Варвара Иславская - Избранница

Служанки ушли и, наконец, можно было как следует разглядеть королеву. Посреди довольно мрачной, холодной комнаты стояла хрупкая, почти невесомая женщина в длинной, с тонкой вышивкой, белой батистовой рубашке. Она была красива, но вряд ли люди понимали это. Казалось, сама сильфида, сотканная из воздуха, спустилась к нам на землю, чтобы мы воочию убедились, что из мечты тоже можно создать женщину. Если княгиня Либуше вся кипела жизнью и страстью, то Бланш казалась бесплотным, белым призраком с прекрасными, ниспадающими пепельно-русыми волосами. Черты ее лица были мелки и почти незаметны, только крупные серые глаза излучали ум и доброту. Ее губы чуть розовели, а брови представляли собой вздернутые, тонкие черненые дуги. Вероятно, в 14-ом веке уже пользовались косметикой, заимствованной на Востоке в ходе крестовых походов. Щеки, лоб и длинная лебединая шея королевы, видимо, никогда не видели солнечных лучей, ибо их белизна могла соперничать с цветом лишь с самого изысканного белого китайского фарфора.

«Наверное, Офелия, Джульетта и Дездемона были такими», — с восхищением подумала Элиза.

Королева взяла со стола маленький серебряный колокольчик и тихо позвонила.

Тут же в покои влетел паж, одетый в белый, парадный упелянд и синие шоссы. На ногах у него были черные кожаные башмаки с длиннющими носками.

— Затопите камин, Стивен, — приказала королева. — Холодно.

Слушаюсь, — ответил понятливый паж и мгновенно скрылся за дверью.

Ровно через три минуты он вернулся с горящим факелом и стал разжигать камин. Повозившись немного и напустив кучу дыма, он доложил, что «все готово» и, почтительно поклонившись, удалился из королевских покоев. Несмотря на устроенный им дым и чад, стало теплее и уютнее.

— Наконец-то я одна, — сказала королева, — и могу спокойно помолиться.

Устало ступая по бордовому ковру, она подошла к распятию, встала на колени и начала страстно читать молитву, слова которой Элиза не понимала, потому что не знала латинского языка.

Закончив молиться, королева подошла к бронзовому зеркалу, осмотрела себя и вслух спросила свое отражение:

— Карл, ты зайдешь ко мне сегодня?

Потом видимо что-то вспомнив, она резко повернулась и плавными шагами направилась к кровати. Еще раз перекрестившись у распятия, она раздвинула пурпурный балдахин и юркнула под белое атласное одеяло, отделанное бледно-голубым шитьем. Через некоторое время по ровному дыханию королевы Элиза поняла, что та спит.

«Она так все проспит», — цинично подумала Элиза, — «и своего Карла, и бал… Пожалуй, я тоже отдохну. Неизвестно, что они еще придумают», — подумала Элиза. Неловко устроившись в узком пространстве между стеной и сундуком, Элиза положила под голову свою неизменную спортивную сумку и, с трудом вытянув ноги вдоль стены, блаженно закрыла глаза. Только спали наши девушки совсем недолго. Буквально через какие-то полчаса кто-то громко постучал в дверь. От неожиданности Элиза вскочила как ужаленная, но тут же спохватилась и села на корточки, чтобы ее никто не заметил. «Это за мной», — подумала Элиза и с ужасом уставилась на дверь. Краем глаза Элиза увидела, что королева уже сидит на своем бескрайнем белом ложе.

— Войдите! — повелительно сказала Бланш.

Дверь распахнулась, и на пороге появился гнусный Иржи, который уже успел переодеться к балу, облачившись в белый упелянд из-под разрезов которого виднелась желтоватая рубашка, отороченная тонким кружевом. На ногах были одеты белые шоссы, а ниже болтались нелепые остроконечные красные башмаки.

«На маскарад что ли собрался, гад!» — подумала Элиза.

А Иржи, сделав головокружительный поклон, доложил:

— К вам жалует его Величество король Карл Четвертый!

— Проси, — ответила королева.

Словно солдат на плацу, Иржи подошел к двери, еще шире распахнул ее, и в покои вошел тот, чье имя не нуждалось в представлении. Это был сам Карл Четвертый Люксембургский, король Богемии и Император Священной Римской Империи. А из-за старого сундука его супруги на него со страхом смотрела перепуганная девушка из 21-ого века, одетая в джинсы и футболку и ничего не подозревающая о событиях, которые еще ждали ее. Но сейчас средневековая затертая пленка времени прокручивалась назад, показывая ей уникальное кино, где были свои страсти, надежды, интриги и снова вечная, неподвластная времени любовь.

Как мне описать короля Карла IV, изображение которого я видела лишь на плоских неестественных рисунках древних манускриптов, отлично понимая, что они имеют слабое сходство с оригиналом? Но мое воображение вытаскивает из подсознания заложенную веками информацию и создает образ настоящего Карла — таким, каким его увидела Элиза.

Сначала ей показалось, что в покои вошла лишь тень мужчины крепкого сложения, но это было лишь мимолетное видение, вызванное неожиданным всплеском эмоций. И вот она, наконец, увидела его: живого короля, из плоти и крови, неприступного и одновременно простого, который зашел проведать свою царственную супругу.

«Господи, как живой!» — подумала Элиза, и ее сердце предательски забилось, а по телу пробежали мурашки, потому что она почувствовала, что в спальню вошел настоящий мужчина. Еще не разглядев как следует его лица, Элиза ощутила, что от Карла веет какой-то могучей, властной и вместе с тем сладостной энергией.

Внешне прославленный король был совсем не похож на то, как его изображали прижизненные живописцы. Это был еще довольно молодой мужчина, крепкого телосложения, по средневековым меркам гигант, а по нашим — немного выше среднего роста. Одет он был, видимо, по-домашнему: в белую, доходящую до щиколоток, холщовую рубашку, поверх которой был надет темно-бордовый, шерстяной плащ-сюрко без всяких украшений. Спереди плащ застегивался на огромную брошь, по форме напоминающую букву «S», что было типично для тех времен. Элиза заметила, что волосы короля были коротко подстрижены и едва прикрывали уши.

«Как у нас», — подумала Элиза.

Но когда Карл сделал несколько шагов, и яркий, исходивший от свечей свет упал на его лицо, Элизу пронзил легкий электрический разряд, и она чуть не вскрикнула от этого необычного ощущения. Что-то до боли знакомое она увидела в этом неприступном монархе, которого уже невольно начала воспринимать как мужчину. Его лицо не было красивым в общепринятом смысле. Некоторые эстеты даже назвали бы его простым и грубоватым. Но оно было прекрасно своей мужественностью. Если бы не темные волосы и темные глаза, Карл скорее бы походил на восточнославянского витязя, а не на германского короля. Высокий лоб Карла был испещрен ранними глубокими морщинами, что говорило о перенесенных лишениях, вечных заботах и большом чувстве ответственности. Черная щетина лишь слабым ореолом окаймляла широкие скулы, чуть впалые щеки и тяжелый, квадратный подбородок. Но какие у него были глаза! Элиза не могла оторвать глаз от этого творения природы, если конечно именно она была их творцом. Большие, черные и грустные, казалось, они вобрали в себя всю красоту и боль этого мира. И это сочетание добрых темных глаз с некоей грубостью черт придавало лицу Карла еще больше мужественности и очарования. Элизе казалось, что если бы он остался с ней наедине, он бы ответил на все мучившие ее вопросы и подсказал бы, что делать со своей жизнью в этом непростом, неистовом и по-своему прекрасном 21-ом веке. А может быть, просто пожалел бы ее. Кто знает?