Тэд Уильямс - Грязные улицы Небес

Уолкер был разочарован, узнав о тривиальном способе самоубийства. Ему предстояло прикрепить шланг к выхлопной трубе его «БМВ» седьмой серии. Другой конец шланга полагалось вывести в салон машины. Все остальное должны были сделать Хабари и его «люди» (на мой взгляд, довольно сомнительный термин для таких существ). Мне не известно, чем закончился их эксперимент. Однако душа Уолкера определенно куда-то делась. Я сам был тому свидетелем.

Он закончил письмо стихами неизвестного мне поэта (позже я узнал, что они принадлежали Р. У. Раймонду): [38] Британский литератор, наставник и покровитель юного Толкиена.

В конце последней страницы стояла подпись:

Меня переполняли чувства. Закончив чтение удивительного письма, я решил позвонить не Сэму и Монике, и даже не боссам наверху (хотя, конечно, известить их следовало), а моей незабвенной Казимире. После нашего расставания я все время вспоминал о том, чем мы занимались вместе — как мы этим наслаждались. И я все еще не находил для своей любви соответствующего места: ни в сердце, ни в мыслях. Воспоминания о Каз проносились в моей голове, словно солнечные «слепые» дожди, и я не мог сказать, что они делали со мной — охлаждали мой возбужденный ум или предшествовали еще более грозной буре, которая надвигалась на меня. Проклятье! О чем я думал? Что я делал? Как можно было утаить от Небес нечто подобное?

Но только Всевышний знал, как я скучал по ней. Это казалось не просто страстью и даже не любовью — такие чувства были бы слишком простыми. Вместе мы ощущали себя одним целым, как родственные души, разделенные историей войн, предательства и ненависти — историей, длившейся сотни тысяч лет. Если бы ситуация не выглядела столь мучительной, она вызывала бы смех. Неужели наши отношения были изначально невозможными?

Я все еще надеялся, что могу защитить их от безжалостного мира.

К сожалению, ваш бедный друг Бобби Доллар не располагал свободным временем. На моих коленях лежало письмо с признанием самоубийцы. Все, что Хабари говорил Уолкеру, могло оказаться правдой. Но он не был обычным преподобным доктором. И он мог обмануть Уолкера — особенно если работал на Элигора (что при его почти магических способностях казалось вполне вероятным). Я уже выявил земельно-арендаторские связи между «волхвами» и великим князем — не совсем «дымившийся пистолет», но в такой игре любые совпадения вызывали у меня подозрения. Пути Небес и Ада были неисповедимыми, однако их пальцы орудовали везде и вовсе не случайно.

Несмотря на крамольные гипотезы, мне следовало проинформировать своих боссов. Вы можете считать меня отвратительным ангелом и сварливым работником, но я не был дураком. История Уолкера могла вскрыть некий план Оппозиции, предполагавший перехват всех человеческих душ после их смерти. Даже если этот замысел был не таким грандиозным, мне не хотелось скромничать и умалчивать о своей находке. Честь и долг могли прикрыть мою бесценную задницу, поэтому я решил как можно быстрее связаться с Небесами.

У меня и в мыслях не было рассказывать графине о своем расследовании. Просто мне хотелось что-то сделать с сердечным томлением, о котором я уже упоминал. Моя рука сама набрала номер для экстренного вызова. Возможно, я даже сболтнул бы ей о своих чувствах, но перед моим внутренним взором возник пугающий образ небесного трибунала. Содрогнувшись от зловещего вида мерцавших фигур, я оставил Каз скупое сообщение с просьбой о возможном разговоре. Затем, решив отчитаться перед начальством, я помчался через весь город к нашему офису.

Моя попытка дозвониться до Сэма не увенчалась успехом, но я получил сообщение его голосовой почты. Оставалось надеяться, что Монике и остальным коллегам не нужно было больше сидеть у его постели и отвечать на поступавшие звонки. Помимо всяческих тревог и опасений, я чувствовал стыд из-за того, что не мог навестить лучшего друга. Хотя, конечно, мне не следовало напрашиваться на неприятности. Я позвонил в «Циркуль» и поговорил с барменом Чико. К моему огромному облегчению, он сообщил, что Сэм пошел на поправку. Во всяком случае, ему не требовалось новое тело. Замена телесной оболочки была нелегким делом даже при самых удачных операциях — вы проходили через множество восстановительных процедур, которые занимали много времени. Кроме того, после смерти Лео на «небесном операционном столе» мы с моими коллегами не доверяли мастерам воскрешения.

— А где твои извинения? — спросил Чико, когда я попытался завершить разговор. — Тебя не интересует, что случилось с моим баром? Ты даже не хочешь поблагодарить меня за спасение твоей костлявой culo? [39] Задница (исп.). Я сражался за тебя, пока тот бешеный бычок превращал мой бар в развалины. А ты и словом об этом не обмолвился? Chupa mi verga, Доллар! [40] Нецензурное ругательство.

Чико считал себя мексиканцем — причем не только из-за внешности. Он думал, что у него мексиканская душа. Возможно, так оно и было, но я не знаю, как его идее о La Raza [41] Принадлежность к мексиканскому миру. удалось уцелеть после смерти и ангельской трансформации. С другой стороны, мне не хотелось спорить с сердитым владельцем автоматического дробовика. У него даже серебряные пули были особенными.

— Извини, друг. Что тут можно сказать? Я у тебя в долгу. Признаюсь, меня удивило, что ты оказался таким смельчаком.

— Я могу стать зверем, когда это нужно.

Его голос немного смягчился.

— По-любому мы неплохо постреляли. Береги себя, Бобби.

— Сделаю все, что смогу, hombre. [42] Приятель (исп.).

Я припарковал машину за квартал от редакторской стоянки — на тот случай, если люди Элигора по-прежнему рыскали вокруг нашего офиса. Зайдя во внутренний двор соседнего здания, я забрался на стену, отделявшую две территории. Стол Алисы стоял у окна. Она со скукой наблюдала за мной, словно за унылым клоуном на детской вечеринке. К тому моменту я вскарабкался на ограду и затем неуклюже упал, зацепившись штаниной за выступавший столбик.

— Мало упражняешься, Доллар, — сказала она, когда я, поднявшись по лестнице, ввалился в приемную комнату.

Пыхтя как паровоз, я сел в кресло и начал осматривать дыру, которая образовалась на моих штанах. Джинсы больше мне не подходили. Нужно было перебираться во что-то более крепкое — например, камуфляжный костюм или хаки тактических сил быстрого реагирования.

— Визиты к тебе, дорогая Алиса, превращают меня в сумасбродного романтика.