Наталья Норд - ремя Вспомнить. Хроники Метрополии. Часть 1

Сила пленса, его яростная готовность, тоска по живому телу, удовольствиям живого мира - еде, питью, любовному экстазу - поразили Торманта. Он всегда чувствовал эти неупокоенные души междумирья, еще даже до того, как однажды одна из них заговорила с ним устами убогой девочки-шлюшки на постоялом дворе. Ему было пятнадцать лет, и всех его денег хватило только на придурковатую девчонку. Он до смерти перепугался, когда, натягивая на потное тело рубашку, услышал за спиной хриплый потусторонний голос. Все городские байке о мертвых тварях в телах живых и суккубах промелькнули у него в голове. Девка сидела на кровати полуголая, с задранной юбкой, и с усилием вещала. Голос ее, более напоминающий мужской, поведал перепуганному подростку о его незаурядной силе, способности к магии и будущем величии. Тормант, который в то время носил еще другое имя, выскочил из грязной комнаты, сунул деньги хозяину девчонки, и удрал, слыша вдогонку скабрезные шуточки. Он не забыл, и в сумерках, сгущающихся над живыми богами, получил, наконец, подтверждение своей исключительности.

Мальчик лежал на траве, поджав ноги, дыхание его было громким, неровным. Жрец склонился, повернул голову никчемыша к себе. Кровь из носа мальчика пролилась в траву, Тормант вытер ее с лица никчемыша, затер землю носком ботинка, потом тряс Борая, пока тот не открыл глаза и настойчиво несколько раз произнес, ловя мутный взгляд никчемыша:

― Это была игра. Тебе было хорошо и весело. Забудь все остальное, забудь, спи.

Мальчик вновь послушно повалился на землю. Тормант понял, как несказанно ему повезло с никчемышем: тот был как дудка у его губ - пел, когда надо, молчал, когда угодно. Жрец привалился к поваленному стволу, блаженно смежил веки. В памяти всплыло одутловатое лицо госпожи Мартины.

― После, после, ― пробормотал пастырь. ― Подождет. Теперь я могу все.

****

Поутру выяснилось, что с госпожой Мартиной праздновать победу он поторопился. Та слушала жреца за завтраком, сидя в беседке под айвовыми деревьями, а глаза ее выпучивались из орбит.

― Кем? Кем я стану?! Я стану пленсом, я умру!

― Только ваше тело...старое...

― Я старая? ― взвизгнула госпожа Мартина.

Немолодой слуга, подошедший к столу с подносом булок, покосился на гостя.

― Что вы, что вы, ― успокаивающе забормотал жрец, ― я вовсе не это имел в виду. Вы прекрасны, но, вы же понимает, все мы смертны...

― И что? Помирать такой молодой?!

― Почему помирать? Вы же будете живы, будете себя осознавать в новом теле, как сейчас. Конечно, нужно какое-то время на привыкание, но...

― Мне чудесно живется и сейчас! ― госпожа Мартина схватила нож и принялась мазать маслом творожную булку.

― Да, но лучшие годы ваши на исходе, ― вкрадчиво произнес Тормант, опасаясь нового взрыва негодования.

Навязчивый слуга отошел в сторонку, но, видно было, прислушивался к эмоциональной беседе.

― Уже одолевают некоторые хвори, и экстазы не такие продолжительные...

Госпожа Мартина угрюмо куснула мягкое тесто.

― Представьте молодое, прекрасное тело юной девушки, которую вы можете выдать, скажем, за свою родовитую племянницу, дочь покойной сестры, поселить в этом самом доме на законных основаниях.

― А куда денусь я?

― Это и будете вы, ― Тормант мысленно досчитал до четырех. ― В теле молодой, прекрасной девушки.

Госпожа Мартина призадумалась, но, к раздражению жреца, покачала головой:

― А если я потеряюсь? Я умру! А если придут саги и выгонят меня? Как я стану жить без тела?

Тормант всплеснул руками:

― Саги? Кто нынче боится сагов? Наш король - почти жрец Храма Смерть Победивших! И что же думаете, вы первая, кто меняет тело? Уж поверьте, скоро очереди поклонников будут выстраиваться перед Храмом, чтобы отдать за это огромные деньги! Вы знаете, сколько заплатила одна дама за прекрасное, юное тело невинной девушки?

Тормант негромко назвал сумму. Госпожа Мартина изменилась в лице.

― Она ныне жива и здравствует. А вам я предлагаю эту...почти безболезненную операцию бесплатно, в знак моего расположения. Мне больно видеть, как ослепительная поклонница упускает подобную возможность, поскольку я один из немногих жрецов, способных пересадить вашу суть в другое тело.

Госпожа Мартина задумалась, ее губы и подбородок блестели от масла.

― Где же мы найдем такое тело? ― спросила, наконец, поклонница.

Тормант с облегчением принялся за фаршированные фазаньи яйца.

― О, не волнуйтесь. Я обо всем позабочусь сам. Вам только нужно поехать со мной в Патчал и пожить немного в специально нанятом для вашего удобства доме.

― В столице?

― Разумеется.

― Она точно будет молодой?

― Ну разумеется!

― И красивой?

― Выберем самую красивую!

― А если ее кто-то узнает? А то буду уже я?

― А мы найдем сироту.

****

― Госпожа Мартина уезжает в паломничество, ― обратился Тормант к лавочнику.

Хитрая физиономия лавочника отобразила все его предположения по поводу того, в какое именно паломничество отправляется госпожа. Но вид дамы, с покрасневшими глазами восседающей на крепкой гнедой кобыле, одетой по-дорожному и не взявшей с собой никого из прислуги, заставил его усомниться в собственных выводах.

В седельных сумах у поклонницы было несколько предметов первой необходимости и одежда в дорогу. Жрец накануне с трудом убедил ее не брать ничего лишнего в 'новую жизнь'. Вдова до последнего пребывала в сомнениях. Служанка всю ночь бегала на кухню и заваривала успокаивающие травы. Утром госпожа Мартина собрала слуг и прерывающимся голосом сообщила о своем отъезде. Шокированная челядь обещала дождаться 'новую хозяйку' и служить ей верой и правдой. Несколько недовольных попросили было расчет, но обещали подумать в ответ на заверения, что уклад их жизни не измениться, а жалованье, напротив, будет увеличено.

Тормант и госпожа Мартина выехали верхом из поместья лишь в третью четверть после рассвета, жрец злился, что сам, по дури, запамятовал, как волокитно делаются дела на селе.

- И скоро ли ждать назад нашу прелестную госпожу? - бросив на Мартину масляный взгляд, поинтересовался лавочник.

- Увы, - со вздохом ответил Тормант. (Дама отвернулась, кусая губы). - Госпожа покидает вас навеки.

- Как же, - забеспокоился лавочник, - это что, назад, что ли, не вертаетесь? А поместье, а земли, неужто продадите, госпожа? Или храму этому вашему? Неужто храму отдадите? И что за паломничество такое, что родное село навсегда покидать надобно?

― Госпожа станет жрицей нашего храма и будет служить в нем до конца дней своих. Все свое состояние и имущество она оставляет своей племяннице, госпоже...запамятовал...

― Госпоже Маре, ― прошептала поклонница.

― Госпоже Маре из рода Балез, ― лучезарно улыбнулся жрец.