Наталья Якобсон - Роза с шипами

-- Ладно, я сожгу ее или зарою в лесу, можешь не волноваться, - пообещал я и тут же забыл о своем обещании.

-- Кстати ты не видел больше горбуна у себя под окнами?

Винсент устало, отрицательно покачал головой.

-- Даже если он здесь был, я не обратил внимания?

-- А Анри не беспокоил тебя?

-- У него полно своих проблем. Говорят, он хочет вырыть целый город под землей.

-- И как ты к этому относишься?

Выразительные, лучистые глаза Винсента озорно блеснули.

-- Одно могу сказать точно, королем ему не быть, - предрек он и самодовольно усмехнулся, будто всегда готов приложить руку к свержению с трона болезненного и недалекого наследника.

-- Шрамы так и не зарубцевались, - я с сожалением взглянул на горло Винсента. - Если бы я мог их излечить...

-- Вряд ли. Она еще слишком сильна, - Винсент поднес руку к вороту, будто хотел застегнуть его, но передумал и безвольно опустил пальцы. - Не беспокойся, я уже привык к тому, что я меченый.

Он привык. А я не мог привыкнуть к глубоким, на несколько миллиметров, полоскам с рваными краями, которые рассекали его идеально белую, нежную кожу. Казалось, что некая темная сила, с которой он заключил договор, взмахнула когтями и оставила на нем свою печать. А ведь это было нечестно, я тоже, очертя голову, пустился в изучение темных наук, как и он, но клеймо на себе носил один Винсент. Я же, как и при жизни оставался безупречным до первого взрыва ярости, до первого пробуждения злобы. Как только кому-то удавалось возбудить во мне злость, дракон вырывался наружу.

-- Шорох, шелест, скрежетание...Мне до сих пор кажется, что кто-то скребется в окно, что шуршат в ночи чьи-то крылья, - Винсент попытался рассмеяться, чтобы прогнать от себя страх, но смех вышел горьким и слабым.

-- Я победил его, Винсент, - мне вдруг безумно захотелось поделиться с ним своей радостью, мигом своего триумфа. - Ты даже представить себе не сможешь. Мне это тоже казалось невозможным, но я победил, я спас девушку, предназначенную для казни.

Винсент недоверчиво сощурился. Из его груди вырвался то ли вздох, то ли тихий истеричный смешок.

-- Эдвин, ты...Неужели ты решил подставить свою красивую бессмертную голову под топор из-за какой-то девчонки. Я понимаю, для меня не было зла в шутках со смертью, я мог десять раз взойти на эшафот и сбежать, моя жизнь ровным счетом ничего не стоила. А ты добился почти всего и теперь играешь с огнем.

Опять наставления. Винсент стал напоминать мне озабоченного, очаровательного Флориана, который вместо того, чтобы заниматься делами государственной важности наказывает мне покрепче запирать ставни. У него ведь даже не хватило духу объяснить, что окно я должен закрывать не от хищных птиц, вражьих стрел, лазутчиков или какой другой напасти, а от Деборы. Полупрозрачной, сияющей Деборы, у которой за спиной трепетали крылья.

-- Я не играю с огнем, Винсент, - строго пояснил я. - Я сам создаю пламя и князю надо молиться, чтобы однажды оно не обрушилось на его голову. Я и так слишком долго медлил.

-- Ты считаешь, что став избавителем одной жертвы, ты разом перечеркнешь весь черный список князя. Будь уверен, он еще пополнится.

-- Невозможно! Перстень остался у Розы и при первой же возможности я уничтожу его. Нет кольца - нет оков.

-- У Розы? Она ведь сейчас в гостях у кузины. Я точно знаю, выспросил у надежных людей.

Винсент не мог поверить в то, что впервые надежные информаторы его подвели.

-- Я был уверен, - он сокрушенно покачал головой и непокорные каштановые кудри упали ему на лоб. За прошедшее время они стали чуть длиннее и при малейшем движении лезли в глаза, так что Винсенту постоянно приходилось заправлять их за уши.

-- Никому нельзя верить, особенно мне, - я решил чуть подтрунить над Винсентом, но сказал чистую правду. Несчастен тот, кто доверится такому опасному созданию, как я. Роза правильно делала, что относилась ко мне с подозрением.

Винсент облегченно вздохнул, поняв, что я намереваюсь унести скрипку с собой. Я уже спрятал ее под полой плаща, стараясь не обращать внимания на алые, сочащиеся из трещин слезы, оставлявшие пятна на и без того заляпанной кровью тафте.

-- Эдвин, - Винсент окликнул меня, когда я уже собрался уйти. Он стоял неподвижно, скрестив руки на груди, и всматривался в меня долго и внимательно, будто пытаясь определить, отнесусь ли я серьезно к тому, что он хочет сказать. - У тебя не одно убежище, но где бы ты ни был, не впускай к себе никого незнакомого.

Я усмехнулся, сочтя Винсента весьма наивным. Неужели после всего пережитого он не понимает, что несчастен тот, кто постучится ко мне в дверь. Будь у такого гостя добрые или злые намерения, демону все равно. Если вдруг ко мне заберется полуночный убийца, рассчитывая найти жертву, то для него будет неприятным сюрпризом нежданно-негаданно очутиться в когтях дракона. Так было со всеми, кто нападал на меня. Я оборачивался лицом к злоумышленнику и, встретившись со мной взглядом, тот отступал в неописуемом ужасе, понимая, что бежать уже поздно, ведь все его страхи стоят перед ним, воплотившись в одном наполовину аристократичном, наполовину демоническом существе.

Выйдя из дома, я обернулся и заметил, что оконные рамы, действительно, исцарапаны. Штукатурка слетела, и неровные углубления притягивали лунный свет, будто, специально, чтобы выделить каждую шероховатость, каждую стружку, зацепившуюся за карниз. Возможно, такие же мелкие, неразличимые для простого прохожего царапинки остались и на каркасе крыши, и на поверхности дымоходной трубы, и даже на мостовой у крыльца. Недавно я видел точно такие же следы от когтей, только не в Ларах, а очень далеко отсюда, на дощатом полу избушки, затерянной в дремучем лесу. Хотя вряд ли и те, и другие царапины нанесло одно и то же существо. Никому больше не под силу за такой короткий срок преодолеть огромное расстояние, как это делал я. Разве только немногим избранным, таким, как Перси, плутоватый Камиль, мой возница и самые талантливые подданные. Им всем незачем было царапаться в мои окна или зябнуть от холода в продуваемой снежными ветрами избе.

Сжимая скрипку под мышкой, я шагал по темному городу легко и непринужденно, будто студент музыкального факультета, только что отпущенный на каникулы. По внешнему виду про нас с Винсентом можно было сказать, что мы как раз в том возрасте, в котором предписана интенсивная учеба. Однако, бодрая походка молоденького труженика наук ни чуть не совпадала с моим настроением. Внутри все было напряжено, как струна. Я вслушивался в каждый звук, каждую вибрацию чьих-то слишком вольных мыслей, но не улавливал того, чего опасался. Никто в городе не помышлял о восстании. Иначе я бы тут же ощутил это, проходя мимо какого-нибудь темного окна, за которым в данную минуту, или даже пару дней назад шептались заговорщики. Дракон был суров, но больше не устраивал казней, не лишал титула именитых особ, не отбирал львиную долю городских сокровищ, а лишь малую, почти символическую ежегодную дань. Так не все ли равно стало жителям, кому платить налоги дракону или королю. К тому же дракон редко жаловал местное общество своим появлением. Так, что люди могли шептаться о том, будто они во власти дракона, но не разу золотая когтистая лапа не стучала к ним в окно посреди ночи. Страх не угасал, но и не воспламенялся. Ко мне в Ларах уже успели привыкнуть, к моим быстрым неслышным шагам по ночной мостовой, к исчезнувшему из поля зрения дому, к золотому размаху крыльев и музыкальному свисту в заоблачной высоте.