Инна Лёвина - Изгнанница

Чиновники - их было четверо, и еще какой-то, наверно, секретарь, он только все записывал - посмотрели наши бумаги, задали маме несколько вопросов, кем она работала, где и как я училась. Потом они сказали, что сейчас всех женщин определяют на ткацкую мануфактуру, и другой работы пока нет, а жить им положено при мануфактуре, в одной из общих комнат. Детей же определеяют в разные школы, но лишь в такие, где можно жить круглый год, а те из детей, кто постарше, могут при этих школах работать, например, в мастерских. Один из чиновников объяснил, что можно искать работу и самостоятельно, но тогда придется платить и за комнату, а часть зарплаты, которая должна быть равна трети зарплаты на мануфактуре, нужно будет отдавать. На мануфактуре же эти деньги сразу вычитают и выдают уже урезанную оплату. Зато работницам положена кровать, шкаф - не весь, конечно, его ставят на трех-четырех работниц - и кое-какая одежда, и жилье искать не надо. Пока секретарь заполнял что-то в наших бумагах, я пыталась понять, что происходит. Мама посмотрела на меня расстроенно.

-Я думала, мы будем жить с тобой в одном доме! - потихоньку сказала я ей.

Мне было стыдно плакать при всех, но я ничего не могла поделать. Слезы так и текли и никак не останавливались. Один из сидевших в комнате объяснял маме, где находится ткацкая мануфактура. Мама взяла свои бумаги, и теперь нам нужно было пойти в Учебный Совет. Там меня и должны были определить в школу. Мама вывела меня из кабинета и нашла в коридоре уголок подальше. Вытерла мне слезы своим платком, наклонилась, чтобы никто не слышал наши разговоры, и тихо сказала:

-Растанна, ты же видишь, что нам сейчас некуда идти. У нас нет денег, почти нет одежды. Никто не станет держать нас здесь насильно. Меня не заставят работать, а тебя не принудят учиться. Но куда нам идти? Где мы будем жить и на что? Тиеренна не будет просто так держать у себя беженцев из Анларда. Если мы откажемся работать там, где им выгодно, нам придется уйти.

-Все равно, лучше уйдем! Зато будем вместе.

-Хорошо. Мы уйдем. Но давай хотя бы подождем до лета. Я отложу немного денег, и летом будет тепло - не так тяжело идти. Может быть, смогу накопить столько, что доедем до моря, а там - на корабле.

-А куда мы пойдем?

-В Эрстенну. Больше некуда... Может быть, там... Они далеко от этих мест, им неважно, что подумает Аркайна. И войны там нет. Но сейчас я не смогу снова идти странствовать. Снова долгие дни в дороге, может быть, ночи под открытым небом... У меня пока просто нет сил.

Мама вздохнула и опять, как утром, закашлялась. Мне стало так жаль ее. И я решила во что бы то ни стало потерпеть два или три месяца, какая бы ни была та школа, куда меня определят. Мне представлялось мрачное здание, длинное, с враждебно поблескивающими окнами. Там плохо кормят, там злые учителя... Ведь хорошая школа стоит денег, и, значит, у меня будет очень плохая школа...

Мы нашли на этом же этаже нужную нам комнату. За столом снова сидело несколько человек. Нам тоже предложили присесть на шаткие, скрипучие стулья.

Начальник учебной комиссии выслушал маму, просмотрел наши бумаги. Высокая полная дама в темно-синем платье достала книгу, раскрыла ее в начале какого-то рассказа и попросила меня прочитать. Рассказ показался мне совсем детским. После этого дала мне листок и продиктовала задачу - опять-таки, довольно простую. Задания, хоть я их сделала совсем легко, меня разочаровали. Раз спрашивают такие пустяки, значит, уж точно не пошлют меня в хорошую школу. Когда я отвечала, вся комиссия внимательно слушала меня.

-Что ж, она довольно взрослая девочка и не может даром есть наш хлеб, - сказал начальник комиссии.

Мама слегка нахмурилась, но промолчала, сидя все так же прямо.

-Думаю, мы определим ее в сельскую школу-общину. Там дети не только учатся, но и работают. Не больше трех часов в день, выполняя посильные им задания. На поле, в теплицах или на птичьем дворе.

Я горько подумала, что, конечно, не буду даром есть их хлеб. Он у меня, наверно, в горле застрянет. Я ведь ничего этого не умею.

-Растанна хорошо танцует. Может быть, ее можно определить в какую-нибудь городскую школу, где она могла бы... - мама это сказала отрешенно, видимо, ни на что уже не надеясь, просто ей хотелось использовать хоть самую маленькую возможность оставить меня в городе.

-Пока, думаю, это невозможно, вот когда она вырастет, тогда, если захочет, и будут средства... - начал один из чиновников, недовольно глядя на маму. Но та высокая дама в темно-синем платье, которая велела мне решать задачи и читать, сказала:

-Ну, почему же, пусть станцует нам, и мы посмотрим и решим, может быть, девочка действительно талантлива?

Мама посмотрела на меня. Начальник комиссии и все остальные тоже ждали, не сводя с меня глаз.

Я не понимала, как можно танцевать без музыки. Но вдруг вспомнила мой сон - танец на снежной поляне под яркой круглой луной. И начала танцевать. Я слышала музыку, она вдруг выплыла из моей памяти. Это была та пьеса, которую мама любила играть, когда у нас было дома пианино. Я плохо пою, но про себя могу услышать мелодию очень точно. Мамина музыка лилась и лилась, невидимые пальцы бежали по клавишам. Они вызывали звуки то нежные, то взволнованные, то печальные. Потом музыка закончилась, и я остановилась.

-Техники никакой, совершенно, - покачал головой один из сидевших за столом. У него были рыжие усы и светло-карие глаза. Мне на секунду стало странно, я ведь еще видела поляну и луну. Но и эта маленькая комната с чужими людьми тоже была настоящей. Но вот снежная поляна растаяла, а тесное душное помещение окончательно стало действительностью.

-Нет, скажу вам, это просто очаровательно, хотя и неумело, - сказала полная дама. А вторая дама, худая, в коричневом узком платье, кивнула.

-Да, пожалуй, но... - снова начал тот, с рыжими усами.

Тут начальник комиссии велел нам выйти и ждать за дверью. В коридоре было уже пусто. Мама устало опустилась на скамейку, а я стала смотреть в окно и гадать, что же они решат. И вот из кабинета вышла та дама, в темно-синем, и улыбнулась мне. Потом обратилась к маме:

-Растанне очень повезло. Мы направим ее в училище при Королевском Театре, на отделение танцев. Принимают туда, правда, с одиннадцати лет, ваша дочь опоздала почти на год. Но если Растанна постарается, то догонит других учениц. Способности у нее есть, однако нужно проявить прилежание и потрудиться. Если же нет... Придется отправить девочку в обычную школу. Было бы жаль - у нее, кажется, в самом деле, талант, и она может стать прекрасной танцовщицей.

Она протянула маме подписанные бумаги и объяснила, что ей следует обратиться к начальнице училища госпоже Фарриста.

На улице было тепло, около луж прыгали воробьи. Повозка, на которой мы приехали, уже исчезла - наверно, отправилась за следующей партией изгнанников. Теперь-то я поняла, почему разрешения на переход границы не выдавали старикам или, наоборот, семьям с маленькими детьми. Ведь с них ничего не получишь. Мы отошли немного от серого здания. Я, наверно, первый раз внимательно осмотрелась вокруг. Широкая улица - два экипажа разъедутся легко, а еще тротуары для пешеходов. Да, вряд ли жители Нартолана переговариваются, как у нас, через улицу, выглядывая из окон. А мы с Гилассой, когда она жила в доме напротив нашего, даже иногда перекидывали друг другу игрушки или еще какие-нибудь вещички.