Сергей Петренко - Империя

Не умея иначе выразить бурю нахлынувших чувств, Джа и Кхо тут же устроили беготню по залу, вереща, рыча и кувыркаясь. Димка стоял и весело смеялся над этой кутерьмой. Только Славка долго обалдело смотрел на него, почти не двигаясь.

Как странно, как легко преобразился мрачный и таинственный дворец. Тёмные тона картин в тяжёлых рамах и холодное золото украшений превратились в сверкающие радостными переливами краски, пламя светильников теперь не коптило и не мигало — канделябры словно засияли тысячами крошечных солнышек. Тишина, бывшая такою невыносимой, ушла из зала, дворец же точно наполнился еле слышной, неясной, но весёлой, даже чуточку дурашливой музыкой незримого оркестра. В эти минуты Димка совсем забыл свои тревоги о завтрашнем дне, о предстоящем огромном, неведомом труде, завещанном ему Мерлином — и жил беззаботностью друзей.

— Но что же дальше? — спросил Димка, когда все наконец утихомирились.

— Как — что? — не понял Кхо.

— Вам есть хочется?

— Очень! — воскликнули разом друзья. В самом деле — у всех у них со вчерашнего дня не было во рту ни крошки, а Димке так пришло выдержать настоящую голодовку.

— И поспать бы на мягкой кровати не помешало?

— Лучше скажи — где? Димка, сделай всё это, ты же можешь? — попросил Славка.

— Думаешь, стал бы так дурачиться, если б мог… Не могу, ничего я не могу! — вдруг в отчаянии крикнул Димка. — Слишком рано умер Ворон, а без него… Над кем я принц? Принц пустого дворца? Не могу сотворить самого пустякового волшебства, понимаете?..

— Ладно, — сказал он спустя некоторое время. — Один путь у нас есть. Дворец меня слушается, и мы выйдем наружу, когда захотим. А потом…

— Димка!!! — малыш Кхо заверещал так, что друзья вздрогнули. — Я вспомнил! Я придумал!

И он рассказал такую историю: однажды — тогда Кхо был совсем ещё крошечным и глупым, его отец стал куда-то суетливо собираться. Он весь день — а родители Кхо были существами ночными, и днём обыкновенно спали — хлопотал, много раз исчезал и возвращался, что-то приносил и уносил, но ничего не рассказывал сыну. А под вечер предстал в удивительном наряде (малыш запомнил только то, что наряд этот делал отца ещё более косматым и круглым, даже почти не похожим на самого себя).

Устроили обильный ужин перед дорогой, потом отец посадил Кхо на плечо и сказал:

— Сегодня, малыш, великий день в нашей жизни. Мы идём на Чёртову гору. — Только тут Кхо заметил, как отец волновался. И недаром. Путь их оказался ужасно длинным, Кхо успел выспаться на плече, провёл несколько часов, просто наблюдая, как мелькают деревья и холмы, покачивался в такт шагам — и снова уснул. И — вот чудеса! — ночь тянулась, словно лесной мёд капал из дупла — на место они прибыли ещё задолго до полуночи. Минуты перед началом собрания малыш помнил смутно — крики, визги, вой, там носятся, как угорелые, там драка. Кто-то толкается, кто-то кусается. Даже в воздухе их — тучи, а на земле — настоящее месиво. Неразбериха, темь. Врезался в память один хриплый, заунывный вой, перекрывающий общий гул, то усиливающийся, то затихавший на время. И такой тоской, такой болью пронизан был тот звук, что малыш до крови раздирал себе кожу, отчаянно скребясь когтями, словно в каком-то безумном припадке.

А дальше вдруг всё оборвалось. Стало тихо, и лишь кое-где одинокий шорох выдавал замершую в ожидании толпу. Порой ещё короткий всписк какой-нибудь мелюзги свидетельствовал об очередной отдавленной конечности.

И вот малыш увидел слепящий глаза столб пламени, вздымавшийся с рёвом и грохотом до неба откуда-то из середины этой массы копошащихся тел. Сжавшись в крохотный комочек, Кхо зажмурил глаза и слышал громовые раскаты страшного голоса. Кхо запомнил всего лишь несколько отдельных фраз, слов: «инквизиция, ведьмы, переселение, не летать над человеческими поселениями…»

Не дождавшись конца, Кхо то ли забылся сном, то ли, обессилев, лишился чувств. Только дома он узнал, что случилось на Чёртовой горе: Великий Мерлин собрал нечистую силу «для консультаций» — Кхо с удовольствием запомнил это длинное и трудное слово, и «утверждения нового порядка».

На этом малыш умолк.

— И что же, ты предлагаешь созвать волшебных существ, как когда-то Мерлин?

— Да.

— Ну… а смысл?

— Так ведь… вместе мы придумаем, наверное, что-нибудь, решим, как быть.

Димка в сомнении покачал головой.

— Вряд ли они помогут. Если повелитель бессилен, то… какой же он повелитель? А Ворон мне ещё говорил — они и сами в бедственном положении, чем они помогут… — Однако Димка уже ухватился за предложение. Он некоторое время раздумывал, затем спросил: — Только как же их всех созвать, как разнести наш призыв?

Кхо растерялся. Он забормотал что-то про леших, но Димку это уже не смущало — у него появились кое-какие собственные мысли на этот счёт.

— Ладно, это мы придумаем… Сейчас нам пора бы выбраться наверх.

— Ты знаешь дорогу?

— Нет, но ведь мы откроем любые двери…

Меркони Лисо знает в Неаполе каждый, кто хоть однажды сталкивался с правосудием или же с магией любого цвета. Меркони — загадочная фигура в мире правосудия, и самый известный факт, с которым вас не преминет познакомить хоть последний карманный воришка, хоть уважаемые адвокат: ни одно преступление, прошедшее через его руки, не было закончено поражением для той стороны, на которой решал выступить синьор Лисо. Любопытно было также и то, что Меркони Лисо мог оказаться как в роли адвоката обвиняемого, так и в роли частного детектива. Он мог вмешаться в процесс внезапно и вытащить из цепких объятий закона ужасного убийцу — а мог ополчиться на вполне, казалось бы, законопослушного гражданина, почтенного «отца города» — и довести дело до того, что несчастный и недавно ещё всеми уважаемый синьор оказывался в глазах общества последним негодяем, и толпа провожала его с улюлюканьем в тюрьму.

Вполне естественно, что синьора Лисо боялись, уважали или ненавидели в Неаполе и далеко за его пределами — однако даже среди тех, кому случилось тесно иметь с этим синьором дело, вряд ли вам указали бы человека, рискнувшего утверждать, что знает Меркони Лисо достаточно хорошо. Частная жизнь синьора Лисо протекала незаметно. Истинных размеров его счетов в банках сколько-нибудь точно не знал никто, на окраине Неаполя у Меркони Лисо имелся обширный особняк восемнадцатого века, но особняк не кичливый, незаметный даже, автомобили синьор адвокат предпочитал и вовсе самые демократичные, разъезжая по городу в чёрном «фиате».

Гораздо меньше знали в Неаполе о другой стороне деятельности синьора Лисо. И тут, как нельзя лучше, к нему подходило выражение: «широко известен в узких кругах». Круг же посвященных был действительно узок. И знали эти посвящённые, что синьор Меркони — человек, напрямую общающийся с духами, да не как-нибудь по-шарлатански, не из желания обогатиться за счёт доверчивых клинетов, и даже не причуды ради, а был он, по утверждениям людей знающих, самым настоящим чародеем. Чародейство синьора Меркони заключалось большей частью в том, что им призывались некие духи из потусторонних материй, и духи эти могли, если бывало на то их благорасположение, выполнить ту или иную просьбу, либо показать удалённые события из настоящего или из прошлого. Само собой, ни о каком дешевом духовидстве речи не шло — силы, вызываемые синьором Лисо, были самыми что ни на есть реальными и могущественными.