда пусть командует он. Туман густеет, монсер, и этот шепот…

Шепот нарастал. А туман становился плотнее, или просто начинало темнеть.

Счет жизни Ридондо шел на минуты.

Матросы отвязали швартовы, и я передал Крессинде приказ убираться восвояси. Она поддержала меня зычным ревом, от которого лопалась посуда. Гребцы буксира налегли на весла, и «Горгонид» отвалил от причальной стенки. Я мысленно сказал: «Молодчага, Фатик!» Без буксира мы бы нипочем не убрались из гавани раньше срока.

Впрочем, успеем ли сейчас?

Квиии-шииии…

Продвигались мы достаточно медленно, главным образом потому, что видимость в тумане была крайне мала. То справа, то слева, будто призрачные скелеты каких-то чудовищ, скелеты с лохмотьями плоти, из тумана выплывали другие суда. Скрипя костями, они стремились к выходу из гавани; тускло светили бортовые фонари… Матросы на вантах громкими криками предупреждали соседние корабли.

Я стоял на носу рядом с Буном и смотрел вперед, желая одного — быстрее выбраться из потерянной столицы Мантиохии. Позади робко перешептывались матросы, глухо спорили о чем-то Скареди и Монго. Олник рядом с ними пытался встрять в разговор, спешил похвастаться своими приобретениями. Ничто его не проймет, даже близкий апокалипсис: у засранца все мысли о скорой женитьбе.

А гнусный напев оплетал душу, проникал в мозг, готовясь свить там гнездо безумия…

Квиии-шииии… Шиии-мо-о-о-кваааай…

Но мы промедлили, дожидаясь гнома. Туман из прорехи бытия подполз к самому краю гавани. Здесь он был совсем прозрачным, и я увидел сквозь него чистую, спокойную воду пролива. Справа, примерно в полусотне ярдов, находился приземистый форт, стороживший вход в гавань. Наверху его главной башни имелась обширная площадка с тяжелой баллистой. С площадки что-то кричали, но морок глушил звуки. Форт-близнец, стороживший другой край гавани, виднелся ярдах в сорока слева.

— Гляди-ка, — вдруг промолвил Бун. — Ковенант отозвал боевые галеры… Ишь, чешут к пристаням Верхнего города! — Он показал рукой. — Вон уходит последняя, монсер. Не нравится мне это…

Корма последней галеры Ковенанта исчезла в тумане. Тем временем наши гребцы миновали гавань и налегли на весла. Легкий фалькорет волочился за буксиром, постепенно набирая ход.

Еще немного, и — прости-прощай, Ридондо!

Бун внезапно напрягся и подался вперед всей глыбой своего неуклюжего тела. Мне показалось, что он сейчас прыгнет в воду, прямо под нос собственного корабля, но вместо этого он выпрямился, метнул на меня пустой взгляд и издал крик, похожий на вопль раненой мартышки:

— Цепь! Гребите, мерзкие отродья!

Клянусь вам, он вопил на такой высокой ноте, какую ни за что не смогла бы взять его пропитая и прокуренная глотка, но все же — взяла.

Сошел с ума? Как бы не так!

В трех ярдах от носа «Горгонида» вынырнула тяжелая, вся в клубках ракушек и бородах морской травы вороненая цепь. Каждое звено — шире моей ладони. Корабль ударил в цепь форштевнем… и остановился. Наша буксировочная цепь натянулась, «Горгонид» жалобно взвизгнул и начал разворачиваться боком…

— Отставить грести! — крикнул я.