Инна Лёвина - Изгнанница

До Тиереннской границы мы добрались за десять дней. Иногда шли пешком, и очень уставали. Три раз нам удавалось проехать немного, хотя бы несколько часов. Почти всегда нас пускали переночевать, разве что один раз не пустили никуда, и мы, когда все заперли двери и уснули, сели около одного дома, чтобы загородиться стеной от ветра. Под утро хозяйка, выглядевшая настоящей ведьмой, с седыми встрепанными волосами, прогнала нас, но все-таки до этого мы смогли немного подремать. Иногда на обочине дороги попадались погибшие люди. Я думала, что враги смогли догнать их, но мама сказала, что воюют далеко отсюда, а на этих людей напали разбойники. Поэтому мы всегда, когда уже смеркалось, старались уже не идти. Денег к концу пути у нас не осталось, пришлось менять вещи, хотя за них давали очень мало - наверно, потому, что они были старые и поношенные. Однажды я предложила маме попробовать заработать деньги: она могла бы петь, а я бы танцевала. Но мама только вздохнула. А, по-моему, это могло бы замечательно получиться.

Иногда мне казалось, что нас везде подстерегают опасности. В лесу, сложенный из больших камней или бревен, стоит дом великана-людоеда. В реку злая ведьма может кинуть гребень, и из него появится решетка с высокими железными зубьями. Если мы ночуем у кого-нибудь, они могут сделать так, что утром мы проснемся где-нибудь в безлюдном месте, без вещей. Все это были глупые страхи, детские, просто мерещилось от усталости, я сама понимала это.

Какие люди (и эльфы) нам только не встречались!. Один раз нас обогнала тележка, в которой ехали небедное, должно быть, семейство. Одеты они были очень хорошо - в теплых, с мехом, плащах, новых ботинках, а одна барышня даже в нарядной шляпке с темными блестящими лентами. Видела семью крестьян, они шли с увязанными в узлы вещами, похожие на бродячих сказочных существ, а самую старую из них, казалось, сделал на смех из большой лесной коряги недобрый волшебник. А в одном пустынном месте, у замерзшего ручья, пасся черный красивый конь, он постукивал копытом и посматривал на нас исподлобья, а потом мотнул гривой и убежал. Мама сказала, что это - потерявшийся конь, а я думаю, это мог быть каепи, водяной, перекидывающийся в коня. Допустим, он вылез из ручья погулять, а тут подморозило, ручей замерз, и вернуться ему пока нельзя.

Все это время мне было и страшно, и тревожно - ведь неизвестно, что с нами произойдет дальше - и все же я чуть-чуть радовалась, что теперь все дни мы не разлучаемся с мамой. И такое вот двойное состояние у меня было, что однажды вечером мне показалось - среди лесных деревьев горит золотой огонек. Это - пряничный домик, зеленый, розовый, синий, с покатой крышей и желтым цветком на окне, и веселый и страшный. Но, хоть и огонек в деревьях, и домик, и даже пусть не пряничный, а обычный - все равно это чужое. И во всем я видела сразу и хорошее, и опасное, и в деревенских домишках, куда нас иногда пускали, и в самих хозяевах, и в попутчиках.

И вот, наконец, мы с мамой подошли к пограничному пропускному пункту. Все время нашего путешествия я считала, что когда дойдем, то наши невзгоды тут же закончатся. Но, на самом деле, теперь стало совсем плохо. Две деревни, в которых можно было поселиться, были от границы далеко, да и не хватило бы там места всем, кто хотел уйти в Тиеренну. Еды тоже не было, или за нее требовали очень уж дорого. Я думала, когда мы дойдем до Тиеренны, они нам сразу дадут дом и накормят. Конечно, мы бы постарались бы все отработать. Но ничего подобного. Когда мы подошли к огромной толпе ожидающий, то увидели, что со стороны Тиереннской границы стоял домишко. Когда открывалась дверь, то на секунду-другую показывалась маленькая прихожая, за ней комната, стол бумагами, за которым сидели два чиновника. Они низко опускали головы, записывая что-то в длинные свитки, и нельзя было разобрать отсюда, как они выглядят. Около самой границы, помеченной бело-зелеными полосатыми столбами, ходили солдаты. Чиновники рассматривали документы и вообще беседовали с желающими перейти границу. Народу набралось много, и беженцы подходили постоянно, а работали чиновники только днем, конечно, прерываясь на обед и дневной чай. Потому многие ждали тут по нескольку дней. Все здесь было непонятно. Некоторым отказывали, толком не объясняя, почему. Или, например, если приходила семья, не всех брали, и тогда, если люди не хотели расставаться, приходилось идти обратно. Подкупить чиновников, как рассказывали ожидавшие в очереди, тоже было нельзя. Хотя другие говорили, что можно, и очень легко, только не объясняли, как.

Нам ночлега ни в каком доме не досталось, хотя мы обошли все дома в двух деревнях. Спали две ночи под какой-то телегой, под нее, еще до нас, подстелили ветки и какое-то одеяло. Ели мы что придется - меняли вещи на еду, какую дадут. Целый день мы ждали, когда нас позовут. Солдаты пропускали сразу человек по десять-пятнадцать, а они уже шли к пограничному домику и заходили по одному (или семьями, если пришли сюда семьей). Вновь подходивших беженцев записывали в какие-то длинные свитки. Оказывается, вся эта толпа стояла, чтобы записаться к чиновникам. Кто и что делал с этими свитками - неизвестно, потому что одних вызывали быстро, и другие ждали по неделе и даже больше. Об этом тоже ходили разные разговоры. Говорили, например, что свитки кидают в мешок, а потом кто-то (кто?) вынимает их по одному, наугад.

На третий день вызвали семью Альрим: Эрвиэллу и Растанну. Наши имена громко крикнул посланец чиновников, и толпа расступилась, чтобы мы перешли границу. В двух чиновниках не было ничего особенного, усталые, скучные, в незнакомых мундирах (может быть, они были военные). Я очень волновалась: вдруг нас отправят обратно, как мы тогда пойдем, куда... Когда мы убегали из Тальурга, весна на время отступила, сейчас опять потеплело, но стало еще хуже, чем когда шел снег - всюду слякоть, накрапывает тоскливый дождь.

Мама держалась спокойно, сдержанно, хотя лицо было бледное и усталое, и еще она немного кашляла. Хоть бы нас пропустили, а уж там у нас будет дом, тепло и покой. Один из чиновником задал маме несколько вопросов: где жили, кем она работала, а потом дал какие-то бумаги и велел направляться в какой-то Комитет, где помогали беженцам, а по пути нужно было остановиться во временном поселении - я не поняла, что это такое, но решила, что какие-то домики или гостиницы. Мама спрятала бумагу, и мы открыли дверь - к серым мокрым просторам, дороге, падающей с неба воде и к новой жизни.

Когда мы пошли по дороге, которую нам указали, я обернулась и посмотрела на Анлард. Конечно, это был всего лишь краешек королевства, предел земли, но все же - и этого я больше не увижу, раз ухожу в чужие края. Моросил дождь, было пасмурно. Деревенские дома поодаль нахохлились стаей черных ворон, как будто все вымокли насквозь. Стекла плакали нескончаемыми дождевыми ручьями. В колеях от колес и во впадинах следов накапливалась вода. Какая-то старуха сидела и смотрела мимо нас, на дорогу. Может быть, она ждала, что за ней вернуться. Но никто уже не придет. Мне стало ужасно грустно, я крепче взяла маму за руку, и мы побрели по дороге, такой же мокрой и скользкой, как на анлардской стороне, только чужой.