Наталья Якобсон - Империя дракона

Однако несколько дней обошлось без дискуссий. В моем присутствии Одиль нервно теребила кружевной платок или выщипывала волоски из меховой муфты, но терпеливо прикусывала язык, не только не дразнила резкими замечаниями, но даже отвечала на вопросы слишком сдержанно.

Как-то вернувшись в свой кабинет, я увидел на столе какой-то предмет, похожий на цилиндр. Точно, что это определить было нельзя, поскольку сверху кто-то накинул кусок шелка, расшитый звездочками и полумесяцами. Я сорвал ткань и у меня чуть было не вырвалась похвала в адрес всех троллей до единого, от которых ко мне приходил делегат. В клетке, за ажурным переплетением прутьев сидела птица, которой, как принято считать, в природе не было. Белое, светящиеся оперение и роскошные крылья странно сочетались с прехорошенькой девичьей головой, а голову в свою очередь венчал убор наподобие кокошника. Как можно было посадить такое чудо в клетку. Уловив мои мысли, сирин взглянул на меня с интересом. Миндалевидные глаза расширились от удивления и восторга, и какой-то нескрываемой симпатии. Я коснулся кончиками пальца русой головки сирина и хотел выпустить его из клетки. Он вовсе не собирался улетать и, по-моему, хотел запеть, но тут в кабинет вошла княжна, и вырвавшаяся было трель, тут же оборвалась. Одиль так же не нуждалась в ключах, чтобы пройти в чьи угодно апартаменты и теперь с восторгом наблюдала за моей новой любимицей.

Она коснулась кольца вверху клетки, проверяя его прочность, погладила сирина по крылу. Ее нежная в обращении с птицей ручка в любой миг могла стать опаснее, чем кошачьи коготки.

-- Я возьму птицу себе, - вдруг сказала Одиль. - У тебя и так очень много безделиц. К тому же, надо же кому-то приглядывать за отвратительным черным вороном.

Клетка мгновенно оказалась в руках красавицы, а я с унынием подумал, что с такой хозяйкой сирин вряд ли протянет больше года. Шелест платья стих в коридоре, а на следующий день птица сладко запела. Никто не мог отказать Одиль в ее просьбе или приказе. Исключением, кажется, был только я. Сам не знаю, почему я избегал общаться с княжной. В последнее время она старалась быть любезной, предлагала мне сопроводить ее на приемы или проследить за тем, как лестные птицы слетаются на ее зов. Любой был бы рад общению с богиней. А я был допущен в замок к ней и должен был быть рад. Откуда же тогда это странное чувство, что на шее у меня затягивается паучья петля. Боль, жар, удушье, в ее присутствие я чувствовал себя неуютно, будто попал в залу, где меня окружают ни люди, а сотни комедийных, трагических и карнавальных масок, за каждой из которых прячется уродливое зло.

Как-то Одиль коснулась моего рукава, и я вздрогнул, ощутив, что у нее такие же паучьи пальцы, как и у ее отца: длинные, тонкие и холодные, от одного их прикосновения жертва цепенеет.

Часто Одиль наряжалась и уезжала куда-то одна. Карета без вензелей и гербов всегда была готова доставить ее куда угодно. Кучер, очевидно, слишком уродливый, чтобы снимать маску ежеминутно ждал ее пожеланий. Иногда ее сопровождала какая-нибудь из прях, так же празднично разодетая. Иногда Одиль хотела, чтобы ее провожатым был я, тогда мы вместе отправлялись на пир, бал или маскарад и очень редко уходили обратно, не причинив хозяевам приема хоть относительного зла. Те, кто был чем-то неугоден княжне, сильно страдали. Их лица и тела покрывались сыпью, которая никогда не проходила, на щеках непонравившихся ей дам проступали уродливые, багровые пятна. Стоило кому-то хотя бы с легким непочтением обратиться к ней, и этот человек тут же становился жертвой роковой "случайности". На кого-то опрокидывалась свеча, огонь уродовал кожу на всю жизнь, на других ни с того ни с сего, взбесившись, накидывались собственные псы, третьи тут же натыкались на кем-то забытые режущие предметы и после этого очень редко могли передвигаться самостоятельно. В отличии от нее, мне никогда не надо было взывать к почтению. В моем присутствии многих охватывал странный холод, других оцепенение. Никто даже не мог без труда ворочать онемевшим языком, ни то, что вести со мной непринужденную беседу. Все общения с гостеприимными хозяевами обычно ограничивалось "да", "нет", "вы оказали нам честь своим присутствием".

Дни складывались в недели, недели в месяцы. Я всюду старался сопровождать княжну и часто люди, с которыми мы встречались, невольно сознавали, что всего лишь на короткий миг торжества соприкоснулись с внеземной тайной. Эта тайна существовала задолго до их появления на свет и останется после того, как сами они исчезнут с лица земли.

Одиль так же водила меня на болота, где танцевали в полночь блуждающие огоньки. Вслед за ней я бродил по узким лесным тропкам, заглядывал в пещеры, следил за теми, кто прячется на дне озер и источников, слушал, как из-под земли до слуха долетают мерные удары и позвякивание, которое обычно сопровождает работу гномов за наковальнями.

После одного из таких путешествий я без сна лежал на кровати. Сквозь густой балдахин не долетали даже звуки грозы, но я расслышал, то, как черная птица бьет крыльями по стеклу. Ворон облетал с дозором долину и теперь вернулся назад. Я слишком устал, чтобы подойти к окну и поэтому просто приказал створкам распахнуться. Ворон влетел, а вслед за ним на ковер упали сверкающие дождинки. Сколько уже было таких ночей, когда я оставался совершенно один после долгих скитаний по роскошным, чужим дворцам и непроходимым запретным тропкам. В коридоре раздались шаркающие шаги горбуна и вернули меня к тому времени, когда я впервые увидел его в темнице. Тогда я даже не узнал князя, так он постарел и изменился, а самого меня время не коснулось. Сколько уже прошло с того момента, как я впервые увидел Одиль? Я попытался сосчитать и несказанно удивился. Уже целых семь лет прошли с нашей первой встречи. Семь лет я был гостем Ротберта и даже ни разу не подрался с ним. Жизнь в компании с княжной была наполнена шумом празднеств, новыми впечатлениями и в тоже время пуста. После того, как кончался очередной бал, я чувствовал только неприятный осадок на душе и никакой удовлетворенности. После каждого пира наступала еще большая скука и осознание того, что я стал молчаливым свидетелем еще одной жестокой проказы Одиль.

-- Ты не спишь? - Ротберт прошаркал в комнату и поставил свечу на столик рядом с постелью. Я зажмурился от яркого света и что-то недовольно прошептал в ответ.

-- Вставай! Ты слишком долго бездействовал. Мир успел забыть о тебе и вышел из-под контроля.

-- Что это значит?

-- Ты слишком долго не совершал ни одного нападения. Деревни и города не платят налогов драконам тогда, когда забывают об их могуществе.

-- Зачем мне нужно облагать еще кого-то данью?