Павел Буркин - Сила Мира

Никогда не полюблю никого, кроме Амелии. Потому что в основе нашей любви — не столько вожделение тел, сколько родство душ, потому что наша любовь основана на доверии и уважении, на умении прощать друг другу минутные слабости и знании, что если раз оступишься — тебя тоже простят и примут обратно. Потому что стоит заглянуть в ее глаза, чтобы забыть обо всех бедах и невзгодах, что Мир порой жесток и несправедлив.

А Лали, оказывается, я тоже люблю. Но совсем другой любовью. У любви ведь много ликов, как и у ненависти, и у страха, и у жадности. Я уважаю Лали за честность, за то, что в ее чувственности нет ханжества и алчности. Но сейчас я тоже честен: наша быстротечная любовь — порождение магии Богини-Матери, а не родства душ. Она неистовее, самозабвеннее, стремительнее, как степной пожар в летних Закатных степях. И так же недолговечна. Пройдет любовное безумие, «священный брак» на вызванном магией алтаре, и все осыплется окалиной светлой грусти и усталости.

Лалика не встанет между мной и Амме. Жрицы умеют дарить любовь, не разрушая, а укрепляя семьи, помогая мужьям понять, что нет ничего превыше семейного очага. Сейчас, покрывая поцелуями грудь, плечи, руки, чувствуя, как ласкает ухо ее влажный жаркий рот, я полностью осознаю, как обожаю Амелию.

Высший миг наслаждения, губы Лалики раскрыты в стоне мучительного счастья, женщина вскрикивает, выдыхает: «О, Амрита!» — и бессильно распластывается на моей груди.

В тот же миг все исчезает — и алтарь, и ковры, и изысканные одежды. Для тех, кто прикрывал наше «жертвоприношение», прошли доли мгновения, никто ничего не увидел. И Лалика, как до этого — не сногсшибательная куртизанка, а перепачканная в грязи, исцарапанная женщина, и сами мы — не на алтаре Богини-Матери (ведь наше соитие — не просто развлечение, а жертвоприношение богине), а на поле боя. Лишь тяжелое дыхание женщины и озорной блеск в глазах доказывают, что все было на самом деле.

— Лали, получилось? — зло скрипнув зубами, спрашивает Амме. Она еще не понимает того, что понял я, но живы останемся — поймет.

— Конечно. Храм погиб, но богиня жива. Сейчас…

Животворная Сила обрушивается тропическим ливнем. Разглаживаются морщины на лицах друзей, исчезает с них мука. Мы будто сбросили с плеч неподъемный груз, когда в наши заклятия бурным потоком ворвалась свежая, молодая, неистовая Сила. Обжигающая меня, жреца бога Смерти, но дарящая мир и покой моей возлюбленной.

Двуцветная линия ползет назад, набирая ход с каждым пройденным копьем. Я чувствую, как там, посреди гекатомб убитых чудищ, забилась, точно муха в паутине, наша противница. Ага, и на Силу Мира есть управа! Значит, и Врата закрыть сумеем!..

…Когда на нас обрушились ледяные стрелы, я опознал магию Лаэя почти мгновенно. Леонтино, Джованни, Миллимет — решили, таки, ударить в спину, гады… Выследили, выждали, пока мы с Аэ надорвемся в борьбе, и ударили. После волшебного «свидания» с Лаликой в душе воцарился мир и покой. Теперь ее затапливает темная, иррациональная ненависть, заставляющая даже обычных людей творить жуткие вещи. А уж Палача-то Лиангхара… Хочется лишь одного — убить всех троих, да так, чтоб и участь Палача Иеронима счастьем показалась.

Льдина свистит совсем рядом, будто щебенка из пушки, без вскрика валится в кровавую кашу под ногами Эккерхард, ноги осыпают куски выбитого льдом шлака. Вскрикивает Амме. С ужасом оборачиваюсь на крик — но Верховная жива, только лоб рассекло чиркнувшим по коже осколком шлака, кровь заливает глаза. Будет шрам… К осколкам льда прибавляется неистовый, перехватывающий дыхание и сбивающий с ног ветер. Это приложил руку глава Храма Элисара Джованни, ублюдок свиньи и шакала.

Почти уничтожишее Аэллу заклятие лопается, как мыльный пузырь. Впечатление такое, будто в живот бьет таран для разрушения крепостей. Трещат сдавленные магией кости, боль такая, словно из меня по одному тянут ребра. Не могу даже кричать — от боли перехватывает дыхание. Захлебываясь собственной кровью, забыв, даже свое имя, я распластываюсь в кровавой каше вперемешку с раскрошенным шлаком.

В поле между нами и Аэллой последний раз вспыхивает магия, вышедшая из-под контроля. Пламя чудовищного взрыва, поднявшегося ввысь, наверное, на полмили, взметает к мрачному небу целые тучи раскаленного шлака и напоминает другой взрыв — тот, что привел к образованию Врат. Увы, понять разницу я толком не успел — ударная волна сбивает с ног, сознание окончательно меркнет.

Проклятье, откуда у них магия? Или захватили наш накопитель, убив Валленберга?

Сати задыхается. Над головой — бурое равнодушное небо, под сапогами хрустит мертвый шлак, вдали предательски мерцают Врата, впереди топочут Твари Ночи. Повинуясь отданному Аэ приказу, чудища спешат к полю боя, не обращая внимания на ничтожную девчонку, осмелившуюся преследовать сильнейшую в Мире армию. Впереди бушует магическая война: Сати неспособна расшифровать и десятой доли творимой магии, но Силы, пошедшей в ход, хватило бы на разрушение гор и осушение морей. Интересно, откуда ее взяли? Небось, захватили-таки Вестника с амулетом… Сати злорадно улыбается: обставивший всех враг ошибся, хоть в чем-то.

Больше поводов для радости нет. Пришельцы столкнули лбами (ее, ее руками, что обиднее всего) всех, кто хоть как-то мог им противостоять. Впереди убивают и умирают лучшие маги Мирфэйна, а два человека-Ключа готовятся израсходовать друг на друга ту самую Силу Мира, которая лишь и способна остановить нашествие. И некого винить: сама же натравила всех друг на друга. Когда бойня закончится, Хозяева станут Хозяевами Мирфэйна. Есть, конечно, некая надежда на Богов. Но наверняка что-то заготовлено и на случай Их вмешательства. Если бы Боги могли сладить с такой угрозой сами, не понадобилась бы Сила Мира.

Сил бежать почти не остается, когда впереди вспухает диковинное зарево. В морозном воздухе полыхают две ослепительные черты — пурпурная и небесно-синяя. Между ними беснуется странное разноцветное пламя. Сати замирает, пораженная невиданным зрелищем, а главное, вброшенными в заклятье Силами. Совокупная мощь Храмов Мирфэйна, оказывается, почти не уступает божественной.

За двойной чертой, купаясь в ее отблесках, стоит, вскинув руки, полноватая, вроде бы ничем не примечательная женщина — сегодня самая могущественная из магов-людей Мирфэйна. Аэлла.

Двойная черта движется. К ней. Значит, Аэ проигрывает бой — знать бы еще, с кем? Магия всех систем перемешалась, с ходу не определить… Значит, бегом к Аэ. Может, удастся предотвратить самое страшное…

Сердце готово выпрыгнуть из груди, в боку угнездилась острая боль, рот ловит морозный воздух, но она все равно задыхается. Пуладжийка спотыкается, падает, обдирая о ледяной шлак руки, но вскакивает и бежит дальше. До Аэллы остается лишь несколько десятков копий. Огненная линия почти дошла — видимо, бывшей подруге совсем туго.