Валентин Бабакин - За тенью дракона

Ахарта замолчал. Глаза его остекленели. В их пустоте мерцали блики огня.

- Умер, - произнес Зерон. - Видать великий воин был, если могущественного мага одолел. Выходит так, если он не лжет, то во мне его кровь теперь. Я о том не просил. Пора уходить, но напоследок не мешает обшарить его карманы.

В одном из карманов Ахарты Зерон обнаружил мешочек с парой десятков медных монет.

- Неплохо, - удовлетворенно произнес он, пряча мешочек за пазуху.

Меч Ахарты Зерон тоже прихватил вместе с ножнами и наплечным ремнем. Клинок с узким лезвием в полтора локтя длиною пришелся ему по руке. Этим клинком он раскидал по полу горящий хворост из очага.

Огонь жадно побежал в стороны, взбираясь на стены.

Глава 13

ТЕМНЫЕ ПАДИ

Время велико. Весь Мир Изменений умещается в его небольшой части, разбиваясь на отдельные, маленькие фрагменты событий, капельки, осколки в которых существуют миры и мирки. Время едино и неделимо, объединяя, в отдельном своем мгновении, бесконечно великое множество событий. Каждый, из живущих в Мире Изменений, существует в своем фрагменте этого единого пространства, именуемого временем, и видит только ту картину мира, что доступна его ощущениям. Тот, кто видит больше, тот может управлять большим. Кто видит всё - управляет всем. Кто управляет всем - тот управляет миром. Но хочет ли сам мир, чтобы им управляли? Для этого ли он создан? И не уничтожает ли мир того, кто видит слишком много и очень желает управлять им, вопреки тому пути, которым следует мир?

Так говорил Мауронг. Зерон знал эти слова. О том ему поведал отец. Заповеди Мауронга были записаны в древних скрижалях и хранились в гробнице некогда могучего мага.

А еще Мауронг говорил, что в каждом человеке дремлет маг. Он говорил, что видит человека, как каплю дождя, падающую в Океан Вечности, как искру огня, взлетающую к небу, как снежинку среди миллиардов других, сметающих все на пути потоком лавины.

Он говорил, что видит человека маленькой утренней росинкой, отражающей в себе этот мир.

Он говорил, что чувствует разум человека, вбирающий в себя этот мир, как каплю дождя, искру огня, снежинку стремительной лавины и утреннюю росинку.

Он говорил, что человек это часть мира, а мир это часть человека.

И человек может все.

- Человек может все, - повторял время от времени Зерон, настраивая себя на опасный путь. Вместе с тем из его головы не выходили слова Ахарты о Воинах Жизни. О Хаккадоре. О пророчестве. Зерон понял не все из того, что сказал ему этот воин. Какое еще древо смерти? Что это за тени зла, которые гуляют по земле? Бред какой то. А может быть, он байки рассказывал, чтобы усыпить бдительность Зерона? А может быть, он решил направить его на путь, где скрываются коварные и смертельные ловушки?

Береженого Мауронг бережет. Зерон решил свернуть с ранее намеченного пути и принять направление южнее, что он и сделал после того, как углубился в лес.

Природа готовилась к зиме. В лесу было тихо. Не слышалось ни щебетания птиц, ни хлопанья крыльев. Мягкий сырой мох и опавшие листья заглушали шаги. Изредка под ногами хрустели сухие ветви. Ближе к вечеру Зерон благополучно выбрался из леса и приступил к подъему по осыпям камней на крутой горный склон. Изредка над ним кружились пишачи. Эти небольшие крылатые ящеры питались падалью. Сделав над Зероном пару-тройку кругов и убеждаясь, что тот еще не собирается помирать, они с недовольными хриплыми вскриками летели далее.

К вечеру Зерон взобрался на перевал. Небесный огонь светил ему в лицо, опускаясь к горизонту. С высоты перевала пред Зероном раскинулась бесплодная, каменистая равнина. Пройдет немного времени, и весь этот пейзаж погрузится в темноту. Пора было подумать о ночлеге.

Огонь разводить опасно. Одинокий костер издали может привлечь ракшасов, выползающих по темноте на ночную охоту из-под земли, да и не только их. Ночные чудовища, будучи порожденные мраком, страшнее дневных, и могут не убояться запаха крови пещерного медведя.

Придется переждать ночь, плотнее закутавшись в меховую накидку. Впрочем, холод был не страшен для Зерона, приученного с малых лет к трудностям выживания в дикой природе. Он собрал охапку сухой травы для подстилки и вскарабкался на высокий скальный выступ, где можно было не опасаться нападения ночных хищников. Расстелив траву на узкой жесткой площадке, Зерон улегся на нее, достал из-за пазухи хлебную лепешку и жадно надкусил, глядя в темнеющее небо. В нем зажигались звезды.

Было тихо. Ночная мгла медленно накрывала землю, и в ней размывались очертания гор, а линия горизонта сливалась с небосводом.

Ночь обостряет чувства. Зерон невольно вслушивался в тишину, ловя малейшие шорохи, доносимые движением воздуха. Все чаще до его ушей доносилось далекое завывание не то зверей, не то ветра среди скал. Где-то под чьей-то поступью посыпались камни с горного склона. Зерон вскинул голову, встревожено всматриваясь в темноту. Снова наступила тишина. На горизонте затухала полоска дневного огня, а вскоре на небо выползло ночное светило. Оно было красно и огромно. Его тусклый свет накинул багровое покрывало на ночной пейзаж. Далекие звуки перестали тревожить Зерона. Он прикрыл глаза, но через миг вновь резко поднял голову, всматриваясь в ночной сумрак. Неподалеку от скалы, где притаился Зерон, послышался шум, после чего из темноты проявились смутные очертания какого-то животного. Оно явно спасалось бегством. Вскоре из темноты выскочили преследователи. Зерон увидел трех крупных степных волков. Один из них настиг добычу в прыжке и вцепился ей в холку. Другие двое зашли по бокам. Хищники работали слаженно. Через миг второй волк вцепился жертве в ногу. Погибающее животное издало громкий трубный звук.

Это был детеныш хорта*. Волки никогда бы не посмели напасть на взрослое животное. Даже лесные драконы избегали встреч с ним. Но этот детеныш видать отбился от стада, и теперь его жизнь была в смертельной опасности. Третий волк вцепился ему зубами в шерстистый бок и повис на нем. Детеныш бестолково затоптался на месте.

Поначалу Зерон с интересом наблюдал за охотой хищников. Он видел пред собой проявление закона природы, того самого закона зверя, который всегда проповедовал великий Мауронг, того закона, где выживает сильнейший. Слабым здесь не место. Но уже через миг в глубине его души шевельнулось чувство некого единения с этим малым одиноким детенышем, беззащитным среди бескрайних диких просторов. Может быть, его мать погибла? А может и отец хорта сгинул где-нибудь в болотах? Это чувство нельзя было назвать жалостью или же состраданием. Великий Мауронг учил, что жалость, а более того сострадание к кому-либо ведет к неразумным поступкам и недостойна истинного воина. Но Зерон увидел в этом детеныше себя самого, одинокого, покинутого и не сдающегося.