Павел Буркин - Последний Храм

Кулеврина бахнула так, что у Афандиса зазвенело в ушах, на миг все звуки пропали. А ствангарским пушкарям, похоже, было все равно — так они привыкли к своему монстру. Дернулись подпертые поленьями колеса лафета, вздрогнул ствол, из его дальнего конца вырвался сноп пламени. А миг спустя крыша обреченного дома обрушилась вниз дождем горящих осколков. Еще миг — и в полуразрушенной коробке стен забушевало пламя. В его свете было видно, как распахнулась тлеющая, посеченная осколками дверь, и из нее выскочили то ли трое, то ли четверо. Все они накрывали головы тлеющими мундирами, у одного форма горела. Мушкетный залп в упор оборвал их мучения…

Следующая стрела упала на крышу соседнего дома…

— Надо было погнать уродов первыми, — усмехнулся капитан Коэст, приподнимаясь с земли. Ему и Нинэти повезло, картечь прошла верхом — чего не скажешь о начальнике штаба полка. Получить картечь в пузо — хуже не придумаешь, лучше бы голову снесло. Стонущего начштаба уже уносят в сторону повозки с ранеными. — А настоящих солдат поберечь. Пусть бы подбадривали ублюдков пулей под зад. Чем ты думал? Уж точно не головой!

— Заткнись, Коэст, — буркнул Нинэти, осторожно поднимаясь и отряхиваясь. Пахло кровью, дымом, пороховой гарью, земля вокруг них перепахана картечью. Солдаты утаскивают раненых, а те, кому повезло умереть мгновенно, так и валяются неприбранными вокруг штабной повозки. Половины адьютантов старины Роммера — как не бывало.

Нинэти сплюнул копоть. Вроде бы — радоваться надо, гибель полковника в самом начале досрочно произвела его в командиры полка. Дала шанс в одну ночь сделать карьеру и послужить Единому-и-Единственному, заслужить милость Клеомена, а то и — чем Аагхет не шутит — и самого Предстоятеля Святого Престола. Но в этом суматошном ночном бою все пошло через… Ладно, не стоит гневить Единого.

За свою самонадеянность Роммер и Мечник Аркат поплатились сполна: кровища забрызгала все вокруг. Коллега, Валианд Конти, сейчас медленно загибается от болевого шока, если только не подвернулся под новые осколки. Да и остальные тоже хороши. Единый пощадил только его, подполковника Нинэти. Но для чего? Чтобы сделать ответственным за все случившееся?

— Я могу заткнуться, — усмехнулся Коэст. — Но кто тебе сказал, что я буду молчать и перед Клеоменом? Я ведь видел, как ты послал медарцев в обход, одних, и тем самым погубил преданных Церкви офицеров. Да и когда они стреляли, ты один залег. Будто знал… Может, не «будто», а знал?

— Спятил в атаке? — поинтересовался Нинэти. — Какое «знал»? Просто я не спал на ходу и стрелу их увидел. А эти все мундиры пачкать не захотели… Соображали бы лучше, все бы уцелели.

— Да откуда я-то знаю, — усмехнулся Коэст. Он был коренным тельгаттейцем, к нему Клеомен прислушается вернее, чем к какому-то ствангарцу или норту из пограничья. Которое, к слову сказать, постоянно на военном положении — такие «добрые» сложились отношения между двумя великими державами материка — и оттого толком не «воцерковлено» с Первой религиозной войны. Неудивительно, что на всех тамошних обитателях тяготело обвинение в ереси. А еще говорили, что в самой глухомани до сих пор доживают свой век последние языческие общины. Ну, это, наверное, вранье — по крайней мере ничего подобного на родине Нинэти не слышал. Но что там меньше лютовали церковники, и больше ценились воины, чем монахи — факт. Потому и наемники из тех краев высоко ценились Церковью — при условии, конечно, что не бравируют своей ересью. — А только налицо факт: мечник Аркат получил свое, а полуеретик с границы жив и невредим. Это случайность или козни Аагхетовы?

Проклятье, этот гад прав. Ну, ничего, еще посчитаемся. Когда он забудит сказанные в горячке боя слова…

— Что ты хочешь? — поинтересовался Нинэти. — Может быть, хочешь стать командиром батальона? Но я уже назначил командиров — и в первый, и во второй. А третий… Сам видел?

— Я хочу не должностей, — зловеще усмехнулся тельгаттеец. — Эти бунтовщики из местных бросили вызов всем нам — Церкви, Клеомену, истинной вере. Но главное — они убили Такредиса — а ведь он был моим другом. И он был коренным тельгаттейцем и верным сыном Церкви. Сейчас важно перебить их всех, пусть даже те, в деревне — ускользнут. Прекрати штурм и выведи войска из деревни, оставь только заслон у моста — роты мушкетеров хватит. Остальные должны расправиться с бунтовщиками. Пленных не брать. Если ни один из них не уйдет, никто не посмеет обвинить тебя в сговоре с бунтовщиками.

— Но ведь Клеомен приказал Роммеру…

— Это уже неважно, — усмехнулся тельгаттеец. — Если мой друг останется неотомщенным, я докажу перед трибуналом, что ты в сговоре с мятежниками.

— А улики?

— У меня будут улики: мои люди взяли «языка», и мы уж заставим его сказать, что надо. Давай, не дрейфь, — панибратски хлопнул Нинэти по плечу Кеост. — Все равно, если не утопить бунт в крови, они взбунтуют весь Медар.

— Коэст, там же у них пушки! — пустил в ход последний аргумент Нинэти. — Положим полвойска и ничего не добьемся!

— Тебе больше хочется самому попасть в пыточный застенок? — оскалился Коэст. — А ты постарайся отделаться третью.

«А ведь правда, важнее расправиться с предателями, чем с врагами, тем более, что их больше! — мысленно согласился с подчиненным Нинэти. — Но кто ему потом помешает обвинить меня в неисполнении приказа? Потом, когда все кончится, и Клеомен будет разбирать ход боя… Может, он нарочно добивается отмены штурма». Выпускать урода нельзя, внезапно понял Нинэти. Жизнь Коэста — его смерть.

— Хорошо, дружище, — махнул рукой Нинэти. — Отомстим мы за твоего земляка. Ломмар, Ниаммарис, скачите в батальоны! — окликнул он уцелевших адьютантов. — Скажете, мол, приказ на наступление отменяется, войска вывести из деревни. На этом берегу оставить заслон против язычников, роту мушкетеров Ниддраля. Этого должно хватить. Остальным — сосредоточиться на этом берегу и готовиться к атаке на мятежников.

Повернулся к командиру роты и холодно осведомился:

— Ты — доволен?

— Само собой, — удовлетворенно хмыкнул Коэст. — Пойду отдам приказы, мои люди измучились стоять в резерве.

«Вот всегда так, пока одни воюют, другие плетут интриги…» Спина тельгаттейского подонка заманчиво покачивалась, неторопливо удаляясь. Так хотелось выхватить пистоль и всадить пулю между лопаток. И ведь никаких проблем с законом не будет: наоборот, по уставу церковных войск полагается пристрелить мерзавца, не выполняющего приказы. Додавить тех, кто в деревне, и только потом заняться этими вонючими бунтовщиками. Что на них нашло-то, что такое сотворили? Они же все себе смертный приговор подписали…