Андрей Павлухин - Апофеоз синего будильника

— Здравствуй, девочка.

Маша не сразу разглядела в сгущающихся сумерках свою собеседницу. Это была тумбочка, двойник тех, что стояли у них в садике. Поэтому Маша расслабилась — разговаривать с чужими тумбочками ей не запрещали.

— Здравствуйте.

— А что ты здесь делаешь?

Рта у тумбочки не было, и Маша никак не могла понять чем та разговаривает.

— Куличики леплю.

— А мама тебе до скольких гулять разрешила?

— До девяти.

— Сейчас пять минут десятого. Непослушный ребенок. — Тумбочка угрожающе надвинулась.

Маша закричала.

Олег вылил в себя содержимое стакана и занюхал волосами Никифора. В мыслях он пробовал восстановить цепь событий, приведших его в эту комнату. Все началось неделю назад, ночью, когда он затаскивал пьяного Славу Скугарева в окно третьего этажа Общежития по улице Ветеранов. Доблестного рыцаря ждала его девушка, не просто ждала, она искренне волновалась за судьбу героя. Слава цеплялся за кишку пожарного шланга, Олег и Никифор тащили его наверх. Неожиданно руки Скугарева разжались, и студент отправился в свободное падение, впрочем, прерванное поверхностью земли. Все, кто находился в комнате, подбежали к окну. Никифор схватился за голову: «Человека убили». Безжизненное тело Скугарева пребывало в покое несколько минут, затем встало и пошло, держа курс к автобусной остановке. Цели и задачи тела остались непостижимы…Спустя неделю выселенный из общаги Скугарев объявился вновь. На сей раз он попытался проникнуть в цитадель через зарешеченное окно мужского туалета на первом этаже. Ситуация осложнялась тем, что правая нога святотатца была загипсована. Тайное окно открывали, как всегда, Никифор и Олег. Несмотря на строгую конспирацию, проникновение обнаружила вахтерша Феликсовна, вознамерившаяся отнять у злодея костыль. Скугарев стал обороняться и в ходе неравной битвы дважды огрел Феликсовну упомянутым костылем по голове. Потеряв ориентацию, вахтерша покинула туалет и вызвала милицию. Скугарева скрутили и увезли, его соратники чудом спаслись. Некоторое время их искали, затем попросту выселили, пополнив ряды бездомных.

И вот Олег сидит здесь, пьет водку, ждет отчисления и вырабатывает планы тайного возвращения в лоно интерната.

На улице раздался крик.

— Кричат, — сказал Никифор.

— Дети, — добавил Олег.

Они спустились по скрипучей лестнице, рискуя переломать ноги, и выбежали из подъезда.

Крик повторился. Истошный вопль первобытного ужаса.

— Во дворе. — Понял Олег.

Студенты обогнули полумертвое здание бывшей швейной фабрики и оказались на детской площадке. В песочнице что-то хлюпало и хрустело, надвинувшаяся тьма не позволяла рассмотреть, что именно. Никифор попятился. Влажное чавканье прекратилось, студенты ощутили движение. Вынырнувшая из тучи луна осветила окровавленную тумбочку с выдвинутой шуфлядкой.

— Ко мне, — приказала тумбочка.

— Это она! — хрипло шепнул Никифор.

Луна исчезла.

— Непослушные, — ласково молвила тумбочка.

— Бежим! — Заорал Олег.

Но было уже поздно.

Воскресенье. К гнездиловской ночной Мекке шёл необычный посетитель, неумело маскирующийся в тени редких деревьев под обычного прохожего. Но этому мешал его огромный кривой нос и хромающая походка. По этой причине малочисленные уличные прохожие с «горящими с утра трубами», шарахались в стороны, принимая его за лицо кавказской национальности.

Некто неспешно отварил дверь пункта своего назначения. Его взору представилась картина: среди груды пустых бутылок лежала странная булка хлеба. «Чем только не закусывают в этой дыре», — подумал хромой. Неожиданно «закуска» повернулась и нечленораздельно прокричала: «Бутылку горелки и два огурца».

— Эй, полубатон, где хозяин? — поинтересовался «кавказец».

— А ты, собственно, чьих будешь, финская сантехника?

— Все мы дети Иеговы, уважаемый.

До смутного, пропитанного алкоголем мозга ББХБ стали доходить некие странные мысли и ассоциации. Где-то он уже видел этого кривоносого и хромого, но вышел он не из маминой спальни, и это настораживало. Вдруг он вспомнил кричащую надпись «Внимание. Розыск!».

— Мойдодыр?

— Круглый?

Дальше следует сцена банального братания, сопровождающаяся пафосом и помпезностью бросания понтов по поводу своих достижений в карьере и личной жизни.

— Ты, поди, тут уже неделю не просыхаешь, — констатировал Мойдодыр. — А на твоей территории орудуют братки из Питера или Москвы.

— Кто? Порву! Пущу на полуфабрикаты.

— Чё, не слышал про местный Бермудский треугольник в зарослях кукурузы у хлебозавода? Там уже с десяток людей пропало. Что-то, конечно, свалили на Ваську-комбайнёра, но люди поговаривают, что следаки местные — яркие представители отряда фуфломётов.

Поговаривают, что это психоделический маньяк по прозвищу Портной. Он убивает своих жертв, ради определённых частей их тела, которые являются, на его взгляд, идеальными. После он собирается произвести на свет идеального человека, собранного из 666-ти частей, который будет мессией зла, посланником Вавилона.

— Ну, и долго нам ждать второго пришествия Франкенштейна?

— Не знаю. Кроме того, оживить посланца можно лишь на местном поле в зарослях кукурузы на пятницу 13-е, в полнолуние под безбашенный mix темы Paradox группы 666 и бессмертного хита Утёсова: «Сердце, тебе не хочется покоя…». Кстати, по данным из неформальных источников имеется приблизительный фоторобот, собранный на основании данных о пропавших частях тела. И уж больно этот робот смахивает на Киркорова.

Далее следует некий бессмысленный диалог с редкими проблесками здравого смысла. Передать всю познавательную сущность дальнейшей беседы не представляется возможным, да и в лом как-то набирать ночью всякий бред.

С малых лет Грипперс-Трипперс был ярым поклонником группы 666. За свою скромную жизнь он скопил немало постеров и фотографий кумиров.

Часто, коротая вечер на лавочке в компании соседских старушек, сетующих на малый размер пенсии, он вспоминал свой день рождения на который ему подарили первый альбом трёх шестёрок. И в радужных воспоминаниях он забывал о том, что ему нужно собрать ещё 666 бутылок из-под пива, чтобы попасть на концерт любимой группы. По грипперс-трипперсным меркам ему было давно уже за шестьдесят, но пенсии он не получал потому, что все документы были утеряны, при эвакуации после чернобыльской катастрофы. Каждый раз, когда он вспоминал это, по щеке у него скатывалась скупая мужская слеза: в памяти всплывал отчий дом с живописнейшим видом на четвёртый энергоблок.

Каждый вечер не сложившийся пенсионер отправлялся в «рыбное место» — бар «Грустные ягодички», где тусовалась вся местная «продвинутая» молодёжь. Здесь не существовало суровых законов райцентра: «золотое дно» не было разбито на сектора между враждующими за посуду пенсионерками. Здесь он был своеобразным монополистом. Промчавшись по злачным местам, Грипперс-Трипперс сколачивал необходимую сумму, чтобы, купив за полторашку сивухи канистру соляры у комбайнёра Васи, обрести свободу, несясь со скоростью 200 км/ч по встречной на своём чуде техники с заранее нарисованными чёрными крестами.