Мартин Гринберг - Дорога Короля

Дириенте опустился на колени, судорожно схватился за край ближайшего гроба и наклонился вперед, чтобы заглянуть туда.

Удивительно, но теперь он кое-что видел! Во всяком случае, ему стали видны острые угловатые очертания скелета инопланетянина. Разве это возможно? Может быть, глаза его постепенно привыкли к темноте? Нет, дело не в этом. От саркофагов исходило слабое чуть красноватое свечение. Вот почему он теперь действительно что-то видел и мог рассмотреть останки продолговатого тела, лежавшего в гробу.

Иллюзия? Возможно. Возможно, даже галлюцинация.

Ничего более странного ему за всю жизнь переживать не доводилось. Он чувствовал, что вот-вот может случиться все что угодно. Это же какое-то волшебство! Здесь явно не обошлось без магии! Поймав себя на столь крамольных мыслях, Хранитель только подивился: как это он умудрился мгновенно рухнуть в бездну иррационального? Ведь он никогда не имел склонности к поэзии. И в магию не верил. И все же… все же…

Свет стал ярче. Скелеты так и сверкали в темноте. С фантастической ясностью он видел гребешки на головах инопланетян и острые наросты у них на локтях, их угловатые, шишковатые позвонки… И все это словно горело каким-то алым пламенем, так что он мог рассмотреть любую деталь. И ему, как и прежде, казалось, что пустые глазницы инопланетян смотрят на него, как живые, и в них светится и яростно кипит разум.

— Кто вы? — спросил Хранитель. Вопрос этот невольно сорвался у него с губ. — Откуда вы сюда явились? Зачем вам понадобилось совать нос в наши мерзкие дела? А впрочем, были ли у вас носы?.. — Голова у него как-то странно кружилась. Должно быть, из-за спертого воздуха. В подземелье явно не хватало кислорода. Он вдруг засмеялся — пожалуй, чересчур громко и раскатисто. — Ты Оберитх, да? Или Олиматх? Но ведь в центральном гробу — точно Вонубиус, верно? Самый высокий, глава вашей миссии…

Он вздрогнул от неожиданно пронзившего душу болезненного ужаса, отчаяния, растерянности. Собственные грубые шутки испугали его. Он зарыдал и довольно долго не мог взять себя в руки.

— Нет, — сурово промолвил он наконец. — Этого быть не может! Вы — не они. Я не верю, что это ваши истинные имена.

Но никакого ответа из саркофагов не последовало.

— Вы, возможно, какие-то другие инопланетяне, — со странной свирепостью продолжал убеждать мертвецов Дириенте. — Вы просто случайно оказались на Земле и случайно заглянули сюда — как-то прекрасным полуднем вам захотелось посмотреть, что тут такое, но потом вы горько об этом пожалели, верно?

Ответом ему по-прежнему была тишина. Хранитель, скорчившись, прижался щекой к сухому холодному камню саркофага. Он весь дрожал.

— Поговорите со мной! — молил он. — Что я должен сделать, чтобы вы со мной заговорили? Может быть, вы хотите, чтобы я произнес молитву? Ну что ж, хорошо. Я помолюсь, если вы этого хотите.

И тем особым голосом, каким всегда произносил слова молитвы во время вечернего ритуала, он медленно выкликнул три священных имени:

— Оберитх… Олиматх… Вонубиус!

Ответа не последовало. И он с горечью заметил:

— Значит, это не ваши имена? Или вы просто не желаете на них откликаться?

Он гневно посмотрел во тьму.

— Зачем вы здесь? — снова спросил он, уже начиная сердиться. — И почему именно Мерикалис должен был вас обнаружить? Ах, будь он проклят, этот Мерикалис! И зачем только ему понадобилось мне о вас рассказывать?

И снова он не услышал ответа, но почувствовал, что вокруг начинает происходить нечто странное. Извивающиеся, как змеи, полосы мерцающего света поднялись над тремя гробами. Эти языки холодного пламени плясали перед ним, как бы призывая его не двигаться и сосредоточить все свое внимание. И Хранитель, прижав ладони ко лбу и склонив голову, послушно позволил всем прочим мыслям покинуть его душу; душа его теперь напоминала пустую раковину на темном полу усыпальницы. И он в восторге и ужасе преклонил колена, ибо все вокруг него стало стремительно меняться: стены усыпальницы растаяли, исчезли, а его неведомым образом вынесло на поверхность земли, и теперь он стоял под лучами теплого золотистого солнца и дышал чистым сладким воздухом…

Да, денек был отличный — ясный, теплый, прозрачный; такие бывают только весной и запоминаются надолго. И тем более отвратительным показалось Хранителю то, что творилось вокруг. Отовсюду до него доносились грубые сердитые голоса людей:

— Вон они! Хватайте их! Хватайте!

И тут он заметил три хрупкие нелепые фигурки: маленькие, в половину человеческого роста, большеглазые, с длинными конечностями странноватой формы. Существа эти двигались быстро, но с каким-то мрачным достоинством. Они будто не бежали, а плыли чуть впереди своих преследователей. И Хранитель понял, что это и есть Трое в последние мгновения их жизни, что это на них устроена охота. Видимо, весь тот прелестный весенний день разъяренные толпы людей гонялись за ними по прекрасным зеленым лугам, покрытым сочной травой, и теперь несчастным больше некуда было бежать: их загнали в ловушку на одном из отрогов горы, и вражеская армия уже смыкала вокруг них свои ряды, и не было никакой надежды на спасение.

Хранитель слышал победоносные дикарские вопли своих соплеменников. Видел их побагровевшие от гнева лица. В воздухе мелькало оружие — дубинки, копья, вилы, топоры. Дико выпученные глаза, застывшие в крике рты, яростные взмахи сжатых в кулаки рук… А на маленьком холмике лицом к атакующим бок о бок стояли Трое, не оказывая ни малейшего сопротивления, тихие, миролюбивые и ничуть не напуганные. Они, казалось, были просто озадачены тем, что творилось вокруг. Нет, откуда ему знать? Разве мог он сказать наверняка, что было написано на лицах инопланетян? Но он был почти уверен: разгневаны они не были. Гнев, как подумалось ему, им вообще совершенно не свойствен. Скорее, вид у них был такой, словно именно этого они и ожидали от людей.

«Прости их, ибо не ведают они, что творят…»

Несколько мгновений толпа колебалась, вдруг ощутив некоторую неловкость, или тревогу, или даже страх и не зная, чем все это ей грозит. Но затем, отринув все колебания, люди кинулись на свою добычу, точно обезумевшие звери, и в солнечных лучах блеснула сталь…

Видение вдруг пропало. Дириенте вновь оказался в той же усыпальнице с каменными стенами. Свет погас. И воздух снова стал сухим и спертым. Исчезли и солнечный свет, и весенние ароматы. Гробница была темна и пуста.

Хранитель был совершенно ошеломлен увиденным. Ошеломлен и пристыжен. Чувство огромной вины охватило его. И было оно столь сильным, что у него даже зародилась мысль о самоубийстве. Он вслепую бросился назад, потом вперед и стал лихорадочно метаться по темной усыпальнице, налетая на невидимые стены. Затем, совершенно выбившись из сил, на минутку остановился, чтобы перевести дыхание, да так и застыл, уставившись в тот темный угол, где, по его представлениям, должны были находиться гробы. Он пробьется сквозь колдовское прозрачное покрывало, говорил он себе. Он вынесет наружу останки этих странных существ! Он вынесет их на яркий солнечный свет и созовет людей — пусть посмотрят! И он ткнет их носом в совершенное ими преступление и гневно крикнет: «Вот ваши боги! Вот что вы с ними сделали! А потом придумали веру, основанную на лжи!» И высказав все это людям, он бросится вниз с вершины горы…