Инна Лёвина - Изгнанница

Кто меня удивил, так это прима-балерина, Селинда Торффин. Раньше она не обращала внимания на меня, даже голову не поворачивала в мою сторону. А сегодня оглядела с ног до головы презрительным взглядом. Я уже была одета и причесана для спектакля и ждала за кулисами начала балета. Селинда, в пурпурно-золотой одеянии царицы, с какими-то покачивающимися висюльками на лбу и запястьях, сидела в кресле и смотрела на меня надменно-презрительно. Рунния, которая крутилась тут же, за кулисами, шепнула мне на ухо: "Она тебе завидует. Все идут смотреть на тебя, а не на нее". Я почти не слушала Руннию и, уж конечно, не поверила ей. Этот балет ставит знаменитый Нерсален, и идут на спектакль прежде всего из-за него, да и едва ли кто-то вообще про меня слышал.

Я немного волновалась, нет, не то, чтобы боялась, а просто все вокруг будоражило: запах пудры и грима, шуршание юбок и плащей, нестройные звуки настраиваемых инструментов. И вот оркестр заиграл увертюру. Я слушала музыку, закрыв глаза, и ждала своего выхода. А когда началась моя музыка, выбежала на сцену. Все было, как всегда - луч мимолетно блеснул на моем лунном наряде, привлекая взгляд командора, потом свет ушел в сторону, оставляя меня в тени, и я взбежала на скалу под настраиваемых инструментов. И вот оркестр заиграл увертюру. Я слушала музыку, закрыв мелодию флейты и челесты. И вот - раскидываю руки и лечу, замерев на несколько мгновений в воздухе, и луч ярко освещает серебро моего одеянья...

Я опустилась, выйдя из круга света, и тут перелив челесты превратился вдруг в какой-то непонятный шум, почти грохот, как будто где-то за стеной бушевало море, а сейчас оно хлынуло в зал. Это были аплодисменты. Нет, это было что-то необыкновенное - все вскакивали с мест, хлопали, кричали что-то. Я испугалась и растерялась. Зато Тильминк нисколько не смутился, взял меня за руку, подвел, почти подтащил к краю сцены и изящно поклонился. Я тоже сделала реверанс, а потом убежала со сцены.

Когда балет закончился, то все артисты вышли на сцену, те, кто танцевал главные партии, стояли в центре, а мы, все остальные сбоку. Тильминк снова взял меня за руку и вывел в первый ряд. Зрители закричали, захлопали, и около моих ног упало несколько букетов, потом еще и еще... Когда мы кланялись, я потихоньку спросила Тильминка: "Неужели они принесли для меня столько букетов?" Тот ехидно поглядел в сторону примы и прошептал, делая очередной поклон: "Нет, это для Селинды, а досталось тебе, и правильно!" Я знала, что Тильминк не любил Селинду, но мне было жаль ее, и я порадовалась, когда увидела, что и у примы в руках два больших букета - цветов у нее было меньше, чем у меня, но все же. Она посмотрела на мои цветы, потом на меня и улыбнулась. У меня от сердца отлегло - значит, она не сердится, ведь если Смарг сказал правду, что ее букеты достались мне... она должна быть очень зла...

Когда, наконец, закрыли занавес и мы ушли за кулисы, ко мне быстрым шагом подошел отец, обнял и тоже вручил букет - очень большой и красивый.

-Ты просто молодец, - сказал он. Я видела, что ему очень понравилось, как я танцевала. Госпожа Ширх поздравляла меня, девочки толпились вокруг - смеялись, шумели, поздравляли. Наконец госпожа Ширх велела девочкам взять охапку моих цветов и унести в нашу спальню. Я радовалась, но и смущалась немного.

-Нет, теперь ты должна не просто ложиться спать, - сказала Дайлита. Она заглянула к нам в спальню и увидела букеты из роз, лилий и хризантем, расставленных на подоконниках; только один, от отца я поставила на тумбочку около своей кровати. - Ты теперь звезда и должна ложиться почивать, томно и величественно.

Она торжественно легла на мою кровать, прикрыв рукой глаза и протяжно вздохнув. Все засмеялись. Неловкость прошла, девочки начали рассматривать цветы, нюхать и передвигать вазы с места на место. Букетов оказалось всего пять, просто они были такие пышные, что сначала показалось, что цветов необыкновенно много.

Я думала, что успех премьеры потихоньку забудется и все пойдет по-прежнему. Но ничего подобного. И в Театре ("Война трех царств" шла каждую неделю), и в школе я все время чувствовала чужие взгляды - любопытные, недоброжелательные, оценивающие. Мне нравилось танцевать, но самым лучшим было то, что я могла передать то, что никогда бы не сказала словами, у меня просто не получилось. Как будто эту партию придумали для меня - ночь, мягкий свет, журчащие,как ручей, звуки челесты и полет навстречу луне. Но без этого внимания, чаще всего недоброжелательного, было бы легче. Ну почему люди не могут просто помечтать вместе со мной, представляя эту странную ночь, тревожный и свежий горный воздух, свободу, потайные тропки в горах... Какое им дело до меня...

Каждое утро я теперь проверяла туфли - нет ли стекла или клея, проверяла платье, не разрезано ли или не испорчено еще как-нибудь. Свитки с домашними заданиями, учебники на ночь складывала и запирала в тумбочку, а не оставляла разбросанными как попало. Отец уехал по торговым делам, обещав, что не больше, чем на месяц. После возвращения он хотел побыть еще две-три недели со мной, до конца весеннего театрального сезона. А потом мы уедем в Фарлайн.

Это было так неожиданно, так чудесно, так невозможно, что я боялась - что-нибудь сорвется, помешает. И сны снились скучные и тоскливые - как будто меня задерживают на границе Тиеренны и не выпускают, или мы теряем документы и должны вернуться обратно, или не можем уехать, потому что не хватает денег и нужно долго ждать, пока пришлют. Эти сны были нестрашные, но очень томительные и безнадежные.

Заканчивался первый весенний месяц - месяц Талого Снега. В его последнюю неделю шло третье, не считая премьеры, представление "Войны трех царств". Перед спектаклем, под звуки настраиваемых инструментов, суетливые шаги и разговоры за кулисами, я выглянула в зал - потихоньку, через небольшую щель в декорациях. Многие держали букеты пышных цветов. Если все будет, как на прежних спектаклях, то большая часть этих букетов достанется мне. Это снова и радовало, и смущало, казалось лишним и чрезмерным. Мне было бы вполне достаточно, как в нашем балете, появиться на несколько мгновений в луче света, а потом снова шагнуть в тень.

К третьему представлению я уже почти не волновалась. Тильминк дружелюбно кивнул, когда мы стояли за кулисами и ждали нашу музыку. Вот он вышел на сцену, а теперь и моя очередь. Хоть я не волновалась, но очень ждала, когда заиграет челеста, и я снова полечу - в ночь и лунный свет. И чувствовала, что и зал ждал именно этой минуты, все замерло, никто не переговаривался и не оборачивался к соседям. Так бывало, когда на праздник первого снега зажигали иллюминацию в Тальурге - все, кто мог, приходили к ратуше и ждали, когда темноту разобьют разноцветные веселые огни. И хоть и знаешь, что сейчас станет светло и чудесно, но все равно ждешь с нетерпением и волнением, и ужасно радуешься, когда, наконец, зажигают огни. Такое же настроение было и сейчас в зале.