Павел Буркин - Когда камни кричат

— Они выставят в воротах караулы, — наконец собралась с силами Мелина. — И будут задерживать все.

— Ты откуда знаешь? — Рокетт и сам догадывался, что так просто их не выпустят. Наверняка ворота в крепостных стенах или закрыты, или ведется досмотр. Наверняка кого-то поставили и в воротах внешней стены: ведь Новый город когда-то тоже был укреплен, и ворота все еще целы. А эти вояки, скорее всего, стоят там. У них нет еды, а в руинах ничего съедобного и ничего ценного, воды, и той днем с огнем не найдешь: за века запустения все колодцы или обвалились, или замусорены, или из них ушла вода. Рано или поздно придется выбираться — тут-то посты в воротах и пригодятся, это куда проще, чем прочесывать бескрайние руины, да и безопаснее. Сама-то стена все еще непреодолима, по крайней мере без полной экипировки горнострелковых полков. Был бы шанс уйти до облавы, не будь она ранена, но сейчас время уже упущено.

— Просто… Леруа, я бы так поступила на их месте…

— Я тоже. Ну, и что будем делать?

— Я не пропаду, Леруа, — произнесла Мелина. — А вот тебе стоило бы поберечься. Попробуй выбраться к Темесским воротам. Может, их еще не перекрыли…

— И как ты тут будешь лежать? Без еды, воды, если не можешь ходить? — ехидно поинтересовался Рокетт. Возможно, куда резче, чем следует возражать на совет друга, но одна девчонка пропадет. И все-таки, откуда такая смелость? Полчаса назад, по дороге сюда, девчонка боялась любого чиха, просила провести через руины. И он поверил — а как было не поверить, если ночью в развалинах нешуточно жутко? А вот теперь выясняется, что она в этом кошмаре, как у себя дома, что она способна соображать, когда раненую ногу жжет огнем, а все выходы наверняка уже перекрыты. Единый всезнающий, да кто же она такая?

Рокетт тихонько ахнул и едва не хлопнул себя по лбу. Как вообще может вылететь из головы дневная служба в церкви и жутковатая исповедь Дорстага. Не преступница, точнее, не просто преступница — с точки зрения Церкви любой убийца и насильник стоит выше язычника, поклоняющегося проклятым демонам, приносящий им жертвы и злейший враг любого из Обращенных. А еще она наверняка ненавидит Темесу — ибо именно там проникла в Семиградье истинная вера. Демонское отродье, право и долг любого Обращенного — сдать ее властям для суда и заслуженного возмездия. После того, как убили святого Криата Эрхавенского, допустимо изнасиловать ее по-настоящему, ограбить или убить: если известно, что она язычница, за это не осудят, а наградят. А им известно…

Только об этом Рокетт даже не подумал. Сейчас перед ним была не язычница, а красивая девушка, которой ни за что, ни про что изуродовали ногу. Вон, наспех примотанный рукав уже насквозь пропитался кровью, и как ее остановить — неведомо. А ближайший лекарь — не ближайший, который согласится помочь бесплатно, а потом не болтать, просто ближайший — за неприступной стеной, в военном городке Восемнадцатого Драгунского, на высотах за речкой Асивилд. И пусть его, Леруа Рокетта, никто не назовет мужчиной, если он не вытащит девчонку из мертвых развалин. А еще — может быть, впервые в жизни — Рокетт задумался, к добру ли то, что уже три века Эрхавен живет под властью Темесы.

— Леруа, — нарушила тягостное молчание девушка. — А скажи честно… Дорстаг был прав? Ты… ну, эта? Ну, ты поняла…

Почему-то Рокетту казалось, что, назвав вещи своими именами, он ее смертельно оскорбит. И в самом деле, не было для Обращенного худшего оскорбления, чем «язычник». Но Мелина не обиделась.

— Тебе я могу сказать, — превозмогая боль, она растянула губы в бледной улыбке. — Да, я та, кого ваши называют язычниками. Что вам говорил ваш отец Маркиан в школе? В чем отличие язычников от Обращенных?

— Ну, как в чем? — удивился Рокетт. — Вы поклоняетесь множеству божеств, то есть никому, а Единый-и-Единственный может быть только один.

— Запамятовала. А как церковь в Эрхавене называется?

— Церковь Святого Криата.

— А в Темесе есть церковь святых Вейверна и Геста, святой Камиллы и Шарраны. А в Ствангаре — святых императоров Валианда, Плацидии, Иовиана, Герриса — и многих других. Кстати, а вспомни, как на ваших иконах рисуют Плацидию.

— Святую Плацидию, — поправил Рокетт.

— Хороша святая, отравившая мужа и императора, как крысу, перебившая его соратников и утопившая страну в крови! Что, вам о таком не рассказывали?

— Рассказывали. Но говорили…

— Что это и следовало сделать? Тогда представь, что тебе подсыпает яду твоя жена, которую ты любишь. Только потому, что ей нашептал так какой-то поп. Теперь понял? Ничего-то ты не понял. И мы когда-то не поняли, потому и проиграли. Такой войны мы не ждали.

— Ладно, это дело давнее, ты о деле говори.

— Я и говорю. Так чем церковь Криата от Храма Исмины отличается?

— Ладно, а как насчет идолов? Вы же идолов себе делаете и им поклоняетесь!

— Идолов? Ну, а что тогда ваши иконы, фрески, гробницы святых, к которым приносят цветочки?

— Так в чем же разница? — спросил Рокетт.

Мелина задумалась, но вскоре нашла ответ:

— Мы верим в Мир, он сам по себе — храм. Мир — не собственность Богов, с которой они что хотят, то и делают, — стараясь формулировать мысли просто и в то же время точно, продолжала Мелина. Получалось, но не всегда. — А Их проявление, как бы Их тело. Это плод Их дел и мыслей, Их любви. Поэтому все вокруг — горы, реки, моря, леса — свято, ибо сотворено Ими. Наша любовь к Богам выражается в любви к этому Миру и жизни в нем.

— Ну, а тьма, холод, мор? А змеи?

— Они тоже нужны. Каждый из Богов, творя Мир, привнес в него частицу себя, каждый и каждая сделали то, что никто больше сделать не мог. Поэтому наш Мирфэйн так пестр и многогранен. Например, не будь в Мире света — он погрузился бы в вечную ночь и зиму, и все живое бы погибло. Однажды, когда Исмина поссорилась с Аргелдебом, и ее заточил в ледяной чертог Лиангхар… Ах, да! Вы же совсем другие истории учите…

«Да, а она наверняка не читала житие святого Криата Эрхавенского!» — догадался Рокетт. Постепенно он начинал понимать, какая пропасть их разделяет. Тезка последней Верховной жрицы кажется, родилась в другой стране, а то и в другом мире — хоть и говорит по-эрхавенски.

— В то же время, Леруа, — продолжала Мелина. — Необходима и тьма, и холод. Если б не было ночи, когда все остывает, солнце испепелило бы все живое. Было бы невозможно спать, мы бы задыхались от зноя. И то сказать, Рокетт — если не будет ночи, когда будет время для любви? А что касается холода — только благодаря ему мы можем понять, как прекрасно лето. Ну, а про Богов самое главное вам рассказывали — только называли их демонами. Конечно, Маркиан много врал, но правду можно отличить.

— Где ты этому научилась? — спросил наконец Рокетт.