Александр Розов - Золотая жаба Меровингов

…Артистично произнося этот монолог, Отто двигал руками перед лицом репортера, ускоряя темп, а в финале будто рубанул ладонью, и…

…По асфальту, в сторону спуска в супермаркет, покатился вывалившийся глаз…

…Репортер, от легкого стресса покачнулся, схватившись за лицо…

…Остальные телевизионщики с визгом подпрыгнули…

…А майор, крикнув: «сейчас я его подберу!», метнулся вслед за катящимся глазом.

…Точнее, за точно брошенным чупа-чупсом без палочки.

…Банзай!!! Препятствие в виде цепочки журналистов преодолено. Визг за спиной уже прекращается, уступая место недоуменной ругани, но это не относится к делу.

Два молодых лейтенанта, стоявшие около полицейской машины, посмотрели на Отто с искренним восторгом ценителей таких фокусов.

— Здорово вы поимели этих шакалов, мсье майор!

— Ловкость рук, парни, и никакого мошенничества. А теперь объясните, что такое наш сегодняшний клиент?

— Эх… — вздохнул первый лейтенант, — …Похоже, это хитрый психопат. Мы уже успели пробить по базе. Жан-Жак Ансетти, 49 лет, белый, безработный, и сочиняет какую-то подолбень, которая кажется ему стихами, диктуемыми с неба богом Ассаргадоном.

— Так зовут бога, — пояснил второй лейтенант.

— Имя не хуже других, — заметил Отто Турофф, — и что дальше?

— Дальше, — продолжил первый, — эти стихи на хрен никому не нужны, а Ансетти очень обидно, поскольку стихи гениальные. Поэтому, он захватил заложников и требует себе ровно десять часов прямого эфира на Первом национальном канале, чтобы сделать там поэтический нон-стоп. После этого он обещает отпустить заложников и сдаться.

— Ясно, лейтенант. А вы сообщили в департамент, что требование легко исполнимое?

— Мы сообщили, но там нам ответили: ни хрена оно не исполнимое. Мол, национальный канал не может целый день транслировать всякую херню.

— Это такие плохие стихи? – полюбопытствовал майор.

— Вот, взгляните, — второй лейтенант протянул ему планшетник, — это блог Жан-Жака в социальной сети «MyLife». Называется «LogosOfUniversumTeosAssargadon».

— Хм…— буркнул Турофф и прочел.

…Читать дальше не имело смысла, картина очевидная, и майор констатировал:

— Не Гомер, конечно. Но не хуже, чем сериалы, talk-show, дурацкие новости, реклама всякого говна, и прочее, что крутят по TF-1. Могли бы и эти стихи транслировать.

— В департаменте сказали… — напомнил первый лейтенант.

— Да, — перебил Отто, — я понял. А связь с этим поэтом есть?

— Есть, — первый лейтенант кивнул, — он у нас висит на линии с мобильного телефона.

— Ясно. И что вы успели ему сказать?

— Ну, все по инструкции. Мол, ваши предложения рассматриваются, и надо подождать некоторое время, пока телевизионщики ищут возможность для такой трансляции.

— Дело дрянь, — спокойно сказал майор, — в любую секунду этот Ассаргадон может дать команду с неба: «давай, раздвинь контакты», и мы будем выгребать из этого говняного супермаркета несколько тонн фарша слабой прожарки.

— Не приведи бог, — прошептал второй лейтенант, и перекрестился.

— Отставить, — отозвался Турофф, — никакой бог, кроме Ассаргадона тут не поможет. И потому, выведите на большой экран картинки торгового зала с телекамер, и дайте мне поговорить с этим клиентом.

— Сейчас, месье майор, — сказал первый лейтенант, и через минуту Турофф уже держал в руках телефон, глядя при этом на четыре картинки торгового зала.

Выглядело все не очень-то позитивно. Публика числом примерно полтораста единиц, в невыносимом ужасе жалась к стенам и витринам. На полу прямо посредине зала в позе медитирующего йога сидел патлатый мужчина в синих шароварах и золотистой рубахе навыпуск. И, что существенно: весь пол зала был засыпан осколками стекла. Наверняка «клиент» специально бил витрины и раскидывал осколки. Вот только зачем? Ладно, по разговору будет понятно (решил Отто) и начал общение.

— Жан-Жак, вы на связи?

— Я всегда на связи, — послышался дребезжащий, — а кто осмелился меня беспокоить?

— Меня зовут Отто, я работаю на правительство и меня назначили контактным лицом.

— Тьфу! – брезгливо произнес «клиент», — контактное лицо! Как вам не стыдно служить уродливому идолу правительства, и отворачиваться от сияния истины?

— Что поделаешь, так у меня жизнь сложилась, — печальным тоном ответил майор.

— Проявите волю, и задумайтесь об этом, — повелительно заявил Жан-Жак Ансетти.

— Да, я этим займусь, — согласился Турофф, и после паузы спросил, — я думаю, что мне гораздо легче будет задуматься об этом, если я окажусь рядом с вами.

— Ты лукавишь, — строго произнес «клиент», — но, да сбудется сказанное. Иди сюда, как положено неофиту, в том виде, как ты был рожден, ты понимаешь меня?

— Мне будет проще, если вы поясните это условие, Жан-Жак.

— До чего же ты глуп, Отто. Я объясняю: ты должен войти голый и босой. Я жду!

— Хорошо, а можно ли мне взять палмтоп-коммуникатор?

— Я тебе разрешаю, — милостиво сказал «клиент», — но не заставляй меня ждать.

— Да, я уже раздеваюсь и иду, — подтвердил майор, поняв теперь, с какой целью по полу рассыпаны стекла.

Оба лейтенанта полиции, и водитель машины, с изумлением глядели, как Отто Турофф раздевается догола и, вынув из кармана куртки свой коммуникатор, идет к ступенькам, спускающимся к стеклянным дверям супермаркета. Этим троим наблюдателям сейчас казалось, что майор движется, как барашек на заклание. Но сам Турофф наоборот уже чувствовал, что выигрывает. Ему удалось главное: навязать «клиенту» ролевую игру, и теперь оставалось аккуратно отработать начатый спектакль…

…И не наступить на эти проклятые осколки стекол.

— Боишься боли? – ехидно спросил «клиент», глядя на осторожные движения майора.

— Я боюсь поранить ноги. Ведь тогда я не смогу бегать по утрам, а для меня это метод самодисциплины.

— Неплохой метод, Отто. Все, ближе не подходи. Садись.

— Ладно, — сказал майор, и осторожно присел на каменный пол, выбрав место, где голая задница не окажется на каком-нибудь остром осколке.

— Теперь отвечай: когда телевизионщики начнут трансляцию?

— Телевизионщики, — ответил майор, — здорово перепуганы. Они боятся, что не выполнят норматив просмотров, и трансляция не будет зачтена.

— Объясни, что это за норматив! – потребовал «клиент».

— Это обычный профессиональный норматив. Передача TF-1 считается состоявшейся в случае, если зафиксировано сто тысяч просмотров, не меньше. Для такой поэтической передачи, которая заранее не объявлялась, число просмотров может оказаться меньше, поскольку зрители не настроились на это.