Виктор Гвор - Другие семь дней

— Лысая, Холодная… У вас даже город один, не говоря уже о стране, — покачал головой сержант и хмуро добавил. — Всё! Разбежались нахрен, шантрапа!

Но Венька не слышал ни аргументов сержанта, ни неуверенных оправданий хлопцев. И едва замечал боль вокруг глаза, в боку и, почему-то, в правой ягодице. «Аврик приехал! Аврик! В отпуск, наверное. Ему же еще служить и служить! Как здорово! Венька должен ему столько рассказать! Про депо, про велосипед, про Степаныча! И что его наградили! Сейчас!.. Аврик!»

Когда, наконец, «холодранцы» убрались восвояси, хлопец, вцепившись, словно в детстве, в руку брата, потащил того домой, на Черниговский, от радости и не заметив, что сержант, сплюнув по поводу некоторых дурней, поднял брошенный велосипед и покатил за братьями.

— Товарищ Поликарпов, проходите, — вежливо предложил личный порученец Берии, распахнув дверь. Николай Николаевич поднялся и, столь же вежливо поблагодарив майора ГБ, прошел в кабинет. Стоявший у стола нарком немедленно сделал несколько шагов навстречу и поздоровался. Пожав протянутую руку и слегка расслабившись, кажется, сегодня о возможном аресте можно забыть, с обвиняемыми так не здороваются, Поликарпов оглядел кабинет. С удивлением обнаружил сидящего в углу с настороженным видом смутно знакомого человека южно-европейской наружности в дорогом, пошитым по фигуре, но сильно помятом костюме, словно долгое время хранившемся где-то на складе. Было заметно, по взглядам, которые он бросал на свой пиджак, что мужчину это очень смущает.

— Вы, если я не ошибаюсь, знакомы, — словно только сейчас вспомнив о сидящем, с улыбкой повернулся к сидящему нарком. — Не так ли, Роберт Людвигович? Николай Николаевич?

«Это же Бартини, — неожиданно вспомнил Поликарпов. — Итальянский авиаконструктор, вроде бы арестованный и расстрелянный, по слухам. Жив, значит. Но явно „оттуда“: худой, да и костюмчик…»

— А вы садитесь, пожалуйста, товарищ Поликарпов, где вам удобнее. Разговор у нас долгий будет, — добавил Берия, полуобернувшись.

— Вы уже знаете, что наша страна перенеслась в будущее и в настоящее время находится во враждебном окружении, опередившем нас на семьдесят лет, — начал он, усевшись и дождавшись, когда Поликарпов тоже выберет себе место за столом. — Благодаря помощи наших друзей, мы уже получили систематизированные сведения по многим вопросам. В том числе по войне в воздухе и развитию истребительной авиации за эти годы, — нарком покосился на лежащую на столе папку. — Нам также стало известно, что вы, Николай Николаевич, точно представляли, каким должен быть истребитель в надвигавшейся войне. Ваш, — Берия слегка запнулся и покосился на Бартини, — И-185 по своим параметрам отвечал требованиям конца войны. Той войны, от которой нас перенесло в Будущее… — замолчав на несколько секунд, нарком дал возможность собеседникам обдумать сказанное. — А товарищ Бартини, — казавшийся невозмутимым южанин едва заметно вздрогнул, — известен как выдающийся, — Берия улыбнулся и снял пенсне, — конструктор и изобретатель, гений предвидения. Мы решили, что два таких выдающихся конструктора смогут помочь нам разработать планы по модернизации предлагаемой нашими зарубежными друзьями устаревшей техники. Нам дают самолеты, отстающие от современного уровня лет на тридцать. Вам, после посещения заводов наших партнеров и изучения итогов развития авиации за семьдесят лет, необходимо будет проработать возможности модернизации этих машин в перспективный, способный драться на равных с самыми современными самолетами, легкий истребитель, приспособленный для наших условий. Вы согласны?

— Для такого истребителя нужен соответствующий двигатель, материалы, — осторожно заметил Поликарпов. — И аппаратура, которую мы производить не сможем, по крайней мере, две пятилетки, а то и три.

Бартини промолчал, кивком подтвердив согласие.

— Это учтено, — ответил нарком, — через дружественную фирму ведутся переговоры о закупке современных турбореактивных двигателей и доступной нам гражданской аппаратуры. Разработки аналогов начаты у нас. Предварительные характеристики вы получите.

— Кого еще я могу привлечь к этой работе? И каковы сроки? — по тону чувствовалось, что Поликарпов уже согласен взяться за столь интересную работу.

— Привлечь? Все ваше бюро, — тут же ответил Берия, — финансирование будет выделено из специальных фондов. Пока вам дается время на изучение доступных материалов и подготовку к командировке. Сроки поездки будут определены после дополнительных переговоров. Вам сообщат.

Дверь приоткрылась, и в нее вновь заглянул порученец.

— Товарищ Генеральный Комиссар, прибыл.

— А вот и ваш помощник, — отметил Берия и скомандовал адъютанту. — Пригласите через три минуты, — и тут же пояснил присутствующим. — Нам удалось найти среди неперемещенцев человека, увлеченного историей авиации. Как эксперт он, пожалуй, не слишком компетентен, но у него имеется огромный объем сведений о войнах прошедших за эти семьдесят лет. Он имеет… имел несколько опубликованных книг о действиях авиации.

— А профессионального летчика? — тут же спросил Поликарпов.

— Увы, пока нет. Но я думаю, на днях мы организуем вам встречу с летчиками-инструкторами дружественной страны и осмотр их авиатехники. А пока, — нарком повернулся к открывающейся двери, — знакомьтесь…

— Не жмуриться! Глаз не отводить! — Сергей, едва заметно вздохнув, вновь довернул лицо к слепящему свету лампы, стараясь не моргать и не жмуриться. Политрук удовлетворенно хмыкнул и повторил:

— Значит, вы отказываетесь признавать, что по договоренности с красноармейцем Рошалем пытались установить связь с пронацистким националистическим подпольем?

— Да, — язык ворочается с трудом, неимоверно хочется пить.

— Что «да»? Отвечайте конкретно, подследственный!

— Мне… трудно говорить. Можно воды?

— Чего?! А продавать однополчан немцам и предавать Родину тебе было не трудно? Обойдешься!

— Я… не… предавал. — «Собраться, не дать этой сволочи сбить себя с толку», — мысли едва шевелятся. «Третьи… или вторые сутки непрерывных допросов? Или всего чуть больше двадцати часов?» Сергей никак не мог вспомнить, сколько же сейчас должно быть времени. Отвлекшись от чьего-то идущего откуда-то спереди, словно из самой испускающей режущий глаза яркий свет лампы, голоса, он вспоминал…

Неожиданный обстрел лагеря утром двадцать второго. Бомбежка. Бой. Отступление оставшихся в живых и оказавшихся под его командованием бойцов. Встреча со сбитым летчиком и бой с бандой националистов, к которой пытался перебежать испугавшийся смерти и в результате сам к ней пришедший красноармеец Рошаль. Ничего, мы им показали «Литву юденфрай». Путь к своим с ранеными на руках. Идти было неимоверно трудно. Взятую в деревне повозку пришлось бросить и уходить в чащу леса. По всем дорогам, ведущим к фронту, шли и шли колонны немецкой пехоты. Пришлось соорудить импровизированные носилки и нести раненых на руках. Шли медленно, оставляя за собой хорошо заметную тропу, вытоптанную среди деревьев. А иначе не пройдешь, с громоздким грузом.