Токацин - Чёрная река

— Хэ-э! — вскрикнула Кесса, бросаясь за ними, но копьё Сианга преградило ей дорогу. Больно ударившись о древко, Речница отпрянула.

— Их драка. Им и драться, — рослый Сианг протянул ей дымящееся Зеркало. — Держи, пока не прикипело к мостовой. Неохота отдирать.

Шнурок от страшного жара почернел и обуглился, но чудом не развалился. Кесса подняла Зеркало на вытянутой руке и быстрым шагом пустилась за дерущимися. Сианги, подобрав по дороге патруль стражи, шли следом, а вскоре и обогнали её. Из каждого переулка выглядывали потревоженные жители, кто-то вышел на крыльцо, покачал головой и ушел в дом, чтобы вернуться с оружием. Кровавые полосы протянулись до самой лестницы, и ступени покрылись тёмно-багровыми пятнами сверху донизу. Хески не смогли взлететь — прокатились по всем камням, хрустя вывернутыми крыльями, и теперь лежали внизу. Челюсти одного намертво сомкнулись на горле другого, и тот в отчаянии рвал когтями его плечи и бока, но смертельная хватка не разжималась. Хеск приподнялся, резко дёрнул головой вверх и помотал из стороны в сторону — снова, и снова, пока из порванных жил не хлынула кровь, а тело противника, вздрогнув, не обмякло. Выпустив горло врага, Алгана хрипло завыл и вновь впился в него зубами, раздирая плоть. Шея давно сломалась, вытянутые руки судорожно царапали мостовую, но победитель не отпускал врага. Ещё укус — и голова убитого, отделившись от тела, перевернулась и осталась лежать на мостовой. Сианги, серыми тенями замершие у входа в переулки, стояли неподвижно, и те, кто спускался по лестнице вместе с Кессой, остановились поодаль.

Нингорс, пошатываясь, поднялся на ноги. Кровь текла по его плечам и груди, на боках чернели ожоги, и кожа на них полопалась, крылья болтались драными тряпками. Слизнув с носа кровь, он запрокинул голову и завыл. Кесса замерла на нижней ступени, с ужасом глядя на него. Хоатиг на мостовой уже не дёргался, лужа тёмной крови растеклась и застыла. Один из Сиангов поддел копьём отгрызенную голову и подтолкнул к туловищу.

— Он это заслужил? — спросила у Кессы высокая стражница.

— Да, — выдохнула Речница, спускаясь со ступеньки. Она смотрела, как кровь сочится из рваных ран на груди Нингорса и стекает по жёсткой шерсти, окрашивая её в чёрное.

Алгана оборвал вой, склонил голову, глядя на мертвеца.

— Я выполнил обещание, — он оскалился, обвёл затуманенным взглядом сумрачные переулки и шагнул к лестнице. — Шинн?

Зеркало уже не дымилось, и Кесса дрожащими руками повесила его на шею и подошла к Нингорсу вплотную. Кровь уже не стекала вниз по рыжей шерсти — застыла тёмными сосульками.

— Нуску Лучистый… — прошептала странница, прикасаясь к горячей шкуре. Хеск вздрогнул, замигал, будто отгонял наваждение, и неуверенно опустил руку на плечо Речницы.

— Пойдём, детёныш. Нечего тут делать.

…Что-то шевелилось под чёрной кровавой коркой, и грудь Нингорса тяжело вздымалась. Он дышал хрипло, то и дело стискивая зубы, и иногда из его горла вырывался странный тоненький писк. Крылья, развёрнутые во всю ширь, колыхались и потрескивали, с тихими щелчками вставали на место кости. Кесса держала на коленях голову Нингорса и тихонько перебирала жёсткий чёрный мех.

— Жаль, что ты не мой детёныш, — еле слышно проворчал хеск. — Я бы научил тебя… научил всему. Летать, падать камнем, разрывать глотки и ломать кости… Так же, как Шинн… да, она всему научилась. Жаль…

— Ты найдёшь их весной, — прошептала Кесса, наклонившись к его уху. — И они обрадуются.

Нингорс не ответил, только скрипнул зубами от боли. Зеркало тихо звякнуло подвесками, коснувшись его плеча, и Кесса осторожно подобрала их, пряча медальон под одежду. Оправа остыла, но вмятины от булыжников мостовой остались на ней, и шнурки и верёвочки почернели от копоти. Зеркало не отражало ничего.

— Этот Семпаль мы называли Сытым.

Кесса вздрогнула — она не ожидала, что Нингорс заговорит. Он сидел на уступе, у свисающего с зубцов жёлтой скалы тела огромной бронированной змеи, и жадно вгрызался в мясо. Толстые пластины-чешуи, взломанные и содранные, валялись внизу, на камнях, и маленький пернатый ящер, учуяв исходящий от них запах крови, уже высунул зубастую пасть из расселины и настороженно принюхался. Нингорс отхватил ещё кусок от окровавленного тела, проглотил и повернулся к Кессе.

— Говорю — это день Сытого Семпаля. Так мы его называли.

Его морда была вымазана в застывающей крови. Существо, похожее на огромную бронированную змею, умерло недавно — когда хеск наткнулся на него в предгорьях, его хвост ещё вздрагивал, но глаза уже помутнели. Падальщики не успели обглодать его — им на равнине хватало поживы. Если бы Кесса взглянула вниз, она увидела бы их — серые сутулые тени, склонившиеся над разбросанными телами. Некому было сжигать их — воины Волны, обессилевшие и выброшенные из потока, умирали в одиночестве, и на их стоны откликались только ненасытные Войксы и осторожные пепельные харайги. Кесса видела их тени в расселинах и слышала тихие скрипучие голоса. Пернатые ящеры перекликались, и в их скрипе слышались досада и недоумение.

— Нингорс, ты… ты ешь, — склонила голову странница. — Пусть у тебя будет Сытый Семпаль.

Водяной шар, сорвавшись с её ладони, разбился о камни у подножия скалы и растёкся лужей на иссохшей глине. Тут никогда ничего не росло, никогда не было дождей, и маленькая харайга, увидев странное вещество, метнулась в укрытие. Очень нескоро она решилась выглянуть, а потом и выйти, осторожно обнюхать мокрую землю и лизнуть камни. Вскинув хохолок, она испустила протяжный скрип, и тени в расселинах задрожали. Один за другим ящеры выходили на свет, жадно слизывали влагу с земли, настороженно оглядывались и снова припадали к мокрым камням. Лужица растаяла, не успев впитаться. Последняя из харайг поскребла землю когтями, обнюхала ямку и с разочарованным скрипом спряталась в расселине. Ещё одна чешуйка мёртвой «змеи» упала со скал, но ни одна тень не шевельнулась среди камней.

Кесса посмотрела вперёд, туда, где трепетали на земле широкие полотнища багряных сполохов. Огненное озеро дышало жаром ей в лицо, туча пепла, не колеблемая ветром, висела над ним, и вокруг него земля окрашивалась в алый и чёрный. Вздыхающее озеро освещало багрянцем широкую чёрную «реку» — непрерывный поток из тысяч существ, поднимающийся вверх по равнине. Волна проложила себе прямую дорогу, и здесь, на мёртвой земле Иррима, ей ничто не мешало.

— Ничего живого, — прошептала Речница, вытирая со лба испарину. — Только огонь, холмы и камни. И стервятники.

Нингорс, громко фыркнув, вырвал из бока мёртвой змеи большой кусок мяса. Он изголодался, пока летел над границей, и впереди на бесплодных землях Иррима его не ждала удачная охота. Войксы, у которых он отнял змею, проводили его усталым шипением — только для них Иррим был сейчас гостеприимным, и они не жалели о потерянной добыче.