Виктор Обухов - За древним кладом

Экстрасенс покачал головой. Видимо, в знак восхищения перед теми, кто умел оставлять столь надежную охрану для своих тайн…

— Но зато они догадывались, как можно ее обмануть. И, если б у кого была дудка, подобная моей…

Он прервал монолог, поглядел на меня и вновь зловеще улыбнулся.

— Впрочем, могу рассказать подробнее. Немного времени еще есть, — а вы, как я понимаю, вряд ли станете противиться такой отсрочке. — Итак. — На основании частых печальных опытов было установлено, что вошедший в контакт со сторожем не уничтожается мгновенно, а некоторое время еще продолжает существовать. Словно бы впитывается в сторожа. Видимо, добавляя свою энергию к общей. Но это меня не интересует. Куда бы вы там ни впитывались, — это, простите за цинизм, ваше дело. Меня же интересует здесь то, что вы во время этот вашего впитывания еще существуете и способны что-то делать. А если вашу сопротивляемость немного повысить, с помощью вот этого инструмента (он показал глазами на дудку), — то у вас хватит времени ухватить шкатулку и выбросить ее наружу. Ко мне. — Как вам нравится мой план?.. Понимаете, чего я от вас жду?..

Я понимал, — и это, наверное, было самое ужасное в моем тогдашнем положении столба. О!.. — я понимал все. Я понимал, что экстрасенс вовсе не шутит, объясняя мне то, что он собирается сделать; я понимал, что, несмотря на весь ужас, на все отчаянье, на все сопротивление моего сознания этому плану, — я сделаю то, что он хочет от меня…

— Итак, кажется, все. Больше ничего не имею вам сообщить. Впрочем, вот еще что. — Если это послужит вам утешением, — могу сказать, что вы, остановившись по дурацкой случайности чуть позади меня, сделали такое положение законным. Теперь мне придется вести вас до самого шара в таком же положении, как сейчас. То есть, первым буду идти я, да к тому же — спиной вперед; это немного опасно. Но, однако, должен сказать, что утешение это небольшое, ибо надеяться не на что. — Естественно, я почувствую, что мы уже дошли. И уступлю вам дорогу. Кое-что перестроив в мотиве…

Он поднял дудку к губам и насмешливо поклонился мне.

— А теперь — нам пора. Заранее — прощайте!.. Хотелось бы, конечно, расстаться более мирно, — но увы, это невозможно. Шкатулка несравненно ценнее вас, так что выбора у меня нет. Единственное, что я могу сделать для вас доброго, — это немного продлить вам жизнь в шаре. Как я и обещал. Не уверен, правда, что вы сочтете это добром… Однако, мне все равно. — ВПЕРЕД!..

Так начался этот ужасный путь. Увольте меня еще раз вспоминать о нем в подробностях. Могу только сказать, что после того, как экстрасенс поднес к губам дудку и заиграл, я стал движущимся столбом. — Движущимся, естественно, туда, куда вела меня мелодия…

Странное, надо сказать, было у меня тогда состояние. Словно бы несколько «я» шли одновременно в одном теле. Первое слушало чудную музыку и видело стоцветные, невозможные сны. Другое — понимало, что его ведут на гибель, и бессильно, но яростно сопротивлялось… Третье было просто наблюдателем. Без всяких эмоций. Это оно отмечало, как действительно потемнело все вокруг, когда я ступил на территорию плиты; это оно разглядывало экстрасенса, идущего лицом ко мне, а спиной к шару, и играющего на своей проклятой дудке… Экстрасенс был в двух шагах впереди меня…

Вот такие три «я», совершенно не связанные друг с другом, личности с разными интересами, шли сейчас с факелом над головой по желтой дорожке вслед за экстрасенсом. А вело из вперед четвертое «я», вектор первых трех, вектор лебедя, рака и щуки, — вело туда, куда звала меня дудка… А она уводила все дальше и дальше, и желтый свет неумолимо приближался…

И вот мы уже приблизились совсем. Мелодия прервалась, когда экстрасенс, едва не коснувшись спиной желтого шара (мое наблюдающее «я» отметило, как мгновенно усеяли его лоб капельки пота), — сделал торопливый шаг вбок… точнее — начал делать…

И — в который раз! — произошла перемена судьбы. Возможно, сила, обитающая в желтом шаре, сообразила, кто из нас настоящий похититель (так я думал чуть позже); а быть может, какие-то другие случайные силы составились тогда в мою удачу. — В тот миг, когда экстрасенс отнял дудку от губ, собираясь переменить мелодию, желтый шар внезапно просиял, и неведомая сила вырвала у меня из руки факел и уронила на экстрасенса… А быть может, уронила не она, а счастливый случай, так любящий помогать остолопам; не знаю. — Факел упал на экстрасенса и тот, вскрикнув от неожиданности, отшатнулся, отпрянул… и потерял равновесие. Нога его так и не успела обрести опору. Наверное, он мгновенно понял, что случилось, — и так же мгновенно и безнадежно осознал, что бессилен предотвратить то, что будет… — Я никогда не слыхал крика, подобного тому, с каким он падал в сияющий шар…

В тот миг, когда он падал, я обрел свободу и цельное сознание. Быть может, лучше б этого не случилось тогда. Сдается мне, что счастливый случай, столько раз великодушно спасавший меня, каждый раз брал за это богатую плату моими нервами. Итак, сознание вернулось ко мне, — и я видел конец происходящего. Экстрасенс был прав: он еще некоторое время продолжал существовать в шаре. Я запомнил его движения… его лицо… глаза, глянувшие на миг на меня, — хотя могу поклясться, что он меня не увидел. Потом с ним начало происходить что-то невероятное, — и тогда я на какой-то миг даже понимал, что творится там… — Но, слава Богу, я забыл об этом. Сейчас. А тогда — наверное, это понимание послужило последней каплей. Оставленный всеми силами, я начал падать в желтый свет, перед самым падением потеряв сознание.

— Вот так, — закончил Саша, сделав небольшую эффектную паузу. — О том, что было дальше, я, конечно, не имел ни малейшего представления. Очнулся я у реки. Утром. Кажется, вернул меня к жизни грохот какого-то поезда, пролетавшего мимо станции. Я, как легко догадаться, долго не мог сообразить, жив ли я и, если так, — где я нахожусь?.. Потом, после долгого лежания я наконец принял как рабочую гипотезу, что я все-таки жив, и тогда установил, что лежу теперь на другом берегу, — на нормальном, человеческом, — не на том, на который занесла меня вчера нелегкая… — На своем. Вверх от меня — тянулась к станции дорога, протоптанная копытами; внизу текла река, а вокруг меня бродил местный скот, пришедший на водопой. Одна из коров стояла рядом и медленно жевала зеленый носовой платок, — несомненно, утянутый ею из моей раскрытой сумки, стоявшей справа от меня.

Когда я немного пришел в себя, мне ничего не оставалось, как подняться и, оставив на поругание корове несчастный платок, отправиться на станцию. — Надо сказать, что по дороге я не на шутку казался себе призраком. А в минуты отрезвления боялся, что сейчас очнусь — и увижу себя падающим в желтый шар…