Елизавета Дворецкая - Лесная невеста

Даже не надеясь заснуть, она смотрела в темную кровлю, потом вставала, ходила по избе, бессознательно переплетала косу, пила воду, садилась на лавку, опять вставала, затем снова ложилась и укрывалась с головой. Ей было тревожно, казалось, что где-то рядом притаилось нечто очень страшное; иногда на нее ненадолго накатывалась дрема, и тогда мерещилось, что возле лежанки сидит рослая женщина со старинным рогатым убором на голове и будто что-то шьет или прядет, и от ее присутствия делалось спокойно, появлялась уверенность, что эта женщина не подпустит близко то страшное, что притаилось где-то поблизости.

Измучившись от этих тревожных снов и беспокойной, смутной яви, Дивина с нетерпением ждала, когда же придет утро и кончится эта темнота, глубокая и широкая, как бездна. В голову лезли воспоминания двухлетней давности, заставляя снова и снова думать, виновата ли она, Дивина, в том, что все случилось именно так, как случилось. Казалось бы, ее вины нет, но все произошло из-за нее – с этим не поспоришь.

Это было осенью, два года назад. Шел первый снег, когда она с узелком в руке брела по тропинке через лес. Все деревья еще стояли с листвой, где желтой, где красной, кусты вовсю зеленели, словно знать не хотели о близкой зиме – и с серого неба быстро летели на волне холодного ветра меленькие снеговые крупинки. Они падали на мокрую листву, на дорогу и сразу таяли, и только в косе Дивины, спускавшейся из-под платка на грудь, они задерживались, и оттого вся коса казалась оплетенной мелким жемчугом.

Дивина шла и оглядывалась. Девушка смутно помнила эту рощу – но в тот раз, когда она попала сюда впервые пять лет назад, было лето, березняк зеленел, между пышными ветвями на траву падало солнце, лучи путались в свежей мягкой траве, играли на красных ягодках земляники. Она собирала землянику, иногда кричала «Ау!» в ответ, но женские голоса, зовущие ее, становились все тише, все больше отдалялись, пока не затихли совсем. Девочка, которой тогда едва исполнилось двенадцать, вдруг осознала, что осталась одна, что совсем не знает, где ее мать, няньки, девки, с которыми они пошли сегодня собирать землянику. И в какой стороне Радогощ, тоже не знает.

Дивина ясно помнила свои тогдашние чувства – ей было беспокойно, но не страшно. Лес вокруг был красивый, светлый, приветливый, березы стояли негусто, рощу насквозь было видно, и нигде вроде бы не могла притаиться никакая опасность – но все казалось каким-то не таким. Она шла все медленнее, потом остановилась, и тут из-за берез показалась женщина – незнакомая. Это была совсем чужая женщина, и она в этом лесу была дома. Средних лет, рослая, крепкая, она не отличалась красотой, но ее простое загорелое лицо с первыми морщинками в уголках глаз дышало приветливостью, и девочка ничуть не испугалась. На голове женщины высился старинный убор с двумя рогами вроде коровьих, а весь облик источал уверенность, опытность, силу, что хотелось довериться ей во всем, как родной матери.

– Не бойся, дочка! – сказала ей Мать. – Идем со мной. Я тебя в хорошее место отведу, там тебя укроют, никакая беда не достанет.

– А здесь есть беда? – спросила девочка, однако послушно вложила свою руку в сильную, загрубелую ладонь женщины.

– Беда тебя от рождения стережет, но и защита рядом ходит. Я тебя уведу от беды. Провожу к Деду, он укроет, уму-разуму научит, а потом, как будет можно, опять в белый свет выведет. Только смотри, слушайся его.

– Хорошо, – кивнула девочка.

На ее месте можно было бы задать много вопросов, но она каким-то чутьем понимала: спрашивать не надо, она и так скоро узнает все, что ей нужно знать, а чего не нужно, то больше не имеет значения. Сама ли она перешла грань или женщина в рогатом венце незаметно перевела ее, но теперь она была в другом мире – на Той Стороне. Она уже не помнила того дома и тех людей, от которых ушла и которые остались за спиной, – теперь все, что у нее было, ждало впереди. Она даже не помнила, как ее зовут, хотя не замечала этого.

– Далеко еще идти? – только спросила она.

– Близко. Вот и дедушка.

Березы расступились, подобрали зеленые крылья, между ними открылась поляна. На поляне стояла избушка с конской головой на кровле, а на крылечке сидел рослый, крепкий старик с длинной, совсем белой бородой и плел лычак. Услышав шелест травы под их ногами, он поднял глаза и улыбнулся, и девочка замерла: никогда она не видела у человека таких ярких, как молодая трава, искрящихся зеленых глаз. Глаза смотрели на нее приветливо, ласково, радостно, как будто она была внучкой этого старика и наконец пришла к нему с гостинцами от родных…

И девочка тоже вдруг обрадовалась: в этом старике она увидела не только обоих ее родных деда, которых не успела узнать, но и прадедов, и прапрадедов вплоть до того Деда, от которого пошли все кривичи, а за ним – и сам Род. Все их души после смерти удалились в Лес на Той Стороне, этот самый – то дремучий, темный и пугающий, то светлый, ласковый и приветливый. Здесь ее знали, здесь ее любили и ждали, готовы были защитить от любой опасности и научить тому, чему на внешней, человеческой, стороне никто не научит.

– Ну здравствуй, внучка! – сказал старик и поднялся ей навстречу. – Дошли-таки?

Девочка обернулась – но позади никого не было. Приведя ее сюда, Мать тотчас исчезла, и больше Дивина ее не видела.

То есть Дивиной ее стал звать сам Лес Праведный. Прежде у нее было другое имя, но она его сейчас не помнила. Она не помнила ничего из своей жизни до того дня, когда вошла в рощу. Даже утра не помнила, не могла сказать, кто были те женщины, которые сначала кричали «Ау!», а потом все-таки потеряли ее. Она знала только, что Мать увела ее от какой-то опасности, которой она иначе не могла избежать, и поручила покровительству Леса Праведного. И в той избушке она прожила пять лет.

А потом наступило осеннее утро, когда Лес Праведный привел ее к трем большим старым липам. Под ногами было сплошное покрывало золотисто-желтого палого листа, а наверху кроны трех могучих деревьев плотно смыкались, образуя такую же золотую кровлю. Это было похоже на дом из золота с черно-коричневыми столбами. В той, что стояла посередине, имелось огромное дупло от корня до верхушки, так что вся липа напоминала домовину, корнями уходящую в землю, а вершиной устремленную к небесам. На самом деле это были ворота.

– Здесь простимся с тобой, внученька! – сказал Лес Праведный и передал ей узелок. Он по-прежнему был так же силен и крепок, словно дуб, только глаза у него осенью стали не зеленые, а рыжевато-бурые, со стальным отливом под цвет хмурого неба. – Теперь твоя наука там нужна. – Он показал на старую дуплистую липу. – Иди. Такая твоя дорога.

Дивина вошла в дупло липы и тут же увидела отверстие дупла снова перед собой. Сделав еще шаг, она опять оказалась на поляне. Та же липа была позади нее, две такие же, только без дупел, – по сторонам.