Александр Абердин - Неупокоенный - астральный воин

- Тимус! Самый загадочный орган, или что он там собой представляет, в теле человека. Его нет у ангелов, а соответственно нет и у демонов, и сам чёрт не знает, в чём именно заключается его предназначение. Он, - палец Агвареса нацелился в потолок, - Конечно же знает, зачем человеку дан тимус, но никогда и никому не расскажет. Ну, и не надо, я и сам об этом догадался. О, старик был хитёр, когда задумал сыграть над нами, ангелами, такую дьявольскую шутку, создав людей, вроде бы столь слабых и уязвимых, что их только и можно было, что пожалеть, но, в то же, время невероятно живучих и обладающих таким огромным потенциалом развития. Ничего, мы и с этим как-нибудь разберёмся. Ещё не вечер. Быстро приведите этого человека в чувство и следуйте за мной. Пора начинать представление в нашем маленьком театре для двух зрителей. Тем более, что билеты в театр на сегодняшний вечер они уже купили. Правда смотреть они будут совсем не ту пьесу, которую хотели, но зато каков режиссёр и каковы декорации, а главное это будет совершенно невероятный, я бы сказал, дьявольский, спектакль.

Демон, посмеиваясь, направился к двери, а Флаврос достал из внутреннего кармана костюма небольшую ампулу и раздавил её под носом у лейтенанта Лодейникова, забрызганного кровью Абдусциуса. В воздухе сильно запахло нашатырным спиртом, и Валерий дёрнулся. Демоны, сковавшие его по рукам и ногам, вышли из небольшой, полутёмной комнаты, в которой ничего не было кроме стального кресла и большого окна, застеклённого толстым, пуленепробиваемым стеклом. Когда за демонами захлопнулась тяжелая стальная дверь, какими обычно оснащают бомбоубежища, лейтенант окончательно пришел в себя. У него тупо ныла затылок, и сильно ломило виски. Откуда-то издалека до него доносились приглушенные голоса, и, вдруг он услышал как бы отдалённый крик Лизы:

- Уберите руки! Я пожалуюсь мужу, и он вам за это такое устроит! А-а-ай, больно же!

Вслед за этим послышался громкий смех, треск рвущейся ткани и знакомый грубый голос, сказавший:

- Сначала я займусь тобой, детка, причём в очень грубой форме, чтобы ты почувствовала боль, а потом настанет очередь твоего туповатого и самонадеянного муженька. Тут в подземелье нет спортивной арены и здесь я, буду убивать его медленно и очень мучительно, чтобы он знал, с кем связался. Сначала он посмотрит на твои мучения, а потом ты полюбуешься на то, что я сделаю с ним и мы будем квиты.

Валера с трудом открыл глаза и из его груди вырвался хриплый, басовитый, звериный рёв, когда он увидел, что избитый им в гипс накануне негр, разрывает платье на его жене, которую держали два типа, поднимавшихся вместе с ним в лифте. При этом всё делалось очень демонстративно, специально для него, так как он сразу же почувствовал оковы у себя на руках, ногах и особенно голове. Обруч, туго сжимавший его голову, не давал ему повернуть ею ни вправо, ни влево. Он позволял лишь смотреть на то, как трое подонков собирались изнасиловать у него на глазах жену. Два здоровенных парня, с которыми Валера поднимался в лифте, сняли с себя пиджаки и рубашки, держали её за руки, повернув к нему лицом, а Джим Батчер, стоя за спиной Лизы, разрывал на ней платье. Валера дёрнулся на стальном стуле, напрягаясь всем телом, но тот даже не пошевелился и тогда он снова взревел, как раненный зверь:

- Нет! Не трогай её, мразь! Убью, подонок! В клочья порву, мать твою! Зубами грызть буду, тварь!

Прямо на его глазах происходило именно то, чего он так с боялся больше всего в жизни, - его скрутили какие-то ублюдки, знавшие о том, как сильно он любит Лизу, и теперь жестоко насиловали её прямо у него на глазах, а он ничего не мог поделать. Трое здоровенных мерзавцев за стеклом не просто насиловали Лизу, но ещё и деловито её истязали, ломая палец за пальцем, а лейтенант Лодейников лишь мог реветь диким зверем и извиваться в стальных оковах. При этом он даже не замечал, как из его груди в гофрированную трубку мощными толчками вырывалась светло-бирюзовая, светящаяся субстанция, которая быстро заполняла собой золотистый овальный, толстостенный сосуд ёмкостью литров на пятьдесят. Сосуд и сам начал светиться и в комнате сделалось заметно светлее. Ничего этого лейтенант не видел. Он видел только то, что его жену насиловали, методично истязая и превращая в окровавленный кусок кричащего от боли мяса, три мускулистых здоровенных амбала, но это видел только он. На самом деле в той гостиной, куда заманили Лизу Лодейникову, происходило нечто иное. Когда господин Истомин вошел в гостиную, Лиза тотчас встала и посмотрев на него исподлобья, спросила:

- Где мой муж?

- Ваш муж, деточка... - задумчивым голосом ответил красивый, импозантный мужчина лет пятидесяти пяти с загорелым лицом и чёрными, волнистыми волосами - Ах, да, ваш любимый муж. Да-да, это ведь ваш муж, а не совершенно посторонний вам человек. Увы, но это очень неприятное открытие для меня.

Уже с тревогой в голосе Лиза вскрикнула:

- Где мой Валера? Учтите, его друзья видели вас, вашу машину и ваших людей и если с нами что-нибудь случится, то вы об этом очень сильно пожалеете!

- Ну, вот, вы мне уже угрожаете! - смеясь, воскликнул господин Истомин и строго сказал - Сядьте на диван, девочка, и вы тотчас увидите своего мужа. Угрожать мне совершенно бессмысленное занятие, поскольку я гораздо более могущественный человек, чем вы можете себе это представить.

Вслед за господином Истоминым в гостиную вошли ещё двое темноволосых, загорелых мужчин в чёрных костюмах, и, подойдя к Лизе слева и справа, заставили девушку сесть вместе с ними на диван, отчего она громко крикнула:

- Что вы себе позволяете? Кем бы вы ни были, господин Истомин, вы плохо себе представляете, с кем именно связались!

Господин Истомин, стоявший перед Лизой, отошел в сторону и сел в кресло, стоявшее неподалёку, вполоборота к дивану. Он забросил нога на ногу, щёлкнул пальцами, и в комнате тотчас погас свет. Девушка увидела, что стена напротив неё, оклеенная дорогими обоями, вовсе не стена, а прозрачное стекло. В ярко освещённой комнате был прикован к массивному, стальному стулу, вроде электрического, на котором американцы казнят преступников, её Валерик. Справа и слева от него стояли две массивных, круглых и ребристых, фарфоровых установки с электродами. Она испуганно вскрикнула, а господин Истомин насмешливым голосом воскликнул:

- А вот и ваш муж, Лиза! Правда, кажется, он очень сильно испуган и уже не выглядит таким героем, каким был недавно, на бойцовской арене. Интересно, с чего бы это такие перемены? А вот с чего, девушка. Ваш муж очень сильно провинился передо мной. Ну, а теперь я скажу вам, в чём заключается его вина и за что он будет очень строго, я бы даже сказал, сурово наказан. Вашему мужу было приказано вывести из строя Джима Батчера, моего лучшего бойца, а он вместо этого взял и зверски его убил. Не скрою, может быть, Джим и заслуживает смерти, но только по приговору суда и там, где он совершил свои преступления, но никак не в России и, уж, тем более, не при таком стечении народа. Вот за это я и собираюсь его хорошенько проучить. Он уже испытывает очень сильную боль, но вскоре она станет нестерпимой и он умрёт в страшных муках.