Джин Вулф - Воин тумана (сборник)

Все молчали, пока, наконец, Тотмактеф не прошептал: — Лютня… — Его уши лучше моих.

— Значит она начала танцевать, — сказал я.

— Моя жена?

Я покачал головой. — Сабра. Она говорит, что ты ее знаешь.

Тотмактеф изумленно посмотрел на меня.

— Женщина по имени Нехт-нефрет принесла ее. Сабра говорит, что ты и ее знаешь.

— Как и мы все, — сказал Багину. — Она — жена капитана.

— Сабра снова стала воском, как только я расстался с ней, — объяснил я Тотмактефу. — Нехт-нефрет должна поранить себе руку и смазать лицо Сабры кровью, так они договорились. Когда Нехт-нефрет наклонилась над ней, чтобы произнести заклинание, Сабра должна была прошептать, что Камес и Нехт-нефрет должны делать, чтобы уцелеть. Сейчас она пляшет, чтобы дать Нехт-нефрет время поговорить с ними.

Вайу прошептал. — Я не верю, что хоть кто-нибудь из нас понимает тебя, центурион.

— Скоро с ног Сабры упадут браслеты, — объяснил я, и все увидят, что это не украшения, а живые кобры. Зеленая кобра крепко обвилась вокруг ее пояса, под платьем. Она упадет на пол и позовет остальных, которые ждут в камнях. Мы надеемся…

Багину схватил меня за руку. — Это лев! Слышишь?

— Время! — сказал я. — За мной!

Наши охранники уже убежали от входа. Бой с неорганизованной массой людей, многих из которых уже укусили кобры, едва ли можно назвать сражением.

Мы собрали все мертвые тела, погрузили их на лошадей и бросили в вади. Завтра мы вернемся к реке, но сначала должно стемнеть и мы с Мит-сер'у займемся приятным делом. Я думаю, что Тотмактеф и Алала тоже.

У Мит-сер'у было сто вопросов, но нет необходимости записывать их здесь.

— Откуда взялась эта гигантская кобра, Латро? Я никогда не видела и вполовину такой большой.

— Урей сделал ее для нас своей магией. Он оставил Сабру и меня, предупредив, что вернется и скажет, что мы должны делать.

— Что вы делали, пока были одни?

— Разговаривали, — сказал я. — Она рассказала мне все, что она и Нехт-нефрет придумали, и мы спланировали, что будем делать сегодня.

— Только разговаривали?

— Только разговаривали, — сказал я.

— Я надеялась, что ты поимел ее. Да?

Я покачал головой.

— Шесть из них поимели меня, — сказала Мит-сер'у. — Если я кричала или сопротивлялась, они били меня. — Она показала мне царапины на лице и ее глаза наполнились слезами. — Ты отошлешь меня?

— Конечно нет.

— Они изнасиловали и Алалу, тоже. Восемь или десять из них поимели ее. — Видя, что я не верю ей, она добавила: — Она понравилась им больше меня!

Я пожал плечами. — Возможно Тотмактеф отошлет ее обратно к отцу. Это его дело.

— Я так не отдумаю. Откуда ты взял львов?

— Я не брал, — я опять пожал плечами. — Я не знал, что они придут, и Сабра с Уреем, тоже. Но я прочитал в своем свитке, что их могла послать одна богиня. Если такая, которую зовут Мехит?

— Я слышала о ней, — сказала Мит-сер'у, — но знаю о ней очень немного. Она — Глаз Ра, и богиня луны, которая освещает путь путешественникам. — Она остановилась и задумалась. — Возможно я знаю, почему Мехит благоволит к тебе. Ты — из далекого города, который называется Сидон. Значит ты великий путешественник.

— Не знаю.

— Ну, так говорит Муслак. Сидон — один из городов его народа.

Я забыл, кто такой Муслак и попросил ее объяснить.

Уже через мгновение у Мит-сер'у возник новый вопрос. — Нехт-нефрет сказала, что мы должны взобраться на какую-нибудь вещь и там оставаться, и если мы это сделаем, кобры нас не укусят.

Я кивнул.

— Мы так и сделали — Нехт-нефрет, Алала и я. Нехт-нефрет и Алала взобрались на стол, а я стояла на стуле, потому что мы побоялись, что стол сломается, если я на него залезу. Нехт-нефрет не смогла найти Камеса и сказать ему, но его все равно не укусили.

Я покачал головой.

— Откуда они знали? Почему они не укусили его, когда кусали всех остальных мужчин?

— Почему они не укусили Багину и меня, когда мы выбежали из шахты? — в свою очередь спросил я.

— Не смейся надо мной!

— Я буду смеяться тогда, когда захочу. Урей увидел, что все мы ходим босиком — солдаты Пия отобрали мои сапоги и твои сандалии, чтобы мы не могли убежать. Жена Тотмактефа говорит, что меджаи никогда не носят обувь, но здесь очень много острых камней. Тот, кто привык к сандалиям, очень быстро изрежет все ноги. Люди Пия носят сандалии, так что Урей сказал кобрам не кусать никого с босыми ногами.

— Он может делать такие вещи? — Мит-сер'у широко раскрыла глаза.

— Он сделал, — сказал я.

Она на какое-то время замолчала, и мы вернулись в шахту. Она сказала, что я быстро забываю, и я знаю, что это правда. Прежде, чем я забуду шахту, я должен поблагодарить изящную богиню, которая даровала мне свою милость.

ОНИ забрали ее, оставив меня здесь. Я показал моим охранникам этот свиток и спросил, могу ли я писать. Они сказали, что могу, но надолго ли? Придут другие охранники, да и свиток могут у меня забрать. Я должен так много написать, и постараюсь все вспомнить. И уж конечно я не забуду золотую львицу!

Их лошади были лучше наших, но люди из Парса хорошо владеют луком и долго сдерживали их, поворачиваясь в седле и стреляя. Они — великолепные лучники, и человек падал за человеком, пока у них не кончились стрелы.

Я приказал им скакать изо всех сил и спасти женщин, пока я буду сражаться с нашими преследователями. Они не послушались, но вынули боевые топоры и остались со мной; остальные ускакали.

Как много крови выпила Фальката! Это ужасно, убивать сыновей каких-нибудь женщин, я знаю. Тем не менее я не чувствую никакой вины, ведь они пришли убить меня. Фальката обрубала руку за рукой, как и подобает великим мечам, пока мой конь не упал.

И они пришли с луками и Мит-сер'у, а передо мной на земле лежал холм из мертвых тел.

Я не могу написать, как звали моего коня. Эта мысль все возвращается и возвращается ко мне, хотя я постоянно отсылаю ее прочь. Она кружится вокруг меня, как муха. Конь не мог сказать мне свое имя. Я уверен, что когда-то знал его, но забыл. Бедный конь, никто не пожалел тебя, кроме меня!

Я смочил камышовое перо своей кровью; надеюсь, что это хорошие чернила. Я должен написать о нем.

Он упал, и я понял, что он мертв. Это был прекрасный жеребец, коричневый с черной челкой, как у многих лошадей, но очень умный и охотно подчинявшийся мне. Я скакал на нем, пока он не умер, и не мог спасти ни его, ни себя.

До того я убил большого сильного человека со множеством шрамов. Как будто я убил ночь, а не человека. Он удивленно посмотрел на меня, когда Фальката ударила ему в плечо и дошла до сердца. Несомненно он сражался много раз в великих сражениях. Нас было четверо, и на каждого из нас приходилось по двадцать врагов. И все таки для этого воина это был последний бой. Он никогда не думал, что умрет вот так. Я был бы рад, если бы эти широкие плечи и могучие руки сражались за меня, а не против, но он упал на мой меч, и я был этому рад.