Дуглас Смит - Ребята снова в городе

Когда я вступил в нашу таверну, хрипло крикнула гарпия. Парочка их расслабленно сидела в клетушке, головы на столе, крылья слабо шевелятся. Сивилла плюхнула между ними две стопки, и одна гарпия коротко подняла голову, чтобы испустить высокое «скриии!». В баре, потягивая из высоких бокалов кроваво-красный напиток, стояла пожилая пара туристов и два кентавра. Разложенная колода таро лежала на стойке перед пышной тушей моего партнера Дино, и когда Сивилла вернулась, она начала переворачивать карты. Я опустился рядом с ним на табурет. Дино хмурился.

— Проблема? — спросил я.

Допивая бокал, он дернул головой в сторону гарпий.

— Все гадят на ковер. Вонючее отродье Океана.

— Держи их сзади. Ждать они могут и там.

Он покачал головой.

— Им не нравится быть близко к вратам.

Я кивнул в сторону туристской пары:

— Затруднения?

Он пожал громадными плечами.

— Даешь им порцию амброзии — и они в порядке, разве что жалуются на шумных ребят из колледжа.

Он снова взглянул на гарпий.

Я ухмыльнулся. Мы действительно не возражали против гарпий, да и кентавров, фавнов и даже случайных циклопов. Люди вообще не доставляли хлопот. С ними еще и лучшие кредитные риски. Реальная проблема управления нашим заведением — это смешение людей с хорошим кредитом с созданиями, которые предположительно не существуют, не говоря уж о том, что покупают напитки в тихой маленькой таверне.

Держать таверну тихой и маленькой — а не источником программы новостей — требует неких специальных мер. Иллюзионные чары, активируемые у двери, убеждали людей, что все совершенно нормально. Чары длились, пока действовала амброзия. После порции адвокаты настойчиво флиртовали с нимфами, туристы азартно играли в пинбол с сатирами, а профессора ожесточенно дебатировали с гидрами. Крепкая штука, эти последние. Гидры не слишком умны, но попробуйте вставить хотя бы слово против множества голов.

Сивилла перевернула очередную карту таро, белые глаза ее смотрели прямо вперед.

— Придут старые друзья.

— На пароме? — спросил я.

Нет ответа. Разговоры — не ее сильная сторона, однако на вопросы она отвечает. Фактически, я даже рад, что она вернулась к таро. Последнее время она рылась в козлиных потрохах, а это действительно сильно пачкало бар.

Я взглянул на часы: 7:10 вечера. Врата откроются через сорок пять минут. Потом многие из наших нечеловеческих гостей отчалят из таверны и из этого мира. Навсегда.

Дино перехватил мой взгляд.

— Ты нечасто заходил на этой неделе.

Я пожал плечами.

— Занят был. Я что-то прозевал?

— Прошлым вечером врата открылись в 7:50.

Я засмеялся.

— Ну, наконец-то. Три столетия каждую ночь ровно в 7:55. Ни разу ни единого промаха. Почему вдруг внезапное изменение?

— Может, кому-то не захотелось ждать.

Я усмехнулся.

— Думаешь, кто-то из этой партии мог нажать на врата?

Он не улыбнулся.

— Нет, из этих никто.

Кентавры забарабанили по стойке, требуя вина.

— Копыта прочь с мрамора, вы двое! — проревел Дино. — Или отсюда вернетесь на пароме и не попадете во врата!

Он пошел наливать заказ, пока я сидел, размышляя. Никто из тех, кого мы знали, не мог нажать на врата, кроме меня. По крайней мере, никто по эту сторону.

Сивилла перевернула карту.

— Они прибудут не на пароме.

— Тогда как? — спросил я. Нет ответа. Мне вдруг сильно захотелось проверить, что у меня за спиной. Снявшись с табурета, я зашагал к двери с меткой «Только для персонала» и шагнул в рощу.

Расположенная на островке в гавани Торонто, наша таверна раскинулась и полностью заняла крошечную полоску земли, заблокировав доступ к концу маленького полуострова. Вечнозеленые деревья выстроились по берегу за ними, прерываясь только скрытой бухточкой. Мы сами посадили эту рощу, чтобы все скрыть.

Я прошел по дорожке, усыпанной крупным песком, до каменных ступеней, поистертых за годы концами разных ног: когтями и клешнями, копытами раздвоенными и нет, а иногда даже змеевидными телами вовсе без ног. Я взошел по ступеням до восьмиугольного возвышения шириной в десять метров, установленном на камнях, скрепленных раствором, в восьми футах над травой. Голубое пламя горело в высоких нишах восьми мраморных колонн, что поддерживали купольную крышу. Образы богов и демонов из дюжин древних религий были вырезаны на каждом столпе-колонне. Вырезаны моей собственной рукой. Тщеславие, конечно, однако наши патроны ожидают наличия некоей атмосферы.

Охраны мы не держали. Устройство работало только на выход. В центре платформа менялась с серого камня на черное сияние в шесть шагов шириной. Сияние трепетало, словно поверхность нефтяного озера. В его черных глубинах вспыхивали цвета, которые я никогда не мог назвать верным словом.

Врата.

Я поклонился. Всего лишь обычай, однако я уважаю все, что старше меня. Я так же уважаю последнее из оставшегося чего-нибудь. В этом мы все похожи. Старые и одинокие.

Когда-то эти порталы насквозь пронизывали наш мир. Вечность назад я победил их, запечатав их навеки. Этот единственный портал я связал, усмирив его бушующее сердце до медленного ритма сердцебиения спящего гиганта. За множество протекших лет я кланялся ему миллион раз.

Теперь, впервые за очень долгое время, я коснулся его своим разумом.

Пульс его был медленным, не изменившись, насколько я мог судить, со времени той нашей древней борьбы. Я повернулся, чтобы уйти. Что-то пощекотало мне затылок, словно взмах холодной руки, я остановился и повернулся.

Ничего.

Все еще встревоженный, я спустился на несколько ступеней и пошел к спрятанной бухточке. Паром из Торонто выходил из главного дока, везя туристов и горожан из жары центра города в прохладу островов. Я осмотрел гавань в поисках нашего собственного частного парома. Вот он. Примерно в сотне ярдов воздух над водой мерцает. Сосредоточив взгляд на этом месте, я достал его разумом. Мерцание превратилось в громадную, плоскодонную баржу.

На носу воздета голова змеи, вырезанная из дерева черного, как врата Гадеса, в каждом глазу горят рубины размером с кулак. Дерево и в самом деле было от врат Гадеса, но это другая история. Фигуры толпились впереди, напрягая зрение, чтобы различить берег. Это, должно быть, путешественники, идущие воспользоваться вратами, надеясь, что лучший мир для их рода лежит по другую сторону. Наши постоянные посетители, едущие чтобы просто выпить здесь рюмочку со старыми друзьями, лениво стоят на палубе.

На приподнятой платформе на корме, держа руку на рулевом колесе, стоит паромщик. Стоит так, как стоял больше веков, чем я могу припомнить. Харон.