Мартин Гринберг - Дорога Короля

Внезапно жрец умолк. Слушавшие его халоги, которым надлежало бы вовсю использовать слишком короткое здешнее лето, а не стоять возле иноземного сладкоречивого болтуна, дружно захлопали в ладоши. Скэтваль видел, как благодарно аплодирует жрецу Скьялдвор, как сияют ее ясные глаза, как она смотрит на Квелдальфа, приоткрыв губы в ласковой улыбке.

И тогда его охватило настоящее беспокойство.

Настоящее беспокойство охватило и Квелдальфа после нескольких дней богослужений в полях. Халоги, его родной народ — да, по-прежнему его родной народ, если голос крови значит не меньше, чем жизнь, почти целиком прожитая в чужой стране, — теперь собирались целыми толпами, чтобы его послушать. И они слушали его куда внимательнее и серьезнее, чем вайдессы там, на юге! Дело в том, что каждый житель Империи воображал себя великим теологом и стремился оспорить любую, с его точки зрения, неточность в изложении священного учения Фаоса. Халоги же всегда слушали с огромным почтением; они с серьезным видом кивали, словно подтверждая слова жреца, но ни в какие пререкания с ним вступать не решались.

И совсем не потому, что у них не было вопросов; вопросов у них было множество. Однако они проистекали не из содержания священного учения. Мало того, халоги и мысли не допускали о том, что учение это истинно и имеет смысл спорить как о его предпосылках, так и о содержании. Для халогов вообще все, что имело отношение к Фаосу, было вопросом открытым. Сомнению подвергалось даже само существование бога. Квелдальфа предупреждали об этом, но только прибыв на родину, он начал понимать, что это значит в действительности.

Например, никто из вайдессов никогда не спросил бы его, как это сделал один пастух в грубых сапогах, перепачканных овечьим навозом:

— А откуда тебе известно, что этот ваш Фаос именно таков, как ты говоришь?

— Что-то в нашем мире делается во имя добра, а что-то — во имя зла, — довольно туманно начал свой ответ Квелдальф. — Так вот, Фаос творит только добро, а Скотос трудится во имя тех бед, которые и обрушивает на людей. — И он сплюнул на землю между ступнями в знак презрения к темному богу Скотосу.

Пастух тоже сплюнул и недоверчиво пробормотал:

— Ну, это ты так говоришь… А тебе-то кто это сказал?

— Так говорится в священном учении доброго бога. Когда-то очень давно оно было записано со слов Фаоса его верными слугами.

И Квелдальф мотнул головой в сторону Тзумаса, который держал в руках копию священного учения. Но слова в этой книге для халогов не значили ровным счетом ничего; у них не было собственной письменности, а вайдесской письменности халоги и подавно не знали.

Однако сверкающая обложка из полированной бронзы, украшенная драгоценными самоцветами и эмалью — изображением телесной сущности Фаоса, — заставляла задуматься: не следует ли поразмыслить над тем, что скрывается под такой прекрасной обложкой? Как говорится в одной вайдесской пословице: «Стоит увидеть краешек подола, и уже догадываешься, каково само платье».

Но упрямый пастух не унимался:

— А что, этот бог прямо тебе свои священные слова говорил?

Квелдальф, не зная, как быть, растерянно покачал головой.

А вредный пастух продолжал:

— Ну, раз у тебя с ним самим разговора не было, так с какой стати мне твоим словам верить? Когда я, к примеру, гром слышу, или вижу, как из земли проклевывается зеленый росток, или со своей женщиной в постели кувыркаюсь, так все это — вещи, которые я знаю сам. И мне не стыдно поклоняться богам, которые все это создали. А поклоняться какому-то богу, который что-то там когда-то сказал? Если он вообще говорить умел!.. Ха!

И пастух снова сплюнул.

Квелдальф услышал, как у него за спиной один из вайдессов — похоже, Нифон — тихо промолвил:

— Да это же богохульство!

И Квелдальф тоже почувствовал, как по всему его телу пробежала жаркая волна — такого жара не способно вызвать водянистое солнце севера. Сбривая волосы на голове, вайдесские жрецы одновременно давали и обет безбрачия в знак глубочайшей приверженности доброму богу. Квелдальф уже давно принял обет безбрачия, и это редко причиняло ему беспокойство.

С другой стороны, в Империи не было принято столь открыто, как бы между прочим, говорить о любовных утехах, а этот пастух упомянул об этом вскользь как о чем-то, само собой разумеющемся. И столь внезапно обнаженная истина заставила Квелдальфа остро почувствовать то, от чего он отказался.

— Если святые слова Фаоса, переданные мною, ничего не пробуждают в твоей душе, — обратился он к пастуху, — то вспомни о подвигах последователей его веры. Их очень много, и это они владеют землями от границ Макурана, что далеко на юго-западе, и вдоль берегов Вайдесского и Судоходного морей; а также их влияние распространяется по побережью Северного моря вплоть до границ с землями халогов. И вся эта огромная территория находится под эгидой одного человека, великого автократора Ставракиоса! Тогда как относительно небольшая страна халогов вся раздроблена и поделена между бесчисленными вождями. Разве этот пример не свидетельствует о могуществе Фаоса?

— Этот аргумент противоречит духу священного учения, — прошипел у Квелдальфа за спиной Нифон. — Варвары должны прийти к вере в доброго бога благодаря величию самого Фаоса, а не тех, кто лишь следует его учению.

— Не называй их варварами, — тихо шепнул ему Антилас. — Он ведь и сам один из них, вспомни-ка?

Нифон что-то проворчал. А Тзумас негромко возразил им обоим:

— Если уж для последователей учения Фаоса оно порой значит недостаточно ясно, то эти люди лишь впоследствии смогут понять его истинное величие. Пусть Квелдальф продолжает так, как хочет.

Подобное было вполне в духе вайдессов. Халоги, к которым взывал в своей проповеди Квелдальф, этих пререканий даже не заметили. А он, впервые с тех пор как прибыл в страну халогов, чувствовал, что у него по-настоящему серьезные слушатели.

«Интересно, отчего это так происходит, — думал он. — Ведь Нифон, в сущности, прав: аргумент, основанный на результатах учения, слабее, чем аргумент, почерпнутый из самой доктрины. Впрочем, северяне уважают силу, и, похоже, напоминание о могуществе вайдессов ничуть его проповеди не повредило».

— Изгоните же зло из вашей жизни! — взывал Квелдальф. — Примите идеи доброго бога в души свои и в мысли свои. Обратитесь к той добродетели, что покоится в душе каждого из вас. Кто из вас хочет показать всем, что готов стать верным приверженцем Фаоса, обладающего великой и доброй душой, и навеки отринуть зло?

Он и раньше всегда задавал этот вопрос в конце каждой проповеди. И всегда ответом ему служило каменное молчание. А то и насмешки. Халоги с удовольствием его слушали: для них это была необычная и довольно интересная возможность развлечься. Но одно дело просто слушать, и совсем другое — проявлять послушание. Несмотря на все свои страстные призывы, Квелдальф так никого и не обратил в свою веру. Во всяком случае, до сегодняшнего дня. Но сегодня вдруг робко поднялась одна женская рука, затем вторая, а потом поднял руку и кто-то из мужчин…