Павел Буркин - Сила Мира

— Бревна-а!

Оказывается, местные — парни не промах: додумались до такого, о чем я и не подозревал. Только теперь я понимаю, для чего нужны огромные бревна, искусно закрепленные на частоколе. Они висят все лето и осень — и, наконец, дождались своего часа.

Веревки перерублены быстро и слаженно, неохватные бревна низвергаются на головы осаждающим, давя и ломая кости, убивая и калеча. Живая лестница распадается, ледяная вода уносит размозженные трупы и бревно. Снова бросаются летучие — и снова их перехватывает выстрел из большой пушки.

Впрочем, для меня уже ясно, что рано или поздно они прорвутся — слишком их много, и слишком категоричный приказ отдал неведомый полководец — в том, что таковой имеется, я уже не сомневаюсь. Неожиданно накатывает, накрыв с головой, ощущение, что мы все обречены, просто кого-то растерзают и сожрут уже сейчас, а кто-то протянет до завтра…

Надежда одна. Надо кому-то выбраться из обложенного со всех сторон поселка, дойти до ближайших воинских частей. Таковых я не знаю, но должен знать лейтенант. Если в село прорвутся полк-другой при всей положенной артиллерии и боеприпасах, глядишь, и отобьемся. Но они должны быть не позже, чем завтра к утру, иначе спасать будет некого.

Решение принимаю мгновенно. А когда принимаю, закрепляю магический щит, чтобы без меня зверье не смогло добраться до частокола, и бросаюсь вниз со смотровой башни.

Бегу по деревне, еще целой внутри укреплений и кажущейся вымершей. Все, кто может делать хоть что-то полезное, сейчас на частоколе, отбиваются от врага. В домах остаются только совсем уж немощные старики, маленькие дети, да беременные — но и они в мыслях на стенах, где дерутся и погибают близкие. Они еще ничего не знают, но ужас угнездился и здесь.

Еще ничего не ясно, укрепления держатся, Твари Ночи нигде не прорвались в село — но шестым чувством все, кто остался в домах, осознают: это только начало…

Я нахожу Неккару в недавней трапезной, ставшей лазаретом. На кроватях, самодельных топчанах, просто на столах лежат раненые, которых успели сюда оттащить. Пока их не так много, но не сомневаюсь, что только «пока». Целительница хлопочет над ранеными с деревенскими знахарями. В углу у печки, на которой в закопченном котелке булькает какое-то снадобье, подкладывает в огонь дрова Аэлла. В самых тяжелых случаях помогает Жаклин-Исмина. Подходит, возлагает руки на лоб умирающего, между руками и телом раненого вспыхивает зеленое мерцание — и те, кому не смогла помочь даже магия Неккары, поднимаются и вновь уходят в бой. Жаль, Жаклин не способна проделать это со всеми.

— Как дела на стенах? — спрашивает Неккара, продолжая бинтовать чью-то искалеченную руку. Лицо парня белеет от боли, но от молчит, до крови закусив губу. Обезболивающего на всех не хватит, а от болевого шока умрет не меньше, чем от клыков и когтей…

— Маги требуются там, а не здесь, — отвечаю. — Пока держимся, но чудовищ десятки тысяч, прикрыть людей с воздуха почти нечем. Как ты знаешь, напрямую магия на них не действует.

— Но ведь раненые умрут! Ис… Жаклин всех не вытянет, а местные знахари способны лишь дать обезболивающее, да и того мало.

— Они все равно умрут, Нек, если Твари прорвутся. И остальные тоже. Впрочем, если ты уйдешь драться, это лишь оттянет развязку.

— Так плохо?

— Если не получим помощь армии до рассвета, самое позднее до полудня — да. Нужны подкрепления — не меньше двух полков солдат. Поспрашивай раненых, может, кто знает, где находится ближайшая воинская часть.

— Иди на стены, Нек, — произносит Жаклин, подходя к молодому человеку в окровавленном форменном плаще с нашивками лейтенанта. — Я справлюсь.

— Ближайшая нужная вам часть — нехавендский гарнизон, — лицо лейтенанта бледно от боли, голова замотана окровавленными бинтами.

— Лейтенант Ларошжаклен, — представляет его Неккара. — Вместо него командует старейшина села.

— Тогда нам конец, — хмыкаю в ответ. — Предлагаю всем написать завещание, жаль, читать его будет некому — те, кто рвутся сюда, увы, неграмотны, зато голодны. Нек, помнишь, что творилось в Нехавенде?

— Сам знаю, — обижается лейтенант. — Но уже после подавления мятежа наместник Васта послал на Рубеж три полка. Вчера я получил письмо, что по тракту движутся Шестьдесят Шестой, Семьдесят Третий и Восемьдесят Седьмой полки. По моим расчетам, должны быть милях в пятнадцати, если поспешат, к утру успеют.

Восемьдесят седьмой… Старые знакомые — их баталия в Саггарде разделала на мясо мою роту. Вояки знатные, если дойдут, мы сможем продержаться. Кстати, что же получается — у нас на хвосте висела армия, а мы и не знали? Вот и пренебрегай после этого магической разведкой…

Впрочем, ничего удивительного: несколько человек всегда идут быстрее армии, вдобавок, мы шли по лесным тропам, а им наверняка пришлось пробираться по Марддарскому тракту, расчищать снег, тащить обоз и пушки. Неудивительно, что они отстали, удивительно, что всего на сутки. Наверное, о них и ехал предупредить гонец в Криворучье, да поостерегся сказать «добровольцам».

— Хорошо, если так. А как выбраться из села? Когда его укрепляли, предвидели возможность окружения?

— Конечно. Из окраинного дома есть подземный ход, ведущий наружу, в поле. Но там сейчас чудища… Вообще на случай осады были голуби, но…

— Но крылатые зверюшки славно покушали на лету, — не к месту острю я. — Ладно, если есть подземный ход, что-нибудь придумаем. Лейтенант, есть ли у вас верительные грамоты?

— Конечно, — с готовностью отзывается Ларошжаклен. — Но кто сможет безнаказанно пройти сквозь их строй?

— Аэлла.

— Что, старый, из ума выжил? Аэ — наша последняя надежда! — возмущается Неккара. — Если она погибнет…

— Я не старый, ваша Верховная, если вернемся живыми, это подтвердит. Что касается Аэллы — она единственная, у кого есть хоть какой-то шанс.

— Но если она погибнет, Ключ…

— Знаю я про Ключ, Нек. Дело вот в чем: там она возможно погибнет, а возможно, пробьется. Но если село возьмут, всем, и ей тоже — конец. Безо всяких «возможно». Лучше рискнуть сейчас, тем более, у меня есть идея… Аэ, пойдешь?

Выйти в поле, а потом войти в лес, откуда валом валят кошмарные твари… В глазах женщины, устремленных на меня, плещется дикий ужас перед неизвестным, я ее прекрасно понимаю. Понимаю, но поддаться жалости не имею права.

— А это… обязательно? — сглатывает она.

— Да. Самое позднее к полудню нас вырежут, а дело останется несделанным. Если не получится пробиться, ты все равно получишь шанс. Оставаться здесь — смерть.

Женщина судорожно вздыхает, нервно облизывает губы… и произносит:

— Я готова. Что нужно делать?

— Сперва возьми у лейтенанта верительные письма, спрячь под одежду. Возьми в храме лыжи… Ходить на них умеешь?