Павел Буркин - Последний Храм

— Восстание, — кратко ответил Брасид.

— Так ведь это Обращенные между собой дерутся. Нам-то что до них? — поинтересовался старик. — Прожили четыре века под землей — и еще проживем…

Но слова пожилого не нашли отклика. Тигран презрительно сплюнул, кто-то стиснул рукоять старинного меча, кто-то только отвернулся или принялся выковыривать из мостовой камни. Ответил Брасид:

— Кому как, а мне надоело сидеть в канализации, нюхать дерьмо Обращенных и бояться доноса. Сегодня мы сможем с ними хоть немного поквитаться. Больше шанс не представится. Если даже все и погибнем — так хоть отомстим за все. Но если кому охота остаться, могут идти обратно. Рано или поздно кто-то предаст, и тогда никому из вас не удастся уцелеть.

— А там разве нет? Когда мы последний раз-то воевали?

— А там — неизвестно. Мы еще вас переживем! Сама Богиня наслала на них помешательство, помогая нам. Сегодня или никогда мы можем свалить Клеомена. И последний раз повторяю: кто не хочет драться с церковниками, может возвращаться. Там я труса просто застрелю.

— Да кто спорит? — смутился старик. — Ты командир, наше дело маленькое. Но что скажет Ниаки-Ишкхия на такое самоуправство? Она ведь предупреждала!

— Она предупреждала в мирное время. А теперь у нее своя задача, у нас своя. Отставить болтовню, пошли.

Проверив пистоль, осмотрелся — и, сориентировавшись в лабиринте улочек Нового города, двинулся на юг. Отстав всего на шаг, за ним двинулись остальные.

— Идем, — подтолкнул Дамитру Тигран. — Шевелись.

Девушка машинально повиновалась. Больше всего ей хотелось стоять на месте и рассматривать стены домов, брусчатку мостовой, сочную зелень редких деревьев, бездонное звездное небо над головой, слиток луны в небе… Она знала, что едва ли еще раз увидит такую красотищу. Но друзья уходили вперед, в бой, и остаться одной посреди прекрасного, но чуждого и непонятного мира хотелось меньше всего. Ускоряя шаг, Дамитра поудобнее перехватила длинный кухонный нож — единственное оружие, какое перепало ей в подземном «арсенале». Свое оружие язычники не делали уже два века, с тех пор, как последние мастерские с мастерами накрыли церковники, а то, что все же уцелело, в эту ночь выгребли подчистую.

Сначала они ходили к соборным подземельям, но появление церковников спутало все планы. Брасид приказал отступить, и только у поворота на главные отстойники обнаружили, что потерялись Ниаки-Ишкхия, новая жрица, как ее, Гердис? — и еще некоторые. Тогда Брасид приказал — впервые за много столетий — подниматься на поверхность всему отряду, дабы отомстить за жрицу, а нет — так умереть с честью.

Шли быстро, иногда переходя на бег. Местами улицы перегораживали завалы и баррикады, их приходилось обходить, теряя время и петляя в переулках.

— Стоять, — скомандовал Брасид. — Во дворы. Скорее, скорее!

Откуда он узнал, что надо прятаться, Дамитра так и не поняла. Тигран дернул ее за рукав, увлекая за собой в грязную подворотню. Залегли. Но едва стихло шарканье сапог, стук башмаков и шорох одежды, как на пустынной улице раздался слитный стук подкованных сапог. Звякала неплотно пригнанная фляга, скрипели ремни чьей-то портупеи… Привычное к подземной тишине, ухо Дамитры легко улавливало мельчайшие оттенки звуков.

— Патруль идет… Сволочи, — раздался над ухом шепот Тиграна. Паренек стискивал выданный Брасидом чекан. В отличие от Дамитры, он уже бывал на поверхности, новые ощущения не мешали выполнять приказ. — Если он не подаст сигнал, пропускаем. Если подаст… За мной!!! — крикнул Тигран прямо в ухо подружки и выскочил на улицу.

Дамитра отшвырнула тряпку, в которой вместо ножен несла свое неуклюжее оружие. А Тигран, одним прыжком покрыв отделявшее от крайнего солдата расстояние, коротко, почти без замаха ударил чеканом. Топорик с хрустом вошел в голову церковника, со звоном грохнулась на мостовую каска, стукнул о камни брусчатки приклад мушкета. Выдергивая из раскроенного черепа топорик, Тигран замешкался, и был тотчас за это наказан: сосед церковника врезал ему железной оковкой приклада в живот. Хватая ртом воздух, хрипя и отчаянно пытаясь вдохнуть, мальчишка отлетел к самой стене. Дубиной взлетает тяжеленный приклад мушкета.

Закладывает уши грохот пистоля Брасида — единственного огнестрельного оружия язычников… Промах! Нет, упал какой-то рослый церковник, треуголку сорвало пулей, из затылка брызнул сизый фонтанчик… Наверное, ихний главный. А жало штыка уже летит, по широкой дуге стремясь к груди Тиграна.

Только тут Дамитра вспомнила, что она тоже не безоружна, а страшный церковник повернулся к ней спиной. Завизжав от страха, она неловко пырнула широкую, обтянутую черным мундиром спину ножом… С трудом, будто в мерзлое мясо, оружие вошло в тело, тут же вывернулось из слабой руки. Церковник развернулся к Дамитре, в лицо прицелился пахнущий пороховой кислятиной ствол… Но вновь грохнул выстрел, на этот раз куда сильнее, чем из пистоля, и солдата швырнуло на мостовую, прямо перед Дамитрой. Только теперь девчонка поняла, что выстрелы, стоны и крики стихли. Еще не веря, что все кончилось, она окинула взглядом улочку. И поразилась, как та переменилась.

Отряд «черных» был совсем невелик: наверное, их было десять-двенадцать. Теперь тела церковников, еще недавно наводивших ужас на всех катакомбников, в нелепых и жалких позах застыли посреди улочки. Повстанцы по большей части бестолково толпились посреди улицы, лишь немногие догадались подобрать оружие: пистоль и кортик командира отряда, то ли сержанта, то ли офицера, которого первым застрелил Брасид, штыки и мушкеты остальных. Дамитра выругала себя за нерасторопность: могла бы и сообразить. А вот Тигран — молодец: отойдя от удара поддых, он как раз успел наложить руку на ножны со штыком.

— На, — протянул он чекан девчонке. — Я лучше этим вертелом поработаю…

— А…

— Нас хранит богиня: посмотри вон на тех.

Дамитра скосила глаза на подворотню, на которую указал парень, и ее отчетливо замутило: рядком, в разодранных, потемневших от крови одеждах, там лежали шестеро сотоварищей. Кого застрелил офицер, кому разбили головы прикладом, кому распороли живот штыком… В воздухе плавал железистый запах крови и смрад распоротых брюшин. Еще пятеро, стиснув зубы, трофейными ножами кромсали мундиры погибших на бинты. Башней мускулов над окровавленной брусчаткой возвышался Брасид. С трофейным мушкетом в руке и примкнутым штыком, в каске, которую надел поверх черной повязки со строками амритианского гимна, он выглядел пришельцем из безвозвратно ушедшей эпохи. Той, когда язычники безвозбранно ходили по улицам своих городов. Остальные, разобрав все, что могло сойти за оружие, теперь тоже куда больше напоминали войско.