Максим Субботин - Хозяин земли Духов - 1 (СИ)

— А почему они называются двоедушниками? — уже в дороге я тихо поинтересовался у Аеша, пытаясь вернуть ему нормальное расположение духа.

Тот снова сидел передо мной и продолжал злиться на весь мир.

Ендарь отмахнулся, тяжело вздохнул, но спустя несколько минут все же ответил.

— Человеки они в прошлом.

— Как это?

— Как-как? Живет человек — никого не трогает, богам молится, приветлив и учтив. Ан не так он прост. Как спать ляжет при полной луне, душа его наизнанку вывернется — да и ходу из тела бренного. Бродит по соседям, по дорогам да улицам. Ищет, с кем поговорить, кому излить печали да тревоги. Только язык человечий уже и не помнит. Все больше лает, аки пес подзаборный. И чем дольше не понимает его человек, тем сильнее серчает душа, тем злее становится ее лай. Человек, может, и рад бы выслушать да совет добрый дать, а не может. Тут-то душа его и обнимает, всю жизнь до капли вытягивает. А уж насытившись, обратно к родному телу топает. Мертвеца-то по утру отыщут — да ужо не спасти. Холоден, что сосулька по зиме. Глаза огромные, распахнуты, что твои ставни. И смотрють на всех, пужают.

Забывшись, Аеш оживился.

— Ох, и не просто такого двоедушника отыскать. Только один способ простым людям и дан — буди друзей своих да родственников в полнолуние. Коли не проснется, лежит телом недвижимым — вот, он, злыдень поганый. Хватай его да на костер.

— И многих сожгли?

— Думаю, достаточно, — весело отозвался Аеш. — Потому все больше таких тварей появляться стало. На место каждого изничтоженного двое встают. Вот и дума многоумная пред мудрецами человеков встала. Долго думали, а нашли способ избавиться от поганцев. Готовились, распевали заклятия — и в одно из полнолуний произнесли главные слова. Тут-то все вывернутые души, возьми, и в телах своих останься навсегда. Да только столько в них злобы и сил скопилось, что человечья плоть не сдюжила, поддалась черной погани — изменилась. И вот просыпаются поутру добрые люди, а с ними в горнице тварь лежит, зубища скалит, да вместо слов понятных только лает.

— Вроде не очень хороший выход.

— Разве все усмотришь да удумаешь? — пожал плечами Аеш. — Многих таких оборотней тут же на вилы и подняли. Со слезами да проклятиями. А иные, не будь дурнями кривоногими, сбежали подальше. Там и жили, к человекам носа не казали. Ну а со временем язык вспомнили, но страхолюдами так и остались. Чтобы не прозябать в одиночку, собрались родами. С тех пор и жили — все больше на землях пустых да диких. От человеков подальше.

— Видимо, потому и своего убивать нельзя, — предположил я. — Слишком много опасности извне.

— Истинно так. — Он немного помолчал. — Вот только в голову не возьму, как они на Княжьей горе оказались? Не то крепость взяли?

— Какую крепость?

— Место там особое. Издревле князья, что в ссоре и распрях погрязли, там могли встретиться. Без дружин и подмоги. Один на один, но без оружия. Хочешь — говори, хочешь — морду друг другу бей. Никаких уловок. А за всем волхвы следят. Уж ежели решились оставить за вратами крепости суету и уединиться разговором — позабудьте об уловках.

— А то что?

— Дождь, град, сильный ветер, снег… Волхвы повелевают погодой, и им хватит сил урезонить многих молодых да ретивых.

— Думаешь, волхвы все еще в крепости?

— Не ведаю. Двоедушники не сумели бы их изгнать. Значит, стали владетелями уже пустых стен. Нам от сего проку мало.

— Почему?

— Волхвы не вмешивались в дела человеков. Никогда, насколько известно мне. Они всю жизнь проводили в самовольном заточении, искали тайны этого мира. А быть может, и не только этого.

— Значит, если их там нет, возможно, сохранились какие-то записи?

Ендарь задумался.

— Двоедушники никогда не являли тяги к знаниям сверх меры. Им те записи ни к чему. Скорее, пустили на костры да грязные зады.

— Жаль, было бы интересно узнать, что именно они изучали.

— Не след думать о глупом. Нас ожидает игра — вот это дюже отменная причина раскинуть мозгами.

— Что о ней думать?

И без размышлений понятно, что дела из рук вон плохо. Если учесть, что игра подразумевает по пять участников с каждой стороны, то мы априори проиграли. Если отсутствие одного глаза Гуран-Абура вряд ли скажется на его стремлении в реванше, то тяжелое ранение в руку его собрата лишает нас даже минимальных шансов на адекватное сопротивление.

Я скосил взгляд на ендаря. Хоть его заменой ставь. А что — маленький, юркий — глядишь, между ног у верзил проскочит.

Днем тучи расступились, и солнце обрушило на болото всю свою испепеляющую ненависть. Тяжелые пары поднимались в дрожащем воздухе, гудящем от мошкары. Наверное, третий день стал самым сложным и выматывающим за все время путешествия. Даже в первый день, когда мой зад стремительно стирался о жесткое седло, практически постоянно дувший прохладный ветер хоть как-то скрашивал тяжелую поездку. Теперь же духота, жара и тучи мелких кровопийц буквально сводили с ума. Передвигайся мы пешком — не избежали бы рукоприкладства. Двоедушники, крепкие и привычные к тяготам, все больше отмалчивались, сводили любые контакты к минимуму. Даже одна случайно брошенная фраза вполне могла послужить началом потасовке. Этому я стал свидетелем, когда один из воинов остановил своего василиска и отошел в сторону ближайших кустов. Вслед ему прозвучало что-то отрывистое. Послышались смешки. Обиженный двоедушник, позабыв о причинах своей остановки, развернулся и метнул в обидчика подхваченный тут же камень. Еще бы немного — и оба схватились не на жизнь, а на смерть. Лишь вовремя подоспевший Анум-Дараван урезонил горячих парней всего парой злобных выкриков.

— Звери, что с них взять… — прошептал мне Аеш. — Ох, и непросто смирить свою сущность. Когда было две души — звериная натура нет-нет, а поддавалась человеческой, отступала.

— Откуда вообще звериная взялась?

— То лишь богам ведомо, — пожал плечами ендарь.

На следующий день жара немного спала, болотная жижа начала отступать, а на горизонте показались горы. Пока они, прикрытые белесой дымкой, выглядели далекими и невесомыми, но к вечеру четвертого дня стали отчетливыми, поднялись во всем своем величии. Изменился и окружавший нас ландшафт — все чаще попадались сухие островки земли и даже нагромождения камней.

Почувствовав близость родных мест, двоедушники повеселели. Не скажу, что разделял их чувства. Дорога порядком вымотала, но уж лучше бы она продолжалась, чем оборвалась хоть и ожидаемо, но малоприятно.

Весь пятый день занял штурм каменных троп. Впрочем, те места, по которым мы шли, тропами язык поворачивался назвать далеко не всегда. Василиски с завидной ловкостью удерживались на очень крутых поверхностях, без видимых усилий подтягивали свои тела все выше — к холоду и разреженности. И что странно — за все время нашего путешествия они ни разу не ели. Пить — пили, но никакой твердой пищи. Как такое возможно? Сколько энергии тратят, а восполнения никакого.