Елизавета Дворецкая - Лесная невеста. Проклятие Дивины

Во всем этом было что-то странное. Сама Игрелька посматривала на подругу со смутным беспокойством, и никто в клети не подавал голоса, пока угрянка беседовала с князем. Даже Даровой молчал, забрав бороду в кулак и переводя значительный взгляд с девушки на Зимобора.

Тем временем надо было разгружать привезенное – не все давали белками, иные платили льном, медом или зерном на ту же цену. Замерзшие кмети пошли отогреваться в баню, большуха с челядью собирала на стол – в доме поднялась суета, обе девушки исчезли. Зимобора не оставляло смутное ощущение, что со странной, слишком смелой и богато одетой угрянки не следует спускать глаз, но она пропала из вида и, как ни странно, ему самому уже казалось, что ее и не было, что она ему привиделась среди бела дня.

– А где гостья ваша? – все же спросил он у Долгуши под вечер. – Здесь ночует или к себе ушла?

– Гостья? – Большуха остановилась. Красная и распаренная возле печи, она и сейчас что-то жарила, чтобы накормить припозднившуюся дружину Любиши, ходившую в эти два дня по реке Вороновке.

– Ну да. Если не здесь живет, не страшно на ночь глядя одной ходить? Вон, волки воют.

Из близкого леса и впрямь доносился волчий вой. Издалека он казался красивым, как песнь самого лунного света, но Зимобор представлял себе, какой жутью он наполняет, если встречаешь ночь посреди леса и знаешь, что здесь есть еще кое-кто более опасный и голодный, чем ты сам.

– Лютава-то? – с сомнением ответила хозяйка. – Да не знаю, где она. За ней не уследишь. Глаза отведет да уйдет, а куда – и следу за ней нету.

– Да она ведунья, что ли? – Зимобор обрадовался, что девушка-угрянка ему не померещилась, и понял, почему она показалась такой странной.

В ней действительно было нечто, роднившее ее с Дивиной, – дыхание леса.

– Конечно, а кто же? – Хозяйка пожала полными плечами. – Что ей волков бояться, они ей братья родные.

– Какого же она рода?

– И-и, родной! – Долгуша махнула рукой. – Она ведь самого князя угренского, Вершины, старшая дочь.

– Дочь угренского князя? – Зимобор так и подпрыгнул. – Не шутишь? Да что же мне никто ничего не сказал!

– Да мы бы и хотели… – Большуха виновато оглянулась на мужа, тот пожал плечами, предоставив объясняться жене. – Да не выходит…

– Как так?

– Она, Лютава-то… Как она захочет, так все и делают. Не хочет она, чтобы мы тебе про нее рассказали – и мысли такой не взойдет, а взойдет – так рот не откроется, язык не повернется.

– Чары наводит?

– Истинно так. Она ведь не простая дева, а волчья сестра. Старшей дочери старшая дочь.

Зимобор понял, что это значит. Как князь является воплощением первопредка, так женщина княжеского рода носит в себе дух земли, является воплощением праматери племени, и именно поэтому брак с ней обеспечивает даже чужаку право на власть. Старшая дочь старшей дочери во многих поколениях накапливает в себе эту священную силу и становится почти богиней на земле. Для любого князя раздобыть подобную женщину в жены значит обеспечить себе милость богов и благополучие. Потому и ведутся за таких невест порой многолетние кровопролитные войны.

Впрочем, Дивина родом ничуть не хуже, а уж насчет силы и говорить нечего.

– Ну, дела, вяз червленый в ухо… – Зимобор огляделся. – Ребята! Коньша! Знаешь, к кому ты в женихи набивался? Это, говорят, угренская княжна была.

– Да ну! – Кмети даже перестали жевать.

– Вот она с чего к тебе-то сваталась! – сообразил Жилята. – Если она княжна, то Коньша ей, ясен пень, не пара.

– Чтой-то у них княжны по лесам бегают без присмотра? – заметил Радоня.

– Однако в гости тебя приглашала! – Ранослав слегка подпихнул Зимобора в бок. – Может, надумаешь еще?

– У меня невеста есть.

– Так где одна, там и две, чего такого-то?

– Нет, таких двух жен в одном доме быть не может. Это все равно что две луны в небе.

– Ты бы лучше подумал, куда она тебя приглашала? – сказал Зимобору умный Достоян. – Как-то мне это не нравится…

– А народ тут не бедный! – заметил Жилята. – Видал, какие на ней ожерелья?

– И как будешь бедный, когда в лесах куницы кишат, а по Юлге знай вези их арабам! – отозвался Достоян.

– Может, заглянуть и к ним в гости… – задумчиво предложил Коньша. – Раз уж так просили…

– За Угру не пойдем. – Зимобор покачал головой. – С угренским князем у моего отца ряд был положен, там уж не наша земля. А воевать нам рано. В такой поход как следует готовиться надо и настоящее войско собирать. Годиков через несколько… можно будет и в гости съездить.

Кмети, посмеиваясь, снова принялись за еду.

– Все-таки как-то мне это не нравится… – задумчиво бормотал Достоян.

Через несколько дней, отдохнув и распрощавшись с гостеприимным Даровоем, поехали дальше. Миновали еще пару гнезд, одно из которых было вятичское. Дань жители мелких гнезд платили неохотно, но топорами никто не махал.

Ехали второй день. Длинный обоз растянулся по льду Угры: передовым отрядом шла дружина Красовита, потом тянулась вереница саней с поклажей, вдоль которой разместились прочие дружины. Самое ценное, то есть меха, везли в середине обоза под охраной кметей самого Зимобора. На задних санях были уложены мешки с зерном, льняные и шерстяные ткани, бочонки меда и прочие товары попроще. Позади шагало ополчение во главе с Предваром. В одном гнезде дань заплатили лошадью, не слишком молодой, но еще пригодной, и теперь Предвар ехал на ней.

Река петляла, так что из середины обоза не было видно ни его начала, ни конца. Следов близкого жилья не попадалось, только птицы прыгали по веткам, иногда сбрасывая на людей хлопья снега. Было пасмурно и довольно тепло. Это как раз тревожило: если потеплеет, на льду появится вода, откроются полыньи… А если выдастся ранняя весна и реки вскроются раньше, чем получится вернуться в Смолянск, то совсем дело плохо. Санный путь кончится, и перевозить собранное по грязи или по весенним бурным рекам, да еще против течения, будет просто беда.

Начинались сумерки: еще не так чтобы темнело, но воздух засерел, намекая, что скоро наступит непроглядная зимняя тьма и пора заботиться о ночлеге.

– Что, княже, на снегу ночевать будем? – окликнул сзади Любиша, подъехав поближе.

– Похоже на то. – Зимобор обернулся. – Я уже Красовиту сказал, если увидит хоть самую плохонькую весь, пусть сворачивает.

Впереди вдруг закричали: «Назад, назад! Тащи! Тяни! Ах, мать твою!» Послышалось испуганное ржанье, треск льда. Зимобор хлестнул коня и поскакал вперед, но через несколько шагов его схватили за повод:

– Стой, княже! Не езди, провалишься!

– Что там?

– Да полынья там, или лед треснул! Сани чуть не утопили.

Видимо, здесь в реку впадал шустрый ручеек, из-за чего лед у берега был непрочным и под тяжестью саней раскололся. Очередная лошадь пробила лед и погрузилась в воду. К счастью, возле берега было неглубоко, и лошадь удалось, освободив от саней, вытащить из-подо льда вовремя, пока она не поломала ноги.