Анна Чеблакова - Смерть волкам (СИ)

Чем ближе становилась сессия и окончание студенческой жизни, тем чаще эти мысли закрадывались в черноволосую голову Рэйварго. Вот и сейчас, пока Гилмей не пришёл, он снова начал об этом думать.

«Но если не магазин, то что? — спрашивал он себя. — Что?» Нельзя сказать, чтобы эта работа ему не нравилась. Никто из его знакомых лучше, чем он (исключая папу, конечно), не умел подлечить старую книгу. А Рэйварго делал это мастерски, досконально изучив все приёмы этого на первый взгляд нехитрого искусства — от прошивки страниц до заклинаний против плесени и мышей и знания различных старинных способов переплетения. Но неужели заниматься этим всю жизнь? Неужели заживо похоронить себя в мастерской и постепенно потерять прямую спину, острое зрение и силу мышц?

За этими мрачными мыслями его и застал вернувшийся Гилмей. Он нёс на подносе тарелку фасоли с жареной рыбой и два стакана чая. Опустив поднос на стол, он пододвинул один стакан Рэйварго и уселся на стул.

— Страшно хочу есть, — сообщил он, заправляя не особо опрятную салфетку за воротник и принимаясь за фасоль.

— Спасибо за чай, — сказал Рэйварго и поднёс стакан к губам, глядя за окно. Мимо «Улья» проехали, поднимая пыль, два мальчика на велосипедах. Прошла, переваливаясь, пожилая женщина. Пьяноватый голос на другой стороне улицы выкликал кого-то.

— Чёрт возьми! — вырвалось у Рэйварго. — Скорей бы уже всё это закончилось!

— Ты о чём?

— Да об экзаменах.

— Тебе грех жаловаться, — резонно заметил Гилмей, вытаскивая косточки из рыбы. — У тебя же почти по всем автомат, даже и не спросят. Кстати, на какую тему диплом пишешь?

— Пока не знаю, — пожал Рэйварго плечами. Гилмея это потрясло настолько, что глаза его увеличились раза в два:

— То есть как — не знаешь?!

— Да так. Впереди ещё целое лето, надо только найти руководителя и тему.

— Хочешь совет? — хитро прищурился Гилмей. — Не надо про Маленького Вельтирра и ликантрозории. Не поймут.

— Слушай, Гилмей, если ты меня сюда затащил, чтоб поговорить об этом, то давай как-нибудь потом! — взорвался Рэйварго. — Думаешь, мне приятно вспоминать?

— Да просто это очень неосторожно, понимаешь? Ты же знаешь Генша. Не удивлюсь, если он ещё долго будет на тебя зуб точить. И вообще, где ты вычитал эту галиматью про оборотней?

— В «Белом шиповнике», — неохотно, будто признаваясь в каком-то недостойном деянии, ответил Рэйварго.

Гилмей уставился на него с изумлением, а затем возмущённо мотнул головой, бросил вилку в тарелку и откинулся на спинку стула, глядя на сокурсника так, словно тот оскорбил его в лучших чувствах.

— Это же радикалистский журнал! Что за чушь они там печатают!

— Ну, среди этой чуши тоже можно отыскать кое-что интересное, если захочешь.

— Тебе интересны оборотни? — Гилмей презрительно сморщил свой красивый, без малейшей кривизны, нос. — Это же… это же просто животные. Подлые грязные твари — ничего больше. Тьфу. Даже есть расхотелось. — Он с сожалением посмотрел на остатки фасоли и рыбы и отодвинул тарелку от себя.

Рэйварго ничего не ответил. Он, задумчиво нахмурясь, сидел, склонив богатырские плечи, и глядел не то на салфетницу, не то на круглую подставку под пиво, не то на собственные сплетённые в замок пальцы.

— Да, пожалуй, ты прав, — с какой-то подозрительной решительностью выпалил наконец он. — Не надо было мне этого говорить… теперь даже в университет стыдно возвращаться. Как я там всем в глаза буду смотреть? — Под «всеми» он разумел, хотя Гилмей этого и не понял, светловолосую девушку. Её отец пропал без вести, когда она была ещё малышкой. Ходили слухи, что он был убит оборотнями…

— Так о чём ты поговорить-то хотел? — глухо спросил Рэйварго у Гилмея. Тот молча вытащил из кармана письмо во вскрытом конверте.

— Вот. Мама вчера прислала. Завещание деда наконец вступает в действие. Он оставил мне свой дом.

Настал черёд Рэйварго вытаращить глаза:

— Ты получил в наследство целый дом? Сдуреть можно!

— Ничего хорошего в этом не вижу, — уныло протянул Гилмей. — Я последний раз в этом доме был лет десять назад. Дед уже тогда болел. Видел бы ты этот дом! В нём бы фильмы ужасов снимать.

— Почему? — улыбнулся Рэйварго.

— Дом очень большой и почти совсем пустой. И в состоянии ужасном. В ванной комнате, представляешь, на стене трава росла между плитками!

— Кошмар, — закатил глаза Рэйварго. — Ты, говоришь, был там десять лет назад? Так почему бы тебе не съездить туда, не посмотреть, в каком он состоянии сейчас? Может, его ещё можно отремонтировать.

— Ты просто провидец. Я как раз хотел сказать, что завтра хочу туда съездить. Мама прислала ключи. Только вот… хм… я один ехать не хочу. Поедешь со мной?

— А далеко этот дом?

— Недалеко от Тенве. Городок такой возле Лесистых гор.

— Гилмей, но ведь сегодня пятница, а во вторник ты собирался сдавать курсовую.

— Я ведь пишу не у Генша. Мой научрук — Бингельм с кафедры музеологии, ты же его знаешь, он на своих лекциях больше байки травит, чем рассказывает об истории музеев мира. Ребята с его направления говорили, что сдавать ему экзамены и курсовые всё равно что два пальца об асфальт. Так что за меня не волнуйся. Тебе надо волноваться за себя.

Рэйварго слегка нахмурился. Гилмей похлопал его по руке:

— Ты в последнее время совсем заработался. Тебе надо развеяться, съездить куда-нибудь… Поехали со мной, а? Посмотрим, как жил старик. Может, дом и правда ещё не так плох…

— Хорошо, я поеду, — кивнул Рэйварго.

— Отлично, спасибо! Только выехать я хочу пораньше. Всё-таки нам часа три ехать.

— Поедем на поезде?

— Нет. В Тенве несколько месяцев назад железную дорогу взорвали. Не всю, конечно, а только ту ветку, которая ведёт на запад. Говорят, это сделали анархисты… — Гилмей вздохнул, театрально закатив глаза: — Видишь, они нам жить мешают, а ты их журнальчики читаешь.

— В «Белый шиповник» пишут радикалы, а не анархисты, — поправил его Рэйварго. — И вообще, может, скажешь, куда и во сколько приходить?

— На автовокзал часам к семи. Автобус ходит до Гарду и делает остановку в Тенве. Ну что, придёшь?

— Приду. Завтра увидимся.

На том и порешили. Поболтав ещё немного о том о сём, друзья расстались — Гилмей отправился на консультацию по генеалогии (по которой у Рэйварго был автомат), а его друг зашагал в общежитие.

Чем ближе Рэйварго подходил к дому, тем хуже ему становилось. Ноги словно налились свинцом — ему не хотелось идти в общежитие. Ему всегда было нелегко с людьми, что в школе, что после неё, и он прекрасно понимал, что проблема тут в нём самом, а не в других. Возможно, будь он чуть сговорчивее, веселее, «проще», как ему временами советовали окружающие, всё было бы по-другому. Подпинывая ногой камушек, Рэйварго шагал дальше. Как отличник, он занимал отдельную крохотную комнатку — большинству ребят приходилось жить по двое, по трое, а иногда и по четверо. Это был не предел: многие комнаты общежития были рассчитаны на шесть жильцов. Просто сейчас высшее образование в Бернии носило элитарный характер — далеко не все выпускники шли после школы в вуз, тут бы помочь родителям поднять младших братишек и сестрёнок, не до институтов. Поэтому общежития стояли полупустые, и коменданты нередко за небольшую плату селили туда посторонних. Если начальство узнавало об этом, коменданты получали большой нагоняй, но это мало кого останавливало.