Александр Змушко - Под ногами троллей

А знаете ли Вы историю Аррен?

О, тогда вам непременно стоит послушать!

Ибо печальнее — и прекраснее — истории не случалось в подлунном мире.

Садитесь ближе к костерку, придвигайтесь теснее — и я расскажу Вам историю, что принёс мне восточный ветер. Имена в этой истории — сказочные; земли — придуманные края Мира фантазий; герои — рождены между сном и явью; и лишь сама история — настоящая. Пожалуй, я бы не осмелился рассказать её, но Аррен попросила меня — а разве я могу отказать?

Аррен сидела на крыше небольшой халупки на краю города и смотрела на свинью, развалившуюся в соседском дворике. Свинья была чрезвычайно важная и самодостаточная. Задними ногами она лежала в сарае, а передними — в луже с грязью. Недавно прошёл дождь, и земля раскисла. Аррен подумала, что она бы и сама не отказалась этак завалиться в лужу помоев, похрюкивать и блаженствовать до конца дней.

И тут ей в нос ударил острый камешек.

— Ай! — пикнула она, потому что было больно.

Ухватившись на торчащий кусок стропила, она свесилась с крыши и увидела «доброхота». Внизу стоял донельзя довольный мальчишка с непослушными вихрами и бесовской улыбкой.

— Слазь давай, королевна! — крикнул он, потрясая деревянным клинком.

Аррен показала ему язык и уселась поудобнее.

В бёдра впивался всякий мусор, сидеть на покатой крыше неудобно — но оно того стоило. Домик стоял в небольшом овражке: города с крыши почти не видно, зато открывался отличный вид на заливные луга — трава шла волнами, ветер гладил её, как большого зелёного котёнка.

— Слазь, кому говорю! — возмутился мальчишка. — Мы же договорились, пойти к кладбищу!

— Сам проспал, — буркнула Аррен, обращаясь к угольному коту, возлежащему рядом. Девчонки он не боялся, лениво урчал и изредка подёргивал хвостом. «Доброхот», видимо, и сам понимал, что виноват, а потому сменил тактику.

— А я кизила принёс, — сказал он.

Девочка фыркнула и зажмурилась. Солнце едва поднялось, но так шпарило, что Аррен буквально ощущала, как загар ложиться на неё слоями — один, другой, третий.

И нос подозрительно зачесался — того гляди, облупится.

Она опёрлась о прохудившуюся крышу локтями, откинулась назад, и ей открылось небо — бескрайнее, голубое. Облака были двух видов: одни мчались по небу, подобно куче кудрявых барашков; наверно, за ними гнались какие-то небесные волки. А другие были тоненькими, выстиранные, как потасканные привидения.

Паренёк потоптался на месте и решил прибегнуть к последнему аргументу:

— Место здесь дурное, — вкрадчиво поведал он. — Занозу вгонишь.

Аррен фыркнула и чуть съехала вниз, вовремя ухватившись за обломок доски.

Спускаться она не собиралась.

— Ну всё, — возмутились внизу. — Сейчас я сам заберусь.

Послышался треск и изобретательное сквернословие — малолетний «разбойник» ломился через малину, раздвигая колючие ветви руками и оцарапавшись. А заодно изодрав рубаху. Сама-то Аррен взобралась на крышу с другой стороны — перепрыгнув с невысокой кирпичной стены в конце тупичка.

Хозяева дома возмутились бы такому вторжению — но уже более тридцати лет пребывали в Царстве Льва. А слава у халупы и впрямь, была дурная: горожане прозвали её «ведьминым логовом»; место было жутковатое. Когда-то давно, стоял на окраине бревенчатый дом — обычный, из одного этажа: не то, что резные «замки» в серёдке Пристани.

А потом он сгорел.

Не так, чтоб сгорел — Ари видела пару таких домов — от них остались чёрные опоры; но будто бы угорел : почернел, скособочился. Завалился набок, точно пьяница; а крапива, шиповник и малина до того разрослись, что подойти к сенцам стало невозможно. Вдобавок, земля под ним слегка просела — такое случается со старыми домами — и халупа словно утонула: крыльцо заросла трава, а пышно распустившаяся календула заслонила окна.

Ставни давно рассыпались, и заглядывать в окна было жутковато — там стояла темень даже в солнечный день. Комнаты поросли пылью и паутиной. Взрослые не любили «ведьмино логово»; зато оно совершенно не пугало котов, обожающих греться на крыше или покосившемся плетне.

Не боялась его и Аррен.

Было, конечно, ощущение жути — осознавать, что здесь некогда случилось Страшное. А под крышей, может, живут одичалые домовые или ещё какая нечисть. Но солнышко грело, из города доносился людской говор, и страх расползался, истаивал в голубом небе, лишь изредка подкрадываясь лёгкой приятной дрожью.

— Ох, ведьмина сыть!

Послышался очередной треск — на этот раз громкий, сочный, словно над ухом раскусили яблоко. Паренёк наступил ногой на крылечко, и гнилые доски лопнули, издав душераздирающий стон и подняв в воздух тучу трухи и пыли. Нога непрошенного гостя провалилась в вязкое нутро.

— Благие боги!

Аррен свесилась с крыши.

— Къертар, ты там живой? Кончай валять дурака!

Он поднял к ней смеющееся конопатое лицо.

— Я тебя достану!

— Дуралей! Кости переломаешь!

Он осторожно высвободил стопу из западни, пощупал щиколотку.

— Сама-то как забралась?

Девочка в ответ фыркнула.

— Ещё чего! Нашла, как — значит, место моё!

На самом деле особой её заслуги в этом не было. Она обнаружила проход, когда за ней гналась ватага Рябого Горда.

Протиснулась меж неказистыми доминами, и оказалась в тупичке, отгороженном стеной — кирпичной, заросшей вьюном. Вскарабкалась наверх — и поняла, что до «ведьминого дома» недалеко. Между кустами шиповника (в человеческий рост), стеной соседнего дома (тоже заброшенного) и крапивой, был свободный пятачок.

Он весь зацвёл роскошными гладуиолусами.

Туда она и спрыгнула.

И обнаружила, что ничего страшного во внутреннем дворике нет — его так же, как и весь остальной город, заливало солнце; розы, которые никто не стриг, лебеда и картошка росли вперемешку; мак зацветал среди мать-и-мачехи и чертополоха. Города отсюда, изнутри, не было видно — она нашла крохотное потайное убежище.

Она слышала голоса Горда, Флина и всей их шайки — недоумевали, куда она подевалась. В конце концов, порешили, что её утащили призраки. Они ушли, а она обнаружила, что с крыши покосившегося амбара можно перебраться на крышу дома — ветхую, в дырах.

Но какой с неё открывался вид!

— Я тоже найду, — упрямо заявил мальчишка.

Аррен состроила ему рожицу.

— Призраков не боишься?

— Ногу сломать боюсь, — искренне посетовал он. — Кто ж меня, без ноги, в воины возьмёт?