Александр Змушко - Под ногами троллей

А затем мысли, воспоминания ушли — только муторный, тошнотворный бег по равнине, когда сердце подскакивает у горла, и кажется, вот-вот разорвётся. Солнце то скрывалось за облаками, то выглядывало, превращая пыльную дорогу в золотой расплав.

Она бежала, и отчаяние гналось за ней по пятам — если не успеет, то больше некуда будет ей успевать. Она не могла бы остановиться ни на мгновение — ноги словно сами знали, что делать — и несли её вперёд. И вот, наконец, она вбежала в тень. Тень была глубокой и прохладной. Поросшие травой склоны заслоняли солнце.

Аррен упала на четвереньки — перед глазами плавали красные круги, в груди кололо, она не могла дышать. Внутренности скрутило. Ноги кровоточили. Слабость накатывала волнами — хотелось упасть и лежать, лежать… От бессилия потекли слёзы. Если нужно — она доползёт, ужом доберется туда. Оставалось только перевалить через Спину Тролля — невысокий, но крутой холм, и за ним — Погост. Ну же! Совсем немного!

Ну же!

— Знаешь, когда мне стукнет пятнадцать, — задумчиво сказал Къертар, пуская по воде очередную «лягушку» из подобранной гальки, — попрошусь на корабль к моему дяде, Боргольду. Он меня возьмёт, не сомневайся! Он так и сказал — мне тогда как раз тринадцать стукнуло, и я вырезал новый меч вместо сломавшегося об башку Ферка — ну так вот, он мне и говорит: «Кер!» — и треплет меня по голове. Вообще, терпеть этого не могу, я хотел его руку сбросить, но тут он говорит, значит, моей мамаше: «Настоящий боец растёт. Вот как борода у него проклюнется — возьму его к себе. Корми получше, не жалей. Пойдём к Южным островам — продадим там меха, речной жемчуг, моржовьи бивни — разбогатеем, а он оттуда себе жену привезёт — чёрную, как твоя сковородка, а то и две!» — и смеётся.

А смех у него знаешь, такой утробный, словно в бочку ухает.

Я тут меч на пол выронил, а мама — сковородку. А он глядит на нас — и того пуще смеётся. Мать сковороду на место поставила — и сердится, о фартук руки вытирает:

«Не нужна ему черная жена, да ещё и две! Ишь чего удумал!»

А Боргольд так хитро на неё смотрит и говорит:

«Это уж ему решать».

Тут его мать и огрела веником, а я его слова — навсегда запомнил.

— И что, возьмёшь — чёрную? — даже открыв рот от удивления, спросила Аррен.

— Ой, на черта, — махнув рукой, сказал Кер. — Жена ещё какая-то, подумаешь. Вот острова другие, море, земли чужие — это да!

На мгновение он посерьёзнел.

— Ты не смотри, что Бор на медведя похож, он дядька что надо. Поплаваю с ним годика два, а там и тебя попрошу взять — глядишь, и согласится. Ну что тебе на этом Рыбном безвылазно сидеть?

Он пустил по воде ещё один «блинчик».

— Невиданное, конечно, дело — женщина на корабле, однако, сказывают — в старину и не такое бывало. Слыхала песню о Люсиэнде Прекрасной, что плавала до Края Света? Тот-то и оно! А Боргольд — он старинные были любит. Как расскажет — заслушаешься! О реках, что текут из моря прямо вверх, о Стране Лилий в Закатном Океане…

— Д а я… — судорожно обхватила Аррен колени. — Меня и тут-то не особо любят.

Къертар бросил на неё пронизывающий, внимательный взгляд — у него одного из мальчишек и получалось такое — будто он тебя раздел (тьфу, тьфу, не в пошлом смысле, конечно) — и прям всё внутрях видит, что у тебя там делается. Аррен его даже побаивалась порой — а ну, никак он мысли читает?

— Так это тут, — наконец, веско сказал Кер. — Ты себя-то со стороны, видала? Мой отец — с Южных островов, у меня неугомонность в крови. Вечно влезу куда-нибудь.

Он рассмеялся:

— Влезу и влезу, и мамашка: «Кьер, ты опять!». А я ей этак степенно отвечаю: «Кровь такая, матушка, изволите видеть». Она и смеётся, и наказания как не бывало.

Мальчик просеял песок между пальцами.

— Но ты — другая. Клянусь Золотым Львом! Спокойная у тебя кровь, северная, глубокая. Ну, знаешь, как река: течёт себе спокойно, но если уж снега в верховьях сойдут — всё вода снесёт, ничего не пожалеет.

Аррен кивнула. На Островах, такого, конечно, не случалось — но отец рассказывал про полноводные реки Заморья.

— Ты острая как лёд, и холодная, как снег, — закончил Къертар. — Но надёжней друга не найти. Пропадёшь ты тут, на островах. Тут вроде как на вереске спать — и мягко и удобно, и всю жизнь проспишь. За морем тебя что-то ждёт — уж не знаю что, но нутром чую — ты весь мир перевернёшь.

Они оба смеялись.

— Вот станешь великой правительницей, что спасёт Царство от нашествия злобных тварей, а я — твоим верным рыцарем и паладином.

Он вскочил, и сделал шутливый выпад несуществующим мечом.

— И буду защищать тебя, доколе стоит Царство и зеленеют Острова!

Къертар преклонил колено.

— Прекрасная королева, примете ли вы моё служение?

Она церемонно коснулась пальцами его макушки.

— Вставайте, бравый рыцарь, ибо негоже столь отважному воину стоять на коленях. Докажете ли вы мне свою отвагу и честь, достав во-он то яблочко с вершины дерева?

Мальчишка задумчиво взглянул на громадное, раскидистое дерево, змеящееся корнями у самой реки.

— А то, и докажу.

Она обхватила его обеими руками.

— Кер, ты что, с ума сошёл?! Не смей идти. Я пошутила! Там ветви совсем тонкие, старые. Упадёшь — костей не соберёшь!

Он оторопел.

— Во славу прекрасной дамы, — пробормотал он, не пытаясь выбраться из объятий.

— Во славу прекрасной дамы, — буркнула она, — оставайся живым.

Она неловко оттолкнула его.

— У меня, кроме тебя, — наконец, сказала она. — И друзей-то нет. Я умру — правда, Кер, я не смогу здесь жить, если тебя не станет. Когда уплывёшь — возвращайся поскорее.

— Я тебя не брошу, — серьёзно сказал мальчишка. — Вот увидишь.

А она — она его бросила.

«Обманулся ты во мне, Кер — какой из меня друг, нет надёжности и в помине».

Слёз уже не было, они высохли, в горле пересохло, глаза распухли. Карабкаясь по обрывистому склону, резко поднимающемуся в небо, она начала свой путь через Спину Тролля.

Всё непременно должно закончиться хорошо. Она твердила это, как заклинание. Ведь в сказках всегда кончается хорошо — вот дядя Фёльквард столько историй рассказывал, и всегда герои в них побеждают зло — главное, отдать этому все свои силы. А она — отдаст.

«Я спасу его».

«Непременно спасу».

Её бросало то в холод, то в жар. Осталось совсем чуть-чуть. Что она увидит на Погосте? Добрались ли сюда тролли? Или нет? Комок стоял в горле, глинистый склон, поросший чертополохом, расплывался из-за слёз. Она цеплялась за сухие пучки травы и ползла — всё выше и выше.

«Пожалуйста, — молила она. — Пожалуйста, древние боги ушедших времён, спасите его. Сбросьте меня со скалы, убейте меня, сделайте так, чтобы я всю жизнь прожила на Рыбном — но спасите его!»