Анна Чеблакова - Смерть волкам (СИ)

Веглао подняла револьвер, деловито осмотрела его и подступила на несколько шагов к Морике. Та судорожно попыталась подняться, но силы уже оставили её — здоровая рука и ноги скользили по полу, как по льду. В злобном отчаянии Морика попыталась пнуть Веглао в ногу, но промахнулась.

Веглао навела на неё её собственный пистолет. Другой рукой она вытащила из-за пояса свой.

— Я тебя не боюсь, старая сволочь, — негромко сказала она.

Оглушительно хлопнули два выстрела, резкий нечеловеческий крик Морики прорезал было воздух, но тут же смолк, будто его выключили. Тело тяжело упало на доски, и в наступившей тишине хлопок, с которым лопнул маленький кровяной пузырёк, показался девушке таким же громким, как звук выстрела.

Щурясь от лёгкого дыма, Веглао со злорадным удовлетворением разглядела, что попала куда хотела, почти не целясь — оба глаза Морики были выбиты, и из глазниц быстро текла тёмная кровь вперемешку с серым мозгом.

Поставив пистолеты на предохранители и убрав их за пояс, она наклонилась к Морике. Наступила ногой на её руку, выдернула нож. Он вышел наружу с влажным хрустом. Веглао выпрямилась, отошла к окну и вытерла нож занавеской. Потом обернулась к выходу и замерла.

Тело Морики крупно дрожало. Руки удлинялись, ноги укорачивались и становились тоньше, кончики ушей вытягивались, а волосы стремительно серели. Через миг сквозь кожу пробилась густая шерсть, шерстью стали одежда и волосы, а жёлтые зубы в разинутом рту стали клыками. Наконец всё кончилось, и в луже горячей, дымящейся крови застыло крупное, поджарое волчье тело. Веглао стояла, как вкопанная, не веря своим глазам: Морика превратилась.

Когда Октай распахнул двери темницы, люди поначалу ничего не поняли. И только когда он сбивчиво крикнул несколько раз: «Вы свободны! Свободны, понимаете?» — и всунул в руки первому попавшемуся парню карабин, они пришли в себя. Те, кто наиболее ослабел — раненые, старики, женщины, маленькие дети — тронулись с места не сразу, зато молодёжь прямо-таки кинулась наружу, чуть не сбив Октая с ног. Он мгновенно раздал всё своё оружие. Его окружили со всех сторон, сразу несколько человек подряд чуть не задушили его в объятиях, кто-то ласково взъерошил ему волосы.

— Оборотни повсюду! — выкрикнул Октай, задыхаясь. — Расправьтесь с ними — и бегом из города! Сюда идёт Кривой Коготь!

Ему пришлось повторить это несколько раз, но потом уже в этом не было нужды — люди передавали друг другу его слова. Маленькая площадь, на которой ещё несколько минут назад не было слышно даже дуновения ветра, мгновенно зашумела. Этот шум должен был привлечь сюда оборотней со всего города — и он привлёк.

Напуганные, обозлённые, не понимающие, что происходит, они с воплями бежали на площадь, размахивая ворованным оружием. Но жителей города было не напугать. Только несколько человек из них были вооружены, но они сомкнули ряды и встретили врагов не криками ужаса — они встретили их песней. Потом Октай думал, что сами наммитяне ожидали эту песню так же мало, как и их противники. Это была «Колыбельная баррикад», медленная, торжественная и воинственная, песня революции, неожиданно оказавшаяся очень подходящей для этого момента.

Сам Октай в завязавшейся битве не участвовал — строго говоря, и битвы-то настоящей не было. Плечом к плечу горожане двинулись на кучку врагов, сверкая глазами, поднимая вверх сжатые кулаки и распевая во весь голос. Несколько оборотней потрусливее при виде этого просто бросили оружие и побежали прочь, а более смелые и матёрые, зверски ругаясь, открыли огонь.

Несколько горожан упали, пролилась первая кровь. Но это никого не остановило — защитники города всё так же шагали вперёд, обходя павших товарищей. И оборотни окончательно дрогнули. Они бросились бежать, на ходу пытаясь отстреливаться от преследующих их горожан. Люди поднимали с земли брошенное оружие. Кто-то закричал «Ура!», и это крик подхватила половина толпы.

В этот момент на улицу с рёвом вылетел маленький грязный автомобильчик. Его двигатель рычал не хуже целой стаи сторожевых псов, из выхлопной трубы с натужным пыхтением вырывались клубы дыма. Один зазевавшийся оборотень не успел отбежать и угодил прямо под бампер. Машина резко затормозила и оттуда выскочил…

— Рэйварго! — крикнул Октай, кидаясь к нему через толпу. — Рэйварго, осторожно!

Рэйварго обернулся на его крик, и вовремя — Мордрей, уже занёсший над ним свой огромный трёхгранный штык, промахнулся. Рэйварго ударил его по руке прикладом своего грондийского ружья и выбил штык, а потом отбросил его ногой. Рыча от гнева, Мордрей повернулся было назад, чтобы подобрать валявшийся на земле пистолет, когда Рэйварго бросился на него сзади и крепко схватил его. Мордрей рванулся из его рук, но тут же почувствовал, как к его шее прижалось лезвие его же собственного ножа.

— Не дёргайся, Мордрей, — услышал он полный ненависти голос Рэйварго. Он нашёл в себе силы не выругаться. Вместо этого он надтреснуто рассмеялся:

— Что, гадёныш, ты всё ещё жив? Это ненадолго. Шов давно хотел с тобой встретиться…

— Шов мёртв, — железным голосом отозвался Рэйварго, усиливая свою хватку. — Я убил его полчаса назад. И если ты шевельнёшься, убью тебя.

Значит, Шов убит. Мордрей не сразу в это поверил. Он всегда знал, что Шов не из тех, кто умирает в собственной постели, но чтобы его убил этот телёнок… Он затравленно огляделся по сторонам. Вокруг него стояли люди, жители Намме, с ружьями, пистолетами, ножами, палками в руках. Они смотрели на него с такой ненавистью, которая причиняла почти физическую боль. Подумать только, что всё летит к чёрту из-за этих троих сопляков, двое из которых когда-то были в его руках. Надо было прикончить их ещё тогда… Но ещё не всё потеряно. Он жив, а вместе с ним жива и…

— МОРИКА!!! — заорал Мордрей, вывёртываясь из захвата Рэйварго. — МОРИКА! Не выходи!!!

Всё стихло. Рэйварго чувствовал, что сердце у него колотится сильно-сильно, как у пойманного в кулак воробья, оно буквально стукается о позвоночник Мордрея. Бросив взгляд на Октая, он поразился ужасу, написанному у него на лице, и, прислушавшись, понял, чего он так испугался.

За стуком своего сердца Рэйварго поначалу не услышал тихих шагов, которые зазвучали в доме Морики после восклицания её прихвостня. Шаги приближались, и теперь стало слышно, что их сопровождает шуршание — тот, кто шёл, волок что-то по полу… что-то тяжёлое.

Все, кто был перед домом, замерли в ожидании. Сердце в груди у Октая вдруг распухло, раздулось, стало биться глухо и медленно. Краем глаза он взглянул на Рэйварго и прочёл на его мертвенно-бледном лице тот же ужас, что испытывал сам. Он знал, что сейчас увидит. Сейчас на крыльцо выйдет Морика, и на её злобном лице будет жестокая усмешка, а на руку будет намотана окровавленная седая коса…