Александр Змушко - Пробуждение

Вот и всё. Кажется, все вопросы были решены и пора было идти.

Когда я уже хотел попрощаться, как воздух вдруг запестрел вокруг Алинды кучей странный табличек, похожих на бесконечно выпадающие диалоговые меню - или уведомления о личных сообщениях.

Алинда поморщилась.

- Это ещё что?! - изумился я.

Алинда хмыкнула:

- Сразу после нисхождения Ферии открылась возможность отправлять Богине молитвы - Личные Сообщения. Сразу посыпались сотни и-мейлов... игроки, запертые в локациях, которых нет, или из которых есть выход, но ведущий прямиком к "вайпу" - игровой смерти - через земли монстров...

Она вымученно улыбнулась:

- Ох, и тяжело же это - отвечать на поток желаний страждущих... когда я всё равно ничего изменить не могу!

Мановением руки она переправила всё в спам.

- Позже ими займусь, - виновато сказала она. - Не знаю, что они там хотят - но сейчас мне электронной почтой заниматься нет времени никак!

Я смущённо хихикнул.

Интересно, а реальные молитвы тоже попадают в спам?!!!

- Кстати, - улыбнулась она. - Баффи оставь мне. Раз она не может лечить, а научу её кое-чему полезному.

- И чему же? - полюбопытствовал я.

Богиня объяснила.

- Ого! - изумился я. - Сразу два умения!

- Ну, Богиня я или нет, - кокетливо расшаркалась Алинда.

Я хмыкнул.

- Постой-ка, - моё лицо расплылось в улыбке. - А сделай-ка так...

И придвинувшись, я зашептал что-то Богине на ушко.

Алинда рассмеялась.

- Все, что угодно для моего героя.

Наконец, время прощаться пришло.

- Саш... подожди... - тихо попросила меня Богиня.

- Да?

- Ты хоть понимаешь, что можешь действительно умереть?

- Я уже столько времени был готов, хотел умереть. А теперь у меня по крайней мере, есть за что. Моя жизнь ничто по сравнению с этой целью.

- Может быть, - тихо сказала она. - Но даже во имя цели умирать страшно и больно.

Я преклонил колено:

- Оставь это на меня.

Вот и всё...

Алая пиктограмма в виде крохотного флакона с алой жидкостью погасла. Теперь Мирра снова была собой. Я молча смотрел на неё. Странно было понимать, что у этого лица - будто две личности, что взаимно друг друга дополняют... А затем я тряханул головой и вытряс оттуда лишние мысли. Нечего им там болтаться! Всё ведь хорошо, и это та Мирра, которую я любил и люблю - всегда.

- Саш, это снова я, - робко тронула меня за плечо Мирра.

- Фух, - искренне сказал я. - Слава богу, а то знаешь... Мне нравится Алинда, но, всё-таки - общаться с Богами - как-то стрёмно!

- Я тоже испугалась, - призналась девушка.

- Испугалась? Чего?

- Ну, раньше ведь Алинда иногда говорила через меня - но это было совсем недолго. А теперь... теперь я будто исчезла, растворилась, пропала.

- Алинда не причинила бы тебе вреда.

- Да, - улыбнулась она. - Я знаю. Прости, я такая трусиха!

- Ну что, - улыбнулся я ей в ответ. - Идём?

Мирра судорожно кусала губы.

А затем вдруг порывисто ухватила меня за руку:

- Саш, погоди, не уходи... я тут подумала... ты ведь мне обещал!

И, посмотрев в её глаза - я понял, о чём она.

Да, не было места в Алинде, чтобы сделать это - более подходящего, чем этот храм. Храм жизни, любви, бесконечно пронизывающего света - чистого, прощающего, всепроникающего. Воспевающего жизнь и любовь в любом её проявлении.

- Ладно, - улыбнулся я.

Мирра робко переступила ногами и развязала шнурок на шее - платье, тихо зашуршав, упало к её ногам. Она стояла, абсолютно нагая, в золотистом свете падающего солнца, щебете птиц, среди разрухи и красоты древнего храма. Лианы свешивались через дыры в куполе, будто длинные верёвки; фиолетовые ветви шептали что-то в тишине. Пижма и медуница осла через трещины в полу. В её каштановых огоньках солнце зажигало золотые огоньки; розоватая стыдливость кожи, румянец на щеках, маленькие тёмные сосочки - она казалась робкой, испуганной ланью, представшей перед Охотником.

И я молча возложил её на алтарь.

Жертвы Алинде приносятся не так, как другим богам.

Наверняка, ей было не слишком удобно: сучки, веточки, куски коры, камешки и мелкий сор впивался в её атласно-гладкую кожу, в попку и спину, но она молчала. На миг мне показалось, что сама Алинда смотрит на нас с небес - и хотя здесь не было изваяний, но я будто видел её лик, улыбающийся мудрыми и беспечальными глазами.

Мирра тяжело дышала.

Она прикрыла глаза.

- Саш, я...

- Ничего не говори, - попросил я.

А затем вдруг зазвучала музыка.

Деревья что-то шептали, и на нас падала золотая пыль и листья; лилово0синие в свете солнца. В этом было странное волшебство. Странное, забытое очарование - словно мелодия неслышной, неземной музыки, словно поцелуи невидимых богинь...Огромные глаза Мирры, большие, влажные и глубокие - смотрели на меня. Они сверкали, как яркие тёмные звёзды, окаймлённые бархатом чёрных ресниц. Она была прекрасна. Я не говорю о красоте черт; это было нечто неуловимое, необъяснимое сочетание, придающее сияющую силу совершенства, окрашенную едва заметной ноткой диссонанса. Словно далёкая и недоступная богиня горячих звёзд, но в то же время - земная, желанная и прекрасная. От её близости сильно забилось сердце.

Её грудь вздымалась и опадала.

- Скорей, - шепнула Мирра. - Умоляю.

И я послушался её.

Положил руку на её бёдра, лаская и оглаживая их, касаясь своими шероховатыми ладонями этого неземного бархатистого совершенства, замирая от восторга и желания - будто электрический ток от этого касания. А затем Мирра сама выпрямилась, обхватила меня за шею - и привлекла к себе и сама прижалась ко мне. Я слышал стук её сердца и чувствовал трепет тела. Я был немного выше её - но ненамного... и она, вся дрожа и задыхаясь, заглянув мне в глаза своими тёмными звёздами, поцеловала... Я помню её губы цвета мёда и вкуса миндаля.

Казалось, мир взорвался и исчез, растворившись в сиянии.

Я помню лишь потоки света, и бесконечное блаженство, и вкус этих губ.

Её тело трепетало - и всё потеряло всякое значение.

Осталась лишь она и я, и листья, падающие с небес.

Они душистым покрывалом ложились на нас, дразнили и целовали наши щёки, ложились и трепетали у нас на плечах. Запутывались в её волосах, украшая их, словно тиара. И она вся была ароматной и пряной, подобной мускусу и имбирю, и иланг-илангу, и губы её, цвета тёмной бронзы - пылали, как огненные вулканы Пайконга... А тело подобно алому огню. Он сжимал меня, и будоражил, и растворял в себе. И не было слов, и не было в них нужды. Мы возлегли на алтарь, как будто вечная жертва, и приношением был наш огонь, тот огонь, что пылал в нас самих. Мы не были людьми. Мы были словно вечный бог и богиня, воплощение мужского и женского начала, творение и разрушение, любовь и созидание, что вечно пляшут в прекрасном танце жизни.

Танец созидающего и разрушающего огня.