Сергей Сезин - Лес на краю света

Потому пациенты уходили и даже довольными были, но потом резервы организма у них исчерпывались, и становилось даже хуже. Они к Астигмию с претензиями — а он в контракт тычет: я что обещал — длину и размер? Вот они. А про дальнейшую жизнь и прочее есть что-то в контракте? Нет. А на нет и суда нет.

И правда, не пойдешь же в суд и не будешь публично рассказывать про такие интимные подробности. Но еще страшнее рассказать, что совсем не можешь ничего. Или так, иногда, когда звезды почему-то смилостивились. И вот возникла пауза, чреватая чем-то непредвиденным. Очередной пострадавший клиент приходит к Астигмию и говорит ему, что отдал за увеличение три тысячи новых рублей, а результат скорее отрицательный — орган только мозоль на коленях натирает при ходьбе. Астигмий демонстрирует контракт — нужная длина и диаметр достигнуты, что пациент подтвердил, а нотариус зафиксировал. И он умывает руки. А как же быть? Это как клиент хочет.

А можно ли вернуться к старому состоянию? Может, и можно, но он, Астигмий, не может. Вот пациент и подумал: денег нет, органа, считай, тоже нет, надежды на улучшение нет, надежды на возврат прошлого нет… Ничего нет. А зачем ему такая жизнь, если в ней ничего нет, даже справедливости? Одни мозоли на коленях?

Сунул руку за пояс халата, выдернул кольт и выстрелил. Потом еще раз — уже в себя.

Мораль сей истории двояка:

1. Не нужно пытаться обмануть природу. Она всякому дала запас здоровья, но увеличить его можно только на определенный процент. Поэтому что имеешь и сможешь натренировать — тем и пользуйся. Имеешь слабое зрение — не пытайся стать снайпером.

2. Не жадничай. Это больше относится к Астигмию. Когда он брался удлинять до человеческих норм, результаты были значительно лучшими. Конечно, пациентам хотелось до лошадиных, но тут он должен был сказать, чем это чревато, и не браться за сомнительное дело. Деньги бы он все равно получил, правда, не так скоро, но все же. А так и деньгам не порадовался из-за своей жадности.

Вот такая поучительная история случилась в славном городе Нижнем…

Вечерних заказов не было, потому вечер я провел в номере. Отходя ко сну, проанализировал прошедший день и остался им доволен, ибо он прошел недаром, и весьма недаром. Если народ продолжит так активно обращаться — то хоть в Самару переезжай, к досаде местных конкурирующих специалистов…

На завтрашнее утро — поход в полицию, потом к этому зловредному сапожнику. Но чего-то еще не хватает в этом списке… Что я забыл? А! Карабин-то еще не чищен и в оружейке! Надо его выручить, а потом, почистив, сдать обратно.

Еще пытался поразмышлять о вампире с Венцека, но ничего полезного не придумал. На сем и отправился спать. Но долгие размышления и впечатления о вампире привели к сну о нем.

Увидел я того самого вампира, который во сне спрашивал меня о лечении пустынной лихорадки. Он смотрел на меня откуда-то снизу с умоляющим выражением лица и протягивал ко мне руки, словно молил о пощаде. Но я ничего против него во сне не предпринимал — с чего это он? А далее произошло нечто странное — он стал таять, как воск горящей свечи. Все тело его размягчалось и стекало вниз, а когда он растекся по полу, кончился и сон.

Проснулся я в легком недоумении, и оно меня еще довольно долго не оставляло. Но все размышления ни к чему не привели. Непонятно мне было: это касается конкретно того вампира из сна или того, над которым я обещал надругаться? Устав от размышлений по этому поводу, я вновь заснул и спал до утра уже без сновидений.

Утро началось с сильного чувства голода. Как будто я вообще днем не ел. Увы, в наличии имелся только один малость подсохший пирожок. Как-то вчера я не позаботился. Но пирожок меня не напитал, а наоборот, есть захотелось еще больше. С чего бы все это? Я полез в ранец, так как там должны были быть запасы сахара, не съеденные мною. Может, и галеты найдутся. Там меня ждал сюрприз — банка с тушенкой. Оказывается, я обсчитался и думал, что консервов не осталось. А вот галет не было. Ну ладно, поедим одной тушенки. После нее голод утихомирился начисто. Удивительно — я по утрам есть особо не хочу. Даже и не припомню, чтобы меня такой голод одолевал по утрам.

Но с чем бы это ни было связано, а пора умываться и собираться. Меня ждут в полицейском управлении. По случаю визита в полицию я сильно вооружаться не стал и ограничился только кольтом.

Идя по Венцека, не удержался и заглянул во двор дома, где был вчера. У подъезда стоял городовой, бдительно вглядывающийся в каждого прохожего.

В окна никого не видно — наверное, уже пошабашили. Зевак сейчас не было. Тут меня понесло в размышления о том, что многие люди, прожив свою жизнь, никогда наяву не увидят таких вот вещей. Поэтому о вампирах будут знать только понаслышке, в лучшем случае от реальных очевидцев, а скорее всего — из десятых рук. Хотя некоторые вещи лучше увидеть раз, чем сто раз услышать. Увидишь разок, что делают эльфы с пленными, — и однозначно не захочешь им сдаваться добровольно. Потому не мешало бы делать такие фильмы для граждан с просветительской целью — мол, вот что делают вампиры, вот что делают разбойники из банды «Храбрецы», вот что делают подпольные торговцы магическими наркотиками… Естественно, надо выбирать аудиторию и изображения эльфийских жертв показывать в фильме для солдат, а не для всех граждан. Нельзя сказать, что наша жизнь очень спокойная и мирная, но ко многим вещам народ относится все же неадекватно, особенно к наркотикам. Стоит вспомнить моего попутчика в Гуляй-поле — а ведь неглупый молодой человек и не из темной деревенщины происходит. Понравится ему в столице порока «Танцулька» — и будет потом ее и в Твери искать. Сколько-то кусочков сахара с нею — и превращается человек сначала в типа, который с кровати не способен встать, не приняв дозы, а потом в того, который за эту дозу маму с папой продаст и пожалеет, что мало дали. Можно также фильмы снимать про судебные процессы из особо нашумевших — вроде истории про завещание купца Землянского или про семью дворянина Красавина.

Не слыхали про историю Красавина? Да, там страсти были прямо шекспировские… Отелло, Гамлет и кое-что местное в одном бокале. Коктейль из страсти, любви, крови и прочего. А началось с того, что женился господин Николай Красавин шестидесяти лет на девушке шестнадцати лет. То, что он ее захотел, понятно, а родители против ее воли заставили ее пойти замуж. Она же любила другого, но родители были против ее возлюбленного. Она смирилась. Красавин же своих сил с задачей не соотнес и быстро понял, что занялся непосильным. Как в постели, так и в хозяйстве. У жены энергии было много, ей хотелось и на бал сходить, и еще куда, а муж больше желал дома сидеть и, опрокидывая рюмочку, пасьянс раскладывать. Но и в таком положении ничего жуткого нет и жить можно по-людски. Но Красавин решил, что жена ему должна изменять, раз он совсем ни на что не способен, и стал ревновать буквально к фонарному столбу. Хотя абсолютно попусту. Сходил с нею на бал, пару раз молодые люди потанцевали с женой, ибо он по причине подагры танцевать не рисковал, так он потом скандал ей устроил — дескать, позоришь мужа прилюдно, в танце с любовником обнимаясь и бесстыдно прижимаясь! Ну и так далее. И сей околотверской Отелло стал за ней почти что круглосуточный надзор вести, как за опасным преступником. Придет домой — ее побьет, чтобы жизнь медом не казалась. Сквалыжничает, чтобы она, не дай боги, копейки на себя не потратила, ночью, когда она заснет, привязывал ее за ногу к кровати, чтобы она к мифическим любовникам не сбегала на разврат. Всех его издевательств и извращений запомнить невозможно. Вообще-то такому патологическому ревнивцу на пустом месте самое место в желтом доме. А тут на побывку со службы приезжает пасынок Красавина (это сын его первой жены, ныне покойной, но от другого брака). Корнет драгунского полка. И замученная мадам Красавина решила, что влюбилась в него. Я вообще полагаю, что это был какой-то самообман ее измученной души, благо Красавин-старший на время побывки пасынка свои фокусы перестал выкидывать. И вроде как перед отъездом корнета обратно в полк она открылась молодому человеку, что любит его, а муж ее только мучит и тиранит. Корнет же, по ее мнению, ответил, что готов разделить с нею любовь и прочее, но не может этого сделать, ибо она жена его батюшки. И я опять же думаю, что сказано было не так, а как-то уклончиво, но измученная мадам Красавина поняла все так, как ей хотелось бы понять.